Четверг, 5 марта 2020 года, почти 15:00, отель «Карлина», горнолыжный курорт «Ла-Плань». Честно заработанный пятью часами непрерывного катания вне трасс поздний обед. Владелец отеля Франк угощает нас возле камина аперитивом, вокруг царит приятная расслабляющая атмосфера. Шеф-повар Тибо приготовил нам роскошный обед, которым обычно принято кормить инструкторов-проводников. Мы вместе с Рене – это и есть наш инструктор-проводник. Ноги у меня гудят от усталости, но снег просто необыкновенный. Долина Россе, северная сторона Белькот, спуск в Санго и… подъем на обед. Мы все говорим об эпидемии коронавируса, в основном шутим на эту тему. Но в глубине души я все же немного беспокоюсь: коронавирусы уже были причиной серьезных, но географически ограниченных эпидемий. Что ждет нас на этот раз? Сможем ли мы съездить в Норвегию, чтобы покататься там на лыжах через месяц, или нет?
Понедельник, 9 марта: я неделю был в отпуске и не следил за новыми публикациями о Covid-19 в научной прессе. Но как только я вернулся с горнолыжного курорта «Ла-Плань», я срочно захожу на сайт cdc.gov (Centers for Disease Control and Prevention – Центры по контролю и профилактике заболеваний США), чтобы проверить, как изменились правила проведения патологоанатомических вскрытий в период эпидемии. Я уже понял, что эпидемии нам не миновать, и наше отделение должно подготовиться заранее. Продолжительные беседы с Этьеном (полковник медицинской службы SDIS 86[30], который недавно вышел на пенсию, судебно-медицинский эксперт, которого я взял на работу в отделение на два дня в неделю), проходившие в период с января по июль 2019 года, убедили меня в том, что нам, судмедэкспертам, неизбежно придется столкнуться с новыми инфекционными рисками. И эта же тема вдохновила меня на работу над главой «Прямой эфир из морга», написанной в 2019 году и опубликованной в 2020-м. Я выбрал очень контагиозный вирус Лухо с крайне высокой летальностью, даже не подозревая о том, что в эту сумасшедшую кадриль ворвется неизвестный вирус и изменит нашу жизнь коренным образом. Я передаю своим коллегам протокол вскрытий при подозрении на Covid-19. На следующий день проходит большое собрание всего отделения, чтобы представить самую последнюю информацию и позаботиться о необходимых мерах предосторожности.
Проблема заключается в следующем: никто не знает, сколько времени после смерти вирус в теле человека остается потенциально заразным.
Для нас это принципиально важный вопрос – применительно как к вскрытиям, так и к организации похорон в университетской больнице.
11 марта: началось стремительное уменьшение количества жертв, исследуемых в рамках срочной судебно-медицинской помощи.
12 марта: Норвегия закрывает свои границы. Планы покататься на лыжах в апреле откладываются до лучших времен.
13 марта: мы принимаем решение проверять на ковид всех умерших, которые поступают в отделение судебной медицины, и обсуждать необходимость проведения вскрытия с прокурорами. Затем мы начинаем охоту на средства индивидуальной защиты. Нам великодушно предоставляют 50 респираторов FFP2 в неделю, что не покрывает наши потребности, однако нужно как-то защищать медицинский персонал. Я чертыхаюсь в адрес недальновидных снабженцев, не обеспечивших запасы масок в достаточном количестве. Ведь этот пункт упоминался в публикациях об управлении рисками, которые я читал. Я опрашиваю врачей, кто из них готов к удаленной работе. Разумеется, речь идет не о дистанционном вскрытии трупов, а о составлении отчетов: больше половины нашего рабочего времени уходит именно на такую работу, а для этого присутствовать в университетской больнице совершенно необязательно.
16 марта: закрываются все образовательные учреждения. Отменен наш третий семинар по вопросам компенсации морального вреда за причиненные телесные повреждения. Тем временем мне нужно организовать работу в опустевшем отделении с тремя студентами. Задача не из простых. Когда я прихожу в морг, то не верю своим глазам: родственники усопших собираются в группы, пожимают друг другу руки, обнимаются… Я срочно (еще даже до официальных инструкций) ввожу исключительные меры для приема посетителей в морге. Сами работники морга задают бесконечные вопросы на санитарные темы. Как обмывать и одевать покойников? Возможно ли это или нет? Удалять ли электрокардиостимуляторы? Как принимать родственников? Как бальзамировать тело и наносить косметику на труп? Что делать с посещением больных? Не дожидаясь мнения дирекции, у которой забот хватает и без нас, я предлагаю сотрудникам по возможности работать из дома.
17 марта: вводится карантин. Начиная с этого дня исследования тел жертв полностью прекращаются – мы все остаемся дома, так как в комиссариат полиции никто больше не обращается. Теперь все сосредоточены на вопросах жизни и смерти. Системные администраторы устанавливают нам программное обеспечение, необходимое для удаленной работы, которая получает официальный статус.
18 марта: все электрокардиостимуляторы умерших в больнице людей теперь будут удаляться работниками морга (обычно это происходит в самих отделениях), которые будут облачены в полную защитную экипировку, включая респираторы FFP2. Все согласно строгим правилам. Те же правила действуют и в прозекторских.
22 марта: Институт судебной медицины Университетского медицинского центра Гамбург-Эппендорф начинает исследовать, как долго коронавирус остается активным в телах инфицированных пациентов после смерти. Поскольку на территории федеральной земли Гамбург (Германия) вскрытие тел всех пациентов, скончавшихся от ковида, стало обязательным, то было решено воспользоваться этой ситуацией и изучать сам вирус. Выяснилось, что вызвавший пандемию вирус SARS-CoV-2 может быть причислен к III или даже IV группе патогенности. Вскрытия людей, скончавшихся от ковида, следует проводить только в тех помещениях, где, согласно правилам, предусмотрен как минимум третий уровень биологической безопасности. Однако проблема в том, что в Институте судебно-медицинской экспертизы Пуатье, как и в других городах Франции, таких помещений нет. А в Германии есть.
23 марта: мы находим специальное помещение и устанавливаем отдельный вход в морг для посетителей с подозрением на ковид. Нужны ли нам мобильные рефрижераторы для трупов? Мнения разделились. Где их парковать? Я расклеиваю на двери морга предупредительные плакаты «Риск заражения Сovid-19».
25 марта: Высший совет общественного здравоохранения Франции публикует рекомендации по вопросам организации похорон и подготовки тел умерших. Поскольку я регулярно читаю материалы про ковид на американском сайте CDC, все эти рекомендации кажутся мне абсурдными. Я отказываюсь от классической подготовки тел умерших к захоронению в морге, так как теперь необходимо принимать во внимание еще совершенно неизвестный биологический риск. Доступ родственников к телу усопшего ограничен: два человека и двадцать минут, все контакты исключены. Я временно отменяю обычные погребальные ритуалы.
26 марта: для родственников умерших на парковке возле морга стоит рефрижератор. Выбора нет – все морозильные камеры заполнены телами. Мы перемещаем все тела, которые поступают по линии судебной медицины, и предоставляем все морозильные камеры морга под тела людей, скончавшихся от ковида: их все больше и больше.
31 марта: общее руководство утверждает протокол немедленного захоронения, несмотря на то, что правоустанавливающие документы, обязывающие выполнять это распоряжение, на данный момент отсутствуют. Мудрое решение. Официально вводится удаленная работа. Тела для проведения судебно-медицинской экспертизы и вскрытия поступают в наше отделение в таком же количестве, что и до начала эпидемии коронавируса. Ковид отбивает охоту у живых обращаться в полицию, но желающих убивать меньше, увы, не становится. Такого я себе не представлял. Мы решили отказаться от вскрытия тел больных коронавирусом за исключением случаев абсолютной необходимости (например, для извлечения пули). В настоящее время нет ни одного положительного теста.
2 апреля: в Journal officiel выходит официальное постановление правительства о немедленном погребении тел больных коронавирусом. Так что мы сделали правильный выбор еще за четыре дня до публикации этого документа. Запрещены все действия по сохранению тела, как и погребальные ритуалы. Такие законодательные запреты значительно упрощают жизнь, потому что до этого нам активно возражали религиозные общины, заваливая нас бесконечными судебными исками.
3 апреля: в отделениях больницы, из-за отсутствия возможности попрощаться с покойными, некоторые медработники предлагают делать фотографии людей, умерших от коронавируса, чтобы показывать их родственникам. Так возвращается практика посмертных фотографий, существовавшая в нашей культуре в XIX и начале XX века. Сегодня фотографии того времени выглядят одновременно шокирующими и странно пронзительными. Родственники позируют с умершими, младенцы кажутся спящими… Эти фотографии могли делаться в доме покойника – они позволяли родственникам иметь хотя бы одну фотографию усопшего. Для каждой такой фотографии требовалась большая подготовительная работа. Одних покойников фотографировали стоящими, а других – в кровати… В теории – отличная идея, но на практике результат оказывается откровенно отвратительным, особенно учитывая нынешнюю ситуацию (эпидемия). Я отказываюсь от таких фотографий в нашем морге. Происходит первый случай возможного заражения коронавирусом в ходе вскрытия.
5 апреля: в отделении вводится обязательное ношение масок для всех. Маски поступают в крайне ограниченном количестве.
6 апреля: правила проведения похорон изменены, а формальности упрощены.
9 апреля: министерство подтверждает запрет на омовение и облачение тел, ритуальные обряды и бальзамирование. У одного из работников отделения положительный тест. Симптомы отсутствуют, но на всякий случай его отстраняют от работы на три недели. Трое моих студентов зарекомендовали себя с хорошей стороны и адаптировались к новой реальности. Зато у меня проблемы с интернетом, потому что большинство сотрудников используют его для работы видеоконференции.