Извинения длились бесконечно долго, поэтому Андрей пошел на кухню – распорядиться насчет завтрака.
– Татьяна Ивановна, вы могли бы пожарить блинчики? Мороженое у нас есть? – Андрей уставился в холодильник.
Татьяна Ивановна посмотрела на него с подозрением. Здоровый образ жизни Панова исключал всяческие блинчики, булочки и прочие соблазны.
– Понадобится ваш кефир, – ответила она.
Кефир Андрей пил по вечерам.
– Замечательно! – обрадовался он. – Кстати, вам нравится что-нибудь из моей мебели?
Татьяна Ивановна уронила ложку.
– Я продаю квартиру, – заявил Андрей. – Так что если вам что-то нравится, забирайте. Я буду вас рекомендовать новым владельцам.
И тут Татьяна Ивановна неожиданно разревелась.
– Ой! – воскликнула Маша, входя на кухню.
Андрей с Машей изо всех сил утешали домработницу.
Всхлипы и придыхания вскоре перешли в описание трагической картины: зять Татьяны Ивановны болен раком крови, и они всем миром собирают деньги на его лечение.
«Сколько она у меня зарабатывает? – подумал Андрей. – Тысяч двенадцать?»
– Пятьдесят тысяч евро… – задыхалась Татьяна Ивановна.
– И сколько у вас уже есть? – поинтересовалась Маша.
– Пять! – выкрикнула домработница, и слезы опять полились потоком. – Машину продадим – будет десять… В долларах…
– Я дам вам денег, Татьяна Ивановна, – произнес Андрей. – Пятьдесят тысяч евро.
Далее последовали удивление, шок, головокружение, слезы, восторг, благодарности на грани нервного срыва…
А Панов даже не понимал, зачем все улыбаются и только что руки ему не целуют. Ему не нужны деньги. Он приговорен. Он сделал это не от душевной широты, не из прекраснодушного альтруизма.
Маша приготовила блинчики. Андрей выписал чек. Татьяна Ивановна в очередной раз попыталась упасть в обморок, и Андрею пришлось везти ее домой.
В общем и целом он был недоволен. Благотворительность стоила ему большой самоотдачи.
По дороге домой Андрей заехал в банк, перевел на счет владельца дома оставшиеся деньги, позвонил риэлтеру, попросил оформить право собственности и продать квартиру.
– Деньги нужны быстро, – заявил он. – Продавай за ту цену, которую дадут.
Спустя полчаса Панов исподтишка наблюдал за Машей, которая стояла у подъезда.
«Отвратительно!» – думал он.
Вчера Маша была в бежевой рубашке с коротким рукавом, в бежевых капри и в босоножках «прощай, молодость» цвета кофе с молоком. Наряд завершала коричневая сумка оттенка детской неожиданности, который модные издания сгоряча прозвали карамельным, и платок на горле – коричневый в белый горошек.
Он погудел, покричал и все-таки вышел из машины – Маша так и не сообразила, что все это внимание оказывают ей.
– Давай, едем, – Андрей потянул ее за руку.
– Куда?
– По магазинам.
В ЦУМе Маша уперлась, как ослица, и не могла сдвинуться с места. Андрей ходил вокруг нее кругами, убеждал, но она, видимо, впала в ступор и не могла пошевелиться.
– Маша, я пошел! – взорвался Андрей. – А ты оставайся.
И ушел. Она догнала его на улице.
– Я не понимаю… – лепетала она.
– Прости, дорогая, но ты выглядишь, как реклама дома престарелых! – со всей возможной грубостью заявил он. – Тебя надо переодеть и причесать.
– Зачем? – растерялась Маша.
– Затем, чтобы ты была похожа на женщину! – отрезал Панов.
Маша заплакала. Слишком много слез для одного дня.
Но она неожиданно сдалась, и они вернулись в магазин.
Машу влекло к цветастым хламидам и шифоновым кофточкам, но Андрей, поднаторевший в моде, гнал ее от вешалок и не разрешал даже померить. Он точно представлял, как должна выглядеть его подопечная.
– У тебя же прямые волосы? – поинтересовался он.
Маша кивнула.
– Так зачем ты эти кудельки накручиваешь? – возмутился Андрей.
Они купили много черного. Брюки с небольшим галифе на бедрах. Топы с одним рукавом. Легкие пиджаки в военном стиле. Серебряные босоножки с тысячей ремней. Драпированные платья. Малиновые платья. Фисташковые топы. Ярко-синие, сочно-голубые, белые с красными цветами рубашки.
На распродаже зацепили пальто с эполетами.
Страшную Машину торбочку Андрей выкинул сразу после того, как она получила несколько стильных сумок, которые обошлись Андрею в целое состояние.
– А ты не разоришься? – с опаской спросила Маша, в глазах которой наконец-то промелькнул охотничий азарт.
– Да ерунда! – отмахнулся он. – Сейчас поедем мои машины продавать. Мне с утра звонят без перерыва. Только к одной знакомой завернем. Посмотришь там себе тряпочки.
Не без труда они добрались до шоу-рума «Персонаж», где Маша, слава богу, впала в раж и вынесла половину магазина. Андрей с удовольствием смотрел, как она покупает все без разбора – всех цветов, всех фасонов – и думал, что из этой девушки, возможно, выйдет толк.
В половине седьмого они продали «Ниссан». Сразу за ним – «Порше».
Вчера ночью Андрей дал объявления в Интернете. Жадничать не стал – он знал, как это здорово – купить хорошую машину за небольшую цену, и решил устроить неизвестным автолюбителям прощальный подарок.
А потом Андрей отвез Машу в салон, где ей сделали прическу «боб» – фокус был в том, что сзади волосы остригли до плеч, но спереди они спускались до груди.
Маша сияла.
А вечером они целовались.
– Хочешь в джакузи? – прошептал он.
Маша кивнула.
Они сидели там голые, хоть Маша поначалу и краснела. У нее была отличная фигура, красивая грудь второго размера, не особенно длинные, но крепкие аппетитные ноги.
Андрей хотел ее, но чего-то не хватало… Не то чтобы страсти, а влюбленности. Ему действительно захотелось влюбиться – чтобы его последний роман остался в душе, которая скоро покинет грешное тело.
К Маше он испытывал влечение и даже пообещал себе завершить этот чудесный вечер новой жизни хорошим сексом. Пусть девочка запомнит его не только как друга, но и как любовника.
В постели она была довольно неумелой, но горячей. Андрей даже забеспокоился – Маша в буквальном смысле раскалилась: ее кожа обжигала.
После первых двух попыток он насторожился.
– Все в порядке? – спросил он.
Маша отчаянно кивала.
В очередной раз ничего не удалось.
– Что-то не так? – он заглянул ей в глаза. – Маша, ты что… Я твой первый мужчина?! – Догадался он.
Андрей попытался соскочить, но она его удержала.
– Ты хочешь… – он смутился. – Стать женщиной?
– Ну а ты сам как думаешь?! – возмутилась Маша.
– Тебе больно? – разволновался он.
– Послушай! – Маша, кажется, рассердилась. – Ты сделаешь это! И не надо всяких там «я недостоин»!
Такая Маша ему нравилась. Решительная. Уверенная.
И он это сделал.
Трудно назвать это полноценным сексом, да и впечатления были самые прозаические, но Маша, кажется, осталась довольна, хоть и стонала от боли.
– Че-ерт… – Маша уставилась на пятна крови. – Твои простыни умерли…
– А мы их сейчас на террасе вывесим! – воскликнул Андрей. – Чтобы все знали!
– Что?! – Маша подскочила на кровати.
– Шутка! Стой! – Андрей отбивался от увесистой диванной подушки, которой она его колотила.
– Спасибо… – сказала она, успокоившись.
Погладила его по руке.
– А как ты умудрилась… – запнулся Андрей.
– Очень просто! – Маша всплеснула руками. – Во-первых, мама ходила вокруг и говорила, что надо беречь честь смолоду и вплоть до замужества. Ну а когда я решилась, то всем говорила, вот, мол, девственница я, а они боялись и отвечали, что все это очень серьезно, что я – святая, лучше не сейчас… А потом все исчезали куда-то. Это что, так сложно – лишить человека девственности?
– Ну-у… – задумался Андрей. – Не то чтобы…
Они всю ночь занимались сексом.
Андрей все боялся, что Маше неприятно, плохо, но она говорила: «Плевать!» – и хотела его с таким самозабвением, что устоять было невозможно.
С утра он преподнес ей сюрприз – чемоданчик косметики.
– Ой, я же не крашусь… – поскучнела она.
– Это ты вчера не красилась, а сегодня начнешь! Ненакрашенную я тебя дома оставлю! – пригрозил Андрей. – Увольняться надо во всеоружии!
– Кому надо?… – Маша побледнела.
– Тебе!
– Я не могу…
– Маша, ты работаешь в гнусной маленькой конторе! – возмутился Панов. – Поверь, я тебя пристрою на хорошую работу! С дипломом МГИМО, знаешь ли…
Ее пришлось уговаривать. Но недолго – не прошло и часа, как Маша сдалась.
Он отвез ее в офис, а сам поехал на работу – писать заявление об уходе.
– Ребята! – воззвал он к совету директоров. – Я увольняюсь. Прямо сейчас. Знаю, что вы скажете, но дело в том, что я смертельно болен и жить мне осталось два месяца. Думаю, многие из вас… кроме Лисицина… поймут, что просиживать в конторе в такой ситуации было бы непростительной ошибкой.
Насте он на прощание преподнес кольцо с голубым бриллиантом – то самое, «Булгари», которое некогда дарил Алине.
Хотел оставить хорошую память о себе. Если он ничего толкового не сделал при жизни, так пусть же хоть после смерти его вспоминают как достойного человека.
Глава 14
Стоит ли надеяться, что на вопрос: «О чем вы мечтаете?» – можно услышать оригинальный ответ? Вряд ли. Люди отличаются друг от друга – но горе и радость все мы представляем одинаково.
Когда происходит нечто ужасное: война, террористический акт, катастрофа – мы заглядываем в глаза соседей и видим там точно такую же боль, как и в собственной душе. И мы ощущаем родство и единство.
Точно такая же подоплека и у беспричинной радости, например, по поводу хорошей погоды, или праздника, или победы, пусть хоть сборной по футболу – все счастливы одинаково, и большинство лишь потому, что радость передается по воздуху, заражает все вокруг.
Нелли, школьница, 15 лет: «Ну, я мечтаю стать мамой. Хочу много детей, штук пять, и хочу жить с ними на берегу большого озера. И чтобы муж привозил мне каждый вечер в подарок какое-нибудь украшение. А потом, когда я стану старой, я подарю их своей внучке и скажу, что все это наши фамильные драгоценности».