— Звучит разумно.
— Второе… распределение информации. Я знаю, что очень важно защищать данные о диспозиции от глаз врага, но это же просто смешно.
Гаунт вытащил крохотную карту, которую дал ему Анкре. — Я думаю, что озвучу позицию каждого имперского офицера, если скажу, что нам нужна общая перспектива. Как я смогу реализовать преимущество, которое сумею получить, если у меня нет чёткого представления о ситуации в целом?
— Анкре передал мне, что Вы затребовали общие карты. Эта идея потрясла его. Наш способ ведения войны сосредоточен вокруг отдельных командиров, выполняющих назначенные им задачи, при этом вопросы общей стратегии остаются в ведении начальников штабов.
— Это всё равно, что сражаться с завязанными глазами или, по крайней мере, имея лишь ограниченный обзор сквозь узкую щель.
Голке сунул руку в карман пиджака и достал информационный планшет. — Копии всего, что у нас есть – здесь, — сказал он. — Это полные сводки, которые Вы запрашивали. Но будьте осмотрительны. Анкре и генералы Альянса застрелят меня, если узнают, что я отдал их Вам.
— Я буду осторожен.
— Дайте мне время, и я получу одобрение Генерального штаба. Если мы сможем доказать преимущество, им будет легче это проглотить. Ваш командир, Ван Войц, тоже пока подыгрывает им. И я не уверен, что он в связи с этим страшно рад.
— Я бы тоже не стал ожидать подобного, — улыбнулся Гаунт.
— А теперь сделайте мне одолжение. Выдвигайте свой полк к назначенным позициям. Продемонстрируйте исполнительность. Я вернусь к верховному главнокомандующему и попрошу его действовать согласно Вашим рекомендациям. День или два, максимум – три. И мы увидим результат.
Гаунт кивнул и пожал руку графу. — У Вас есть возможность выиграть эту войну, сэр, — сказал он. — Не позволяйте Альянсу загубить её.
ГЛАВА 4. 287-311.
«Сержант Тона Криид? Сержант Тона Криид? Мне нравится, как это звучит. И никак иначе, гакова рожа!»
Шёл третий день «Призраков» на фронте. Они привыкали к распорядку: патрулирование, проверка проволочных ограждений, откачка воды, наблюдение, прогулки с вёдрами из сортиров вверх по окопам сообщения, прогулки с вёдрами для еды обратно из кухни («Клянусь, они уже не раз путали эти вёдра», — заметил как-то Роун.) Они даже почти привыкли к тому, что Корбек называл «окопной ходьбой» – на полусогнутых, пригнув голову, чтобы ничего не торчало над парапетом.
Напряжение сохранялось. С той ночи, когда отряд Мколла попал в заварушку, обстрелов больше не было.
На второй день противник атаковал линию в двадцати пяти километрах к северу от станции 317, но в остальном всё было тихо.
Треть полка вышла на позиции, оставив две трети в резерве, в Ронфорке. В конце первой недели они должны были поменяться и продолжить по схеме, которая предполагала, что ни один солдат не находился на фронте более недели, и при этом из трёх недель две отводились на отдых. Гаунт, конечно же, надеялся, что танитцы не задержится на передовой так долго.
В окопе Призраки обросли грязью спустя всего несколько часов и обзавелись вшами к концу первого дня. Спали они, как могли, свернувшись калачиком под бруствером или внутри вырытых вручную блиндажей.
Криид настолько испачкалась, что решила больше не бороться с этим. Она размазала грязь по лицу и по волосам.
— Какого феса ты творишь, сардж? — спросил Скин.
— Камуфляж, — пояснила она.
Пятнадцать минут спустя, все кроме двоих во взводе последовали её примеру и обмазались грязью. Колеа не стал, потому что не понимал, что происходит.
Ну, а Куу… просто потому, что это был Куу.
«По крайней мере, — поздравила себя Криид, — похоже, что большая часть взвода сплотилась. Наверное, я неплохо справляюсь».
Десятый взвод занял станцию 290, одиннадцатый взвод Обеля встал к северу, а шестнадцатый, Мароя, к югу от них.
Каждая станция представляла собой приблизительно километр огневой траншеи, разделённый траверсами на двадцатиметровые отрезки. У них был земляной бункер с полевым телефоном и воксом, но благодаря личным вокс-линкам Призраков, это оснащение в большинстве случаев не использовалось.
Три раза в день Криид совершала свой тур в сопровождении Хьюлана и ДаФельбе. Она проверяла целостность траншеи, проверяла, как доставляют еду, инспектировала пункты наблюдения. Она индивидуально проверяла снаряжение каждого солдата, боеприпасы и даже ноги на предмет появления «траншейной стопы».
Третий день был мрачным. Дождь лил с запада под таким углом, что борта траншеи не давали никакого укрытия. Дождь тоже имел привкус чего-то металлического или химического. Кто-то сказал, что накануне на севере, в Мейсек Бокс, применили кожно-нарывной газ, и некоторые солдаты поспешили надеть респираторы или сделать повязки. Небо было низким и гнетущим, по нему быстро плыли клубящиеся, почти чёрные, облака.
Из-за этого краски дня померкли. Лица побледнели, а тени в глазницах сгустились.
Некоторые из подразделений, ранее занимавших окоп – к примеру, Семьдесят седьмая стрелковая бригада Лунсгатте – остались. Всего отряд, около тридцати человек, расчёты траншейных минометов, расположенных в блиндажах позади главного огневого окопа. Их командир, сержант по имени Хартвиг, присоединился к Криид, пока она осматривала минометные точки. Он был высок и начисто лишён чувства юмора. Кутаясь в испачканный грязью серый плащ, он носил шапку и зеленое кепи с кокардой, на которой было изображено какое-то животное, похожее на медведя. Его подчинённые мало общались с танитцами. Казалось, они довольны жизнью в тесных приямках своих дотов. Ещё у Криид сложилось впечатление, что Хартвиг и его люди пренебрежительно относились к подразделению, в составе которого были женщины, а тем более – когда одна из них была командиром.
Минометы представляли собой приземистые машины из воронёного металла, называемые фельдверферами, и использовали сжатый газ для выстрела трехкилограммовым снарядом. Расчёты содержали оружие в безупречной чистоте, постоянно шлифовали и смазывали. Сами люди, напротив, были грязными, а их форма давно превратилась в лохмотья. Большинство носили шапки или свободные капюшоны, кожаные куртки и шерстяные безрукавки, у многих на груди были привязаны или нашиты пластины брони. Их руки и лица почернели от грязи.
С миномётами перемежались пружинные орудия Фавелла, тяжёлые компактные катапульты, которые напоминали Тоне Криид своего рода орга́ны. Требовалось усилие двух человек, чтобы крутить шатунный ворот и взводить длинное метательное плечо до упора. Когда спусковой шнур выдёргивался, группа массивных пружин в основании орудия резко вскидывала рычаг и отправляла гранаты или бомбы в полёт над огневой траншеей по направлению к полю боя.
Хартвиг заверил Криид, что Фавелл может метнуть гранату на расстояние более двухсот пятидесяти метров.
Хитрость заключалась в том, чтобы установить запал гранаты так, чтобы она не взорвалась в полёте. Взрыв должен произойти уже на земле или вблизи неё, но если гренадеры выставляли слишком долгий запал, существовал риск, что противник успеет подобрать взрывчатку и швырнуть её обратно. У одного из номеров расчёта катапульты всегда была под рукой глиняная трубка для воспламенения взрывателей, которая была гораздо удобнее спичек или фитилей.
Солдаты Семьдесят седьмого Лунсгатте были не единственными кто, задержался в огневой траншее. Сморщенные, гниющие части тел торчали со дна траншеи, а иногда и из стен, там, где их обнажил дождь. Криид выяснила, что тремя годами ранее во время тяжёлых боев солдаты на этих станциях были вынуждены хоронить своих мертвецов прямо в окопе. Эрозия, вызванная водой, медленно возвращала их на свет божий.
На третий день, во время своего полуденного обхода, Криид обнаружила, что Лубба и Врил пытались укрепить участок стены, которая обвалилась из-за дождя. Часть выступа парапета превратилась в желоб для дождевой воды, которая теперь лилась в траншею широким потоком. Задача стала ещё более неприятной, потому что там, где отошли брёвна, обнаружились древние трупы, скрюченные и почти мумифицированные.
— Гак, — сказала она, глядя на всё это.
— Нам нужно больше досок, — сказал Лубба. — Даже если мы вернём старые на место, ничего не изменится, потому что они прогнили насквозь.
Криид посмотрела на Хартвига. — Доски? Флакборд? — Усмехнулся он. — Ты шутишь?
— Может, есть другие предложения? — Она быстро устала от унылой отстранённости Хартвига.
— Иногда на станции 282 бывает хворост. Они развозят его по траншеям снабжения, когда есть что развозить.
— Хворост?
— Да что угодно, — сказал Врил.
Криид повернулась к Хьюлану. — Сгоняй до 282-ой и глянь, может там есть что-нибудь.
— Есть, сардж.
— А как насчёт того, чтоб перекрыть этот поток? — предложил ДаФелбе, указывая на жидкую грязь, текущую через край бруствера.
— Придётся перебраться на ту сторону. Так что я лучше промокну, чем подохну, — сказал Врил.
— Тогда, как стемнеет? — рискнула предложить Криид.
— Конечно, сардж. Как только стемнеет.
Раздалось влажное, глухое бульканье, и ещё один кусок облицовки шмякнулся в траншею там, где Лубба пытался силой вернуть его обратно. Жирная грязь повалилась в проход, увлекая за собой ещё одно мерзкое тело.
Труп пялился на них, отвесив челюсть, словно что-то кричал, но его глазницы и рот были полны грязи.
— О, гак… Хьюлан! — Криид окликнула разведчика. Он остановился и оглянулся.
— Попробуй-ка найти ещё и Цвейла.
Хьюлан кивнул.
Они продвинулись немного дальше. Криид проверила ещё двух или трёх солдат на огневой ступени: Вулли, Джайхо, Кенфельда, Субено. Сапоги Кенфельда протекали, и теперь ему нужен был порошок для ног.
Затем они дошли до Куу или, по крайней мере, до позиции Куу. Ступень была пуста.
— Мхеф! — Криид окликнула следующего. — Куда делся Куу?