Сумбур, вызванный приездом Ингвара, стал потихоньку спадать, и вскоре жизнь в доме потекла своим чередом, хоть и с малыми изменениями. Северянин познакомился с обитателями села: священником тер-Гарегином, кузнецом Маштоцем и с остальными (пастухами в основном, которые расспрашивали его о том, что происходит за пределами их деревеньки, и встревоженно пожимали плечами, слыша о войне и повсеместных разорениях). Многие говорили, что стоит подняться выше в горы и уйти ещё дальше от оживленных путей – поживиться-то в их деревне нечем, но можно ведь и просто под горячую руку попасть. Крепких мужчин в деревне оставалось немного, они кровь свою лили, кто где; старики ворчали – им не хотелось сниматься с мест; женщины тяжко охали, но молчали, не спорили; и только мальчишки радостно, в предвкушении приключений вострили уши: «Когда? Когда?» Ингвар наблюдал за мальчишками с улыбкой, ему не верилось, что он глядел так же всего лишь какие-то месяцы назад. Близость смерти старит. А Ингвар со смертью ходил рука об руку.
– Если уходить, – рассуждал Варужан, – то сейчас идти надо, чтобы второпях потом не бежать в исподнем одном.
Тер-Гарегин насупленно мотал головой:
– Я церковь не оставлю, как-нибудь пережду, мне её Бог вручил…
Варужан утомлённо присвистнул, он был вдвое, а то и больше, старше священника и потому позволял себе позабыть о том, что блаженны кроткие.
– Тебе Бог людей вручил, святой ты отче, а не четыре кривые стены без купола, так что коли пойдем – тебя в охапку возьмём, на мученический венец и не надейся…
Священник не нашёлся, чего ответить, а дальше общий гомон не позволил ему продолжить.
Ингвар понимал: если до первых снегопадов он не найдёт тер-Андраникова проводника, то зимовать останется с этими людьми. Какая-то часть души северянина этого очень хотела, а ещё больше этого хотел мальчишка Арам, но груз тяжёлых важных вестей вновь и вновь заставлял Ингвара садиться верхом и рыскать по окрестностям в поисках нужного человека. Проводник этот никак не отыскивался, но кое-какие новости собрать получалось. Люди опять рассказывали, что Ашот Еркат лишился всего войска и засел с горсткой людей в какой-то крепости – тут не обходилось без грустных сравнений с его отцом. Юсуф вёл осаду лично, в Двин всё прибывали арабские отряды, а владетельные князья поддерживать царя отказались. Ингвар понимал, что в этих сплетнях могло не быть и слова правды, но хотя бы отзвуки её вкрадывались наверняка, значит, дела шли и впрямь хуже некуда.
Но что теперь могли сделать ему эти вести? Ему, который был мёртв и ожил, ему, чувствовавшему ещё недавно тлетворное дыхание смерти, причём смерти душевной, после которой и сама жизнь осталась бы мечом без клинка… Все самые великие и интересные вещи случаются внутри, в душе человека, а не снаружи… Если в чём тер-Андраник и ошибался, то точно не в этом. Его прядь не о подвигах, она о настоящих чудесах.
Сегодня Ингвар вернулся засветло, хотя темнело теперь всё раньше. На скамейке перед домом сидела Ануш, она уже настолько окрепла, что подолгу гуляла сама, без чужой помощи и поддержки. Северянин спешился и кинул поводья Араму, чтобы тот отвел Пароха на конюшню.
– И накорми, – попросил он.
Арам с готовностью кивнул, к любым поручениям Ингвара он относился с величайшей ответственностью. Мальчишке осточертело сидение с прадедом и женщинами, поэтому появление такого бывалого воина он тоже рассматривал как милость Божью.
Ингвар подошёл к Ануш и сел рядом. Ему нравилось их понимающее молчание, но он знал, что и вечно так продолжаться не может. Им нужно поговорить. Ануш куталась в шерстяное покрывало; смешанные осенние цвета, отражаясь от солнца и облаков, плясали по её волосам, собранным в косу. Ингвар переводил взгляд с её волос на свои сапоги и глупо молчал. Разительная разница этого молчания с тем, что было прежде, встряхнула его и придала смелости.
– Почему ты бежала? – голос его охрип, как всегда от волнения. – Это тебе жизнь спасло.
Ануш облизнула губы, тоже от волнения, но лицо её всё же было не в пример спокойнее, даже чем в тот памятный вечер в Еразгаворсе.
– А как ты думаешь? – спросила она, но потом сразу, не дожидаясь ответа, добавила: – Бежала, потому что по-другому не могла.
– Не могла? Но другие… – начал было Ингвар.
– Мертвы.
Голос Ануш дрогнул, она замолчала, сглатывая слёзы.
– Они мертвы, – повторила она затем вновь, но уже твёрдо. – И я должна была быть… Но накануне я бежала, потом пряталась в лесу, потом видела сполохи, как там горело всё… Молилась за них, за себя, о спасении…
Хаос и страх её недавней жизни пробирались и в её рассказ.
– Но как ты узнала? – спросил Ингвар.
– Я и не знала, – пытаясь улыбнуться, ответила Ануш. – Просто не могла больше… Больше всего от усталости. Поняла, что если не уйду, то тебе никогда не скажу больше… Да ничего не скажу, потому что не увижу. Когда проходишь между огней… – девушка сбивалась и говорила смешанно, – всё лишнее сгорает, ну или усыхает как-то, меняет форму, понимаешь? И с лишними мыслями так же. Я поняла, что, если хочу найти тебя, поиск этот моим решением должен быть. Ты свой шаг сделал уже… Женщина должна идти за мужем – у меня нет мужа. Тогда за родителями, почитать отца и мать… Но моя мать мертва, а отец как всегда где-то в краях, где и рисунок звёзд иной… Я оказалась одна и предоставлена себе. Может быть, это первый раз в жизни, когда я могла сделать свой собственный шаг. Даже Бог не может помочь человеку без его ответа и согласия… Это стало моим ответом.
Ингвар задумчиво вертел в руках Ваганов крест, ещё и не осознав даже, что значили для него эти слова.
– Я бы хотела, чтоб со мной пошли и другие, – продолжала тем временем Ануш. – Но Ваган и слышать ничего не хотел, а для Ани это было слишком опасно. Я же не знала, где тебя искать, куда идти. Просто отряд собирался уйти в горы, пережидать зиму там, где спокойнее, а я с ними пойти не могла… и бежала. Они должны были уйти на следующий день, но не успели. А я спаслась, хотя и оглянулась на горящее селение, как жена Лота…
– Я знаю эту историю! – перебил вдруг Ингвар, только потом подумав, что от него сейчас ждут совсем других слов.
– Да, – кивнула Ануш. – Только я не стала соляным столбом.
– А встретила Пароха, – улыбнулся северянин.
– На другой день. Он бродил близ деревни довольно понурым.
– Как и ты.
– Да, и продолжили побег мы уже вместе, – девушка бросила взгляд в сторону конюшен.
Дальше Ануш рассказала, как скакала к северу по той же дороге, хотела разыскать тер-Андраника или оказаться в одной из нетронутых врагом крепостей, найти там помощь. Но с каждым днём ей становилось хуже и хуже, последние фарсахи она проехала едва ли не в беспамятстве, а Парох был предоставлен сам себе. То, как её сняли с коня, принесли в дом, пытались лечить, осталось в её памяти лишь рваными кусками. Сквозь забытье и тяжёлый недужный бред она видела и склонившийся над ней силуэт Ингвара, она боялась верить, что это по-настоящему, и полагала одним из видений. Хотя сердечное чувство и подсказывало ей правду…
Рассказал свою историю и Ингвар, целиком: от безумной вылазки в Двин до самого расставания с Рори, хотя и опустив разговор с Ваганом и некоторые кровавые подробности. Ануш слушала рассеянно, пыталась задавать вопросы о прошедших событиях, о людях-участниках, но получалось у неё невпопад; когда, наконец, повествование дошло до похорон Ани, Ануш сначала неестественно скривилась, а потом зарыдала. Она плакала долго и в голос, так, что Айцемник (или Аревик?), бросив свою суету у тонира, кинулась ей на помощь, но, увидев Ингвара, вернулась в дом. Ануш всхлипывала и вздрагивала всем телом, Ингвар, прервавшись, сидел в растерянности, не зная, как и поступить, и в конце концов решился и обнял девушку. Он чувствовал, как дрожат её плечи, неловко гладил её по волосам и повторял какую-то утешительную чепуху, Ануш уткнулась носом в его кафтан, продолжая всхлипывать, но уже глухо и жалобно.
– Ну-ну, перестань, – по-дурацки приговаривал Ингвар. – Я же люблю тебя.
На последних словах Ануш подняла голову и посмотрела на северянина своими карими, но теперь красными и опухшими от слёз глазами. Она отчего-то напомнила Ингвару маленького напуганного медвежонка.
– Правда? – спросила она.
Ингвар прикусил губу и кивнул.
– И я тебя люблю, – ответила Ануш.
Они сидели на скамейке посреди осени, опустошённые своими историями, сплётшимися теперь воедино, наполненные своими словами, сказанными наконец своевременно. Никто из обитателей дома их не беспокоил. То ли у всех нашлись дела поважнее, то ли все теперь спрятались, стараясь не мешать влюблённым. Слетали с деревьев листья, лаяли вдалеке собаки, шумел о своём скот в загонах, а Ингвару и Ануш было светло и спокойно, как никогда прежде.
* * *
Бесплодные поиски проводника наконец увенчались успехом в придорожной харчевне в полудне́ пути на восток, в которую Ингвар с Арамом приезжали уже раз третий. Это местечко лежало ближе к оживлённым путям, и вероятность искомой встречи там в разы возрастала. Арам, конечно, в этих краях был уже не помощник, но Ингвар успел неплохо изучить местность и сам. Заведение, грязноватое и тёмное, нехватки в посетителях, однако, не испытывало. Хозяин, невысокий мужичок с седым хохолком на плешивой макушке, Ингвара уже знал и велел сразу подать ему выпить. Северянин перед тем, как сесть за кружку, громко, на манер предобеденной молитвы прочитал условленные слова; теперь оставалось только ждать.
Сурен (так звали хозяина) был заядлым охотником и всякий раз приседал на уши Ингвару со своими историями.
– Детей я никогда не убивал! – с жаром рассказывал он о своих похождениях, имея в виду животных. – На лося, на медведя, на кабана ходили, но только взрослых бил, детей – никогда!
Ингвар кивал, он не умел поддерживать такие разговоры, но этого и не требовалось.