Между тем атакующие, опомнившись, снова начали палить. Это был не град пуль, стреляли не из автоматического оружия, но достаточно плотно, высовываться было опасно. По звукам выстрелов Алексей определил, что огонь вели из пистолетов, а не из ружей. Это точно были не перепившиеся охотники. Это были профессионалы, вроде них самих. Но кто они?
Пули методично продолжали стукать в ствол березы, зарываться в землю рядом. Долго так отсиживаться не получится, это было ясно.
– Ничего, Андрюха, я за тебя отомщу, – сказал Алексей.
Он подождал некоторое время. Стрельба утихла, похоже, перезаряжали пистолеты. Затем с той стороны стали время от времени быстрые шаги и иной раз хруст оказавшихся под ногами сухих сучьев. Следовало понимать, враг приближался перебежками от дерева к дереву.
Интересно, задели ли они Паутова? Если бы ранили, он бы сейчас орал. Может, убили? По идее это он, президент, скорее всего, цель этих ребят, а не они с Андрюхой. Алексей вглядывался в кусты орешника, но за ними ничего не было видно. Если Паутова пристрелили, то и ладно, подумал он, им же с Андрюхой легче. Вернее, не им – Алексей посмотрел на безжизненно лежавшего напарника, – не им, а теперь уже одному ему, Алексею. Если бы Андрюха был жив, а президент мертв, то можно было бы попробовать договориться с этими прыткими агентами неизвестно какой службы, чтобы разойтись миром. Раз уж цель обеих команд достигнута. Но уже не получится. Жив ли Паутов или нет, неважно. Важно, что погиб Андрюха. И за него надо отомстить.
Улучив момент, Алексей быстро выглянул из-за березы. Нападавшие помаленьку приближались. Их было трое, все в обычных офисных костюмах – таких же примерно, какие были на нем и на Андрее. Да, это точно не охотнички. Если позволить им приблизиться, лунка, в которой он с Андреем лежал, уже не будет надежным окопом, как сейчас. Надо было на что-то решаться.
Нужно нападающих чем-то отвлечь. Тогда можно будет подстрелить хотя бы одно из них, а повезет, так и парочку, и соотношение сил резко изменится.
Алексей сел, прислонившись спиной к березе. Затем ухватил Андрея за грудки, встал, подтянул его вверх. Мощный ствол берез все еще надежно прикрывал их. Алексей достал из-за ремня пистолет (Андрей в этот момент висел, удерживаемый одной его левой рукой, на которую), изготовился к стрельбе. Алексей пристально посмотрел в бледное, залитое кровью лицо напарника. «Я отмщу за твою смерть, Андрюха», – шепнул Алексей и толкнул товарища обратно в канаву так, чтобы нападавшим показалось, будто на них из-за березы бросились в отчаянную контратаку.
Как и ожидал Алексей, нападавшие тут же среагировали, они высунулись из-за укрывавших их деревьев и стали палить по Андрею, а между тем сам Алексей, из-за другого края березы, очень метко отработал по неприятелю – двоих вывел из игры. Причем обоих насмерть: одному прострелил голову, за долю секунды успев порадоваться, что отплатил ровно той же монетой – голова за голову, а второго ранил в шею, и тот хрипел совсем недолго. Третий, отстреливаясь, начал отступать и вскоре скрылся, бросив товарищей на поляне боя.
Алексей склонился, стоя на коленях, над напарником. Теперь у Андрея еще и левая сторона сорочки на уровне груди была темно-красной. В сердце попали, заключил Алексей и мрачно склонил голову, пытаясь сообразить, что дальше делать. Тащить тело друга к машине? Ведь Паутов, возможно, тоже мертв, от внимания Алексея не ускользнуло, что стреляли не только нему и Андрею, немало пуль было выпущено в сторону орешника, и трудно было уцелеть после такого плотного обстрела. Если же Паутов уцелел, то, надо думать, либо давно сбежал, либо схоронился и притих где-то там. Наверно, надо сначала пойти к орешнику, чтобы прояснить ситуацию с президентом, а потом уж браться за Андрюху.
Но тут его размышления прервал стон лежавшего на боку напарника.
Алексей даже сел в траву от неожиданности.
Андрей, продолжая стонать, потянулся рукой к голове.
– А? – Алексей словно пытался уточнить, что происходит (уточнить скорее не у самого Андрея, который, собственно, ничего и не сказал, а у некоего распорядителя судеб, чье высказывание было налицо). – Жив?!
Андрей открыл глаза.
Такого не могло, конечно, быть. После ранений в голову и в ту часть груди, где сердце, нельзя выжить. Алексей не верил в происходящее. «Это просто короткое чудо, но последние Андрюхины секунды», – подумал Алексей.
– Земляника, – с блаженной улыбкой прошептал Андрей.
Алексей посмотрел в направлении взгляда товарища. На краю канавы и в самом деле рос развесистый кустик земляники.
– Ага, спелая, – с готовностью подтвердил Алексей, – как ты хотел.
Алексей осторожно выглянул из канавы, вокруг все было тихо. Тогда он поднялся и присел к кустику земляники, стал аккуратно срывать стебельки, на которых фонариками висели крупные красные ягоды.
Когда Алексей вернулся к товарищу, тот ощупывал левую сторону груди, брови его были сурово сдвинуты, он, похоже, пытался осознать, что произошло, вернее, уже осознал, но был не в состоянии принять правду.
Алексей засуетился, чтобы отвлечь напарника от тяжелых мыслей, приговаривая что-то незначащее, мол, все будет хорошо, вот и земляничка так кстати подвернулась. Алексей стал подставлять ягоды ко рту товарища, а Андрей – срывать их одну за другой губами. Но едва он начал жевать ягоды, лицо его вдруг потеряло всякое выражение, голова упала на траву, глаза закрылись, а из угла рта вытекла красная струйка.
– Черт, – сказал Алексей. – Проклятье.
* * *
Данила сидел в своей рабочей конурке, которая благодаря новенькой табличке на двери теперь гордо именовалась «Серверной», и читал, что пишут люди в интернете о его инициативе. И с удивлением обнаружил, что кто-то сходу окрестил его открытое письмо в ООН манифестом. Некоторые пользователи подхватили название, и очень скоро иначе, как «Манифестом Емельянова», письмо Данилы никто уже не называл. А он-то думал, что слово «манифест» давно себя изжило, что оно покрылось слоем пыли, омузеилось и ничего, кроме скепсиса и зевоты, вызвать не способно.
Одновременно с этим по просторам интернета неслась волна информационного цунами. Только-только землю облетела новость о соединении России и Белоруссии, а тут как снег на голову известие о крушении российского самолета со всей верхушкой власти, гибель президента Паутова и воцарение в Кремле белоруса Микулова. Видеокарикатуристы новостных блогов состязались в иллюстрировании сногсшибательной новости. Некоторые из этих роликов, получив реактивное ускорение в YouTube, с фантастической стремительностью разносились по социальным сетям, набирая невероятно широкую для политических сюжетов аудиторию. Особую популярность приобрел ролик, в котором под мелодию «Back in the USSR» перемежались кадры из выступления Микулова, поносящего перед микрофоном капиталистический Запад, и эпизода из «Терминатора-2», где куски, на которые развалился замороженный «плохой» робот, отогретые возникшим рядом пожаром, превратились в текучие капли металла и начали собираться в лужу, а из нее стал расти фениксом возрождающийся все тот же «плохой» робот, безжалостный убийца, воплощение зла.
На этом фоне большинство людей, комментировавших «Манифест Емельянова», отнеслось к нему сочувственно. Письмо в ООН нашли жестом отчаяния, символом протеста против неожиданно возникшей в России неприкрытой деспотии под руководством Микулова. Но были и те, кому идея понравилась в принципе, вне зависимости от того, кто был ее автором и в какой стране он живет. Иные были воодушевлены фразой из манифеста: «В современном мире, прямо сейчас, больше не может быть разделения на развитые и недоразвитые страны, на передовые и отстающие нации; никто не обязан никого догонять на макроуровне, лишь на личностном уровне человек должен решать, следует ли ему развиваться, и если следует, то в какой сфере знания и деятельности».
Тон комментариев к письму Данилы не изменился, впрочем, и после следующей потрясающей новости, появившейся в интернете этим утром – о том, что, скорее всего, президент Паутов все-таки не разбился. Кто-то, надо полагать, какой-то житель Подмосковья, выложил на YouTube снятую на видео авиакатастрофу, правда, запись была не очень хорошего качества, наверное, съемка велась телефоном. Тем не менее было отчетливо видно, как при падении самолета, когда лайнер с горящими двигателями был почти у земли, когда он уже стал задевать верхушки деревьев, от фюзеляжа отскочил большой люк с изображенным на нем двуглавым орлом, и тут же из открывшегося проема вылетел сидящий в кресле человек. Почти сразу же под креслом показались яростные языки пламени. Затем кресло с седоком взметнулось на высоту, на приличную высоту, и вот, уже пустое, полетело вниз, а через пару секунд в небе, в том месте, откуда кресло только что начало падение, появился купол раскрывшегося парашюта, под которым на стропах болталось чье-то тело. Парашют крашеный оранжевой краской с отсвечивающим эффектом был четко различим на фоне темного неба, в нем отражался свет удаляющегося за лес пылающего самолета. Когда лайнер рухнул и окрестности озарились вспышкой взрыва, парашют на некоторое время стал особенно виден и заиграл всполохами отсвета.
Данила быстренько восстановил работу компьютерной сети на бычьей станции, переустановил таймер своей мины на плюс 60 суток, но из серверной он сразу не ушел, как планировал – интернет не отпускал. Происходящее в России казалось диким сном, а разнообразие толкований этих событий в сети завораживало. Лишь теперь Данила по-настоящему удивился тому факту, что авиакатастрофа произошла не просто где-то в России, а около Быково, невдалеке от станции, где находился сейчас и он сам. А теперь вот еще и десантирование таинственного пассажира из президентского самолета, видимо, самого Паутова…
* * *
– «Проклятье» – не то слово, – внезапно очнувшись, ответил Андрей. – Сволочи!
На глазах изумленной публики (в лице напарника) он стал, кряхтя, приподниматься. Оперся сначала на локоть левой руки, потом, выпрямив руку, – на ладонь. И сел. Правую руку он сунул под пиджак на уровне груди и выудил оттуда металлическую фляжку.