— И что, эти бои транслируют на разные планеты? — спросил я, обращаясь на языке людей.
— Конечно, на все содружество. Тысячи планет, сотни цивилизаций. — Ответил Хакер. — Даже тут, где-то глубже, будут мониторы. Можно и посмотреть, и ставки сделать.
— На ставки нужна валюта, — усомнился я.
— Выживание и есть валюта. На твой счет начисляют за каждый день, за каждое убийство, за каждый красивый поединок. Да еще и чаевые от спонсоров. Некоторые убийцы становятся здесь богатейшими людьми в галактике.
— И потом умирают, как любой другой бродяга под забором, — буркнул Молчун.
Вряд ли мне что-нибудь смогут начислить. Вряд ли у меня здесь из ниоткуда появился счет. Что вело к новому вопросу:
— А как вас вообще идентифицируют?
— Кардиомонитор с генетической привязкой, — Хакер задрал одежду и показал едва заметный шрам между ребрами под левой рукой.
Молчун посмотрел на него, и тоже задрал свое тряпье. Такой же шрам.
Архитектор не понимала, что именно мы обсуждаем, но видела, что мы делаем. Она слегка замялась, но в конце концов, мы были практически другого вида. Она задрала одежду и показала такой же шрам, только с правой стороны:
— У нас сердце смещено вправо, хоть и немного, — почему-то решила пояснить она.
Хакер не знал, что она сказала, поэтому продолжил о своем:
— Их не только преступникам ставят. На некоторых планетах вообще всем. Вот им — показал он на Архитектора, — всем поголовно. Называется контроль благополучия. Удобно, медицина может вовремя подоспеть если что не так. По крайней мере, под это дело их всех поставили на мониторинг. Теперь у них ни плюнуть, ни растереть нельзя, найдут моментально.
Архитектор добавила от себя, заправляя одежду обратно, не догадываясь, о чем говорит Хакер, но, по сути, говоря о том же:
— На двух планетах зашивают с рождения. На одной — по желанию в момент совершеннолетия. Ну, по желанию — это эвфемизм, попробуй откажись. На четвертой нашей планете строго добровольно. И там больше всего конфликтов, забастовок, митингов и столкновений с силами правопорядка. На всех остальных планетах это ставят в пример, говорят, что это доказывает, насколько мониторы помогают поддерживать спокойную жизнь.
Молчун задумчиво смотрел на меня.
Но я свой монитор показывать не спешил. Чтобы отвлечь их внимание, я спросил:
— Сотни цивилизаций? Вас… нас в анабиозе что ли сюда сотни лет тащат?
— Ну с дальних краев и в анабиозе бывает, — пожал плечами Хакер. — Только почему сотни лет. До самых окраин лет двадцать, не больше. Грузовики нынче быстрые.
Я поднял голову и посмотрел на небо. Был день, небо не голубело, а скорее серело. Ни одной местной звезды, освещающей эту планету, я не увидел — слишком много гари висело в воздухе. Даже не мог сказать, одно здесь солнце или несколько. Какие-то пятна света наверху, но это вообще могли быть луны, или корабли с прожекторами. Или местное солнце.
Вряд ли я увижу здесь что-то даже ночью, если она вообще существует в этом месте. Но если бы небо прояснилось, почему-то я был уверен, что в этом небе все было бы усыпано звездами. Возможно даже, что ночью здесь ненамного темнее чем днем.
Подобная плотность планет, цивилизаций, звездных систем, могла существовать только где-то ближе к центру галактики. Множество звезд, еще и взаимно влияющих друг на друга. Множество планет, расположенных скученно и позволяющих быстрое начальное расселение даже относительно неразвитых цивилизаций. Колыбель.
И во что они ее превратили?
Мои вопросы подозрений Молчуна не развеяли, а, похоже, только усилили.
Но Молчун он на то и Молчун. Он промолчал.
Тем более, в чем именно он мог меня подозревать? Самые дикие варианты, которые могли у него возникнуть, не шли ни в какое сравнение с правдой.
— И что здесь дальше? Где у нас больше шансов? — Спросил я, на этот раз обращаясь к Архитектору.
Мы все еще сидели, прислонившись к стене, и видно было, как постепенно расходятся в разные стороны круги вновь прибывших. Минут через пять здесь станет не протолкнуться.
Наиболее удачливые, кого выкинуло сразу к границе сектора, те, кто выжил в первоначальной давке, те, кто порасторопней и посообразительней, были уже недалеко. Первая часть отбора — выйти из стартовой позиции. Тут, похоже, об этом знали все.
Кроме меня.
— Примкнуть к кому-то, если сможем. — Архитектор отвечала отвлеченно, думая о чем-то своем. Чувствовалось, что она мало рассчитывала дойти даже до этой стены. — На экранах мало драк один на один, зрители лучше смотрят эпичные сражения. Так что формировать банды здесь не запрещено. Ну, или спрятаться, переждать, только еда нужна. Поговаривают, что здесь есть серые зоны, куда мониторинг не добивает. Но живет ли там кто-нибудь — неизвестно, туда же не добивает мониторинг.
Похоже, она не очень верила ни в один из вариантов.
Я еще раз осмотрелся.
— Хорошо, тогда идем. Туда, — я указал на здание в сотне метров глубже вертикальной ладонью.
— Туда, — кивнула Архитектор и повторила мой жест.
— Ту…да… — коряво повторил Хакер, пытаясь выговорить чужое слово.
Молчун хмыкнул, и мы выдвинулись. У меня зрел смутный план, который я придумывал прямо на ходу, потому что знал слишком мало, и времени всегда не хватало. Одно я знал точно, — в чью-то банду мне не хотелось.
Я выбрал здание не по величине, и не по возможности укрыться или спрятаться.
Мне нужна была площадка, с хорошим обзором. Откуда можно просматривать окрестности, и, что сначала казалось контринтуитивным, хорошо просматривались те, кто внутри.
Такое я и выбирал. В таком здании нашелся и еще один плюс — его бы заняли в последнюю очередь. Первый этаж завалило горами мусора, но первый этаж меня особо и не интересовал. На второй этаж вела широкая прямая лестница, до сих пор целая, хотя все стены вокруг давно обвалились. Устойчиво стоял лишь каркас, да перекрытие с первого на второй этаж. Само здание раньше было выше — но можно было лишь гадать, насколько. Кое-где столбы поднимались еще на пару этажей выше, но они стояли, одинокими напоминаниями о том, что когда-то здесь была обычная жизнь, кто-то здесь ночевал, или приходил сюда на работу.
Может, это вообще музей. Лестница намекала на что-то официальное и торжественное.
Второй этаж оказался практически голым, лишь несколько обваленных стен, к которым можно прижаться если станет совсем туго, но не более того.
Надо было пошевеливаться.
— Знаете чужие языки? — спросил я своих, повторив два раза. — Хоть несколько слов связать?
Архитектор неуверенно сказала, что знает десяток слов из двух соседних систем, но это все.
Молчун покачал головой.
Зато Хакер начал бахвалиться, произнося фразы на незнакомых языках, которые никто из них до этого не использовал. Одну, вторую, третью. Я чувствовал, что языки разные, но что именно он говорил, не понимал.
— Сможете сказать: «Присоединяйтесь к нам, если пройдете отбор»? Или хотя бы часть этой фразы?
Архитектор немедленно кивнула, быстро поняв, куда я клоню.
Уверенность Хакера сразу поубавилась:
— Да я так, фразы знаю. Даже не понимаю, что они значат. Ну, может на одном смогу, как-то сидел рядом с женщиной из соседней системы. Что-то видел…
— Неважно. Говорите, что сможете. Как увидите кого-то, кто нам хотя бы отдаленно подходит, кричите ему, кричите на всех языках, которые помните, кричите, чтобы услышали и чтобы подошли.
— Привлечем ненужное внимание, — сказал Хакер.
— Лучше здесь, чем глубже, где уже орудуют банды. Кричите, а я займусь отбором. А ты, — я повернулся к Молчуну, — меня прикроешь. Сколько осталось зарядов.
Молчун показал два пальца.
Я кивнул.
Если уж здесь нужно быть в банде, то я предпочту создать свою.
Пока Архитектор и Хакер выглядывали первых претендентов, мы слегка расчистили завал у самой лестницы, и, наоборот, немного подзавалили ее на пятой-шестой ступени, сузив вход. Все эти маневра не помогут против любого нападающего с огнестрельным оружием, но пока что такого оружия я видел очень мало. А возможностью замедлить и растянуть по одному любую группу, которая решит на нас напасть, следовало воспользоваться.
Место само по себе было неплохое, но я пока не понимал, как здесь обеспечивается снабжение едой и водой, а без этого пытаться закрепиться в определенном конкретном месте было бесполезным занятием.
Наверняка они используют еду как основной приз для того, чтобы бойни здесь происходили все время. Наверняка еды никогда не хватает на всех. Наверняка за нее придется драться.
Если те, кто ведет это шоу, были умны, то они точно рассчитывали, какого именно размера кость бросить сюда, в свору собак, так, чтобы они дрались друг с другом до последнего, но при этом не сваливались в каннибализм.
Хотя, уверен, если мы продержимся на этой планете достаточно долго, то встретим и каннибалов, просто это не может стать здесь массовым явлением. Не то, что понравится массовому зрителю. Не то, что правительства, молчаливо одобряющие развлекательный вариант казни заключенных, хочет донести до своих подданных.
Думаю, они лишь хотят показать одну простую мысль — напишете неправильное сообщение в сети — и вот что с вами будет. А будете вести себя пристойно, — будете сидеть у экрана и наслаждаться тем же самым с другой его стороны.
Судя по всему, каждое правительство само по себе выбирало тех, кого отослать на арену, никакого канона. У кого-то это были реальные звери и убийцы, у кого-то — барды, слишком острые на язык. Некоторые не мучали себя выбором — отправляли и тех, и других.
Впрочем, я надеялся скоро узнать подробности.
Первые из расходящихся во все стороны беженцев стали проходить мимо нас. В основном одиночки, кое-где уже встречались группы, по два, реже по три человека. Большинство не обращало на нас внимания, почти все они на текущий момент еще только пытались прийти в себя, и не то что не хотели приближаться к кому-то чужому, а наоборот — старались максимально увеличить расстояние от себя до любого другого вооруженного человека.