17 апреля: отделение готовит план выхода из карантина. Что нас ждет дальше? Как встречать консультантов в таких условиях, соблюдая максимальную безопасность? Наше отделение находится в плохо проветриваемых помещениях, а оборудовать систему вентиляции сложно.
21 апреля: я ставлю ящик для предложений по выходу из карантина.
23 апреля: новые вопросы от терапевтических отделений, касающиеся организации похорон и доступа родственников к телам умерших от коронавируса. С одной стороны, необходимо соблюдать требования санитарной безопасности, которые стали очень строгими; с другой – есть медицинская этика, в соответствии с которой следует приводить умерших в достойный вид. Так что же делать?
24 апреля: я довожу до сведения коллег мнение Академии медицины о ношении масок в общественных местах. Ну а мы адаптируем вопросы к университетским экзаменам так, чтобы их можно было задавать в удаленном формате. Сумасшедшая, надо сказать, работа.
29 апреля: посмертные процедуры максимально упрощены и ограничены.
30 апреля: новое распоряжение по приему тел умерших. Нужно приводить в соответствие с этим распоряжением наш внутренний регламент. И опять новые вопросы от терапевтических отделений на ту же тему.
5 мая: мы получаем (наконец-то) наш комплект защитных очков для вскрытий.
7 мая: план по выходу из карантина готов: минимальное число людей в одном помещении, требования проводить вентиляцию всех помещений, требования по дезинфекции поверхностей, перерывы между консультациями и т. д.
11 мая: проверка санитарных служб, которые вносят некоторые незначительные изменения в наш план по выходу из карантина. Окончание карантина. Удаленная работа продолжается. В те часы, когда обычно у нас наибольший наплыв клиентов, теперь в отделении пусто как среди ночи: нет ни сотрудников, ни жертв, тела которых необходимо исследовать. Выходит новое постановление о погребальных практиках для пациентов, скончавшихся от коронавируса. Постановление № 2020-548 сохраняет запрет на омовение, обряжение и бальзамирование тел умерших с подтвержденным у них на момент смерти диагнозом Covid-19 или с подозрением на него. Таких умерших мы обязаны немедленно захоронить. Многие медицинские работники разочарованы. Они рассчитывали на смягчение требований. Ситуация с родственниками умерших от коронавируса – как в терапевтических отделениях, так и в морге, – остается напряженной.
14 мая 2020 года: чтобы аргументировать постоянно меняющиеся процедуры, связанные с последними днями и смертью от коронавируса, я провожу анализ различных изменений в правилах передачи тел умерших от Covid-19 родственникам с учетом требований санитарной безопасности и соображений этического характера[31]. Мой вопрос: как это происходит за границей? Все ли страны следуют тем же установкам, что и мы? Мне быстро становится очевидным, что не все одинаково интерпретируют научные данные, достоверность которых на этот период, в мае 2020 года, и без того вызывает большие сомнения. К тому же, у каждого государства есть свои собственные способы организации похорон. Также играют свою роль религиозные и социокультурные представления. Самое удивительное заключается в крайне широком диапазоне – от полной свободы до требований соблюдать строжайшие ограничения в организации проведения похорон. В одной стране родственники могут прикасаться к усопшему, целовать его и устраивать похороны в соответствии со своими обрядами и традициями без каких бы то ни было санитарных ограничений. В другой же у больного, который, возможно, умрет от коронавируса, не будет права на посещение родственниками сразу же после постановки диагноза.
Очень строгие санитарные требования, в соответствии с которыми родственникам выдадут закрытый гроб.
Проходят месяцы. Сложности, связанные с трауром и переживаниями родственников, так и останутся. В начале июня умерших будет меньше, и рефрижератор наконец покинет парковку университетской больницы, но проблема с родственниками никуда не денется. Они по-прежнему будут лишены контактов со своими умершими близкими.
5 января 2021 года Институт судебной медицины Университетского медицинского центра Гамбург-Эппендорф публикует результаты своего исследования[32]: немецкие судмедэксперты выявили репликацию коронавируса SARS-CoV-2 в горле пациентов, скончавшихся от Covid-19, через тридцать пять часов после их смерти. То есть вирус сохраняет активность в теле и после смерти по крайней мере в течение тридцати пяти часов. Чтобы узнать, сохраняет ли он свою активность еще дольше, необходимы другие исследования.
Встряска
Безжизненное тело грудного младенца – это всегда свидетельство несправедливости. Потому что ничто не может оправдать убийство беззащитного и безгрешного ребенка. Особенно когда список мук, которым подвергся младенец, долог. Вскрытие девятимесячного Нино, умершего в своей кроватке в Ньоре, показало множественные повреждения черепа с переломом височной кости, переломы носа и ребер, ушиб селезенки, кровоизлияния в спинной мозг и глаза, многочисленные гематомы на лице и теле, следы укусов, ожог от сигареты на ладошке левой руки и следы пальцев на крыльях носа.
Тиффани, юрист из моей команды, описала в заключении, что смерть наступила в результате «сильных ударов, нанесенных третьим лицом, повторявшихся во времени, по всему телу, с одним или несколькими эпизодами встряски ребенка и механической асфиксии вследствие перекрытия верхних дыхательных путей». Отчет передан прокурору Республики города Ньора.
Крестный путь Нино оставил на его маленьком тельце столько следов, что удивительно, как их не заметили сразу. Более того, этого человечка чуть было не приписали к сонму тех младенцев, что стали жертвами необъяснимого синдрома внезапной детской смерти. Когда Морган, мать Нино, обнаружила тело сына в кроватке, она вызвала скорую помощь.
Врач констатировал смерть и подписал справку с пунктом «судебно-медицинские препятствия к погребению отсутствуют». Тем не менее он использовал национальный протокол мер, применяемых в случае внезапной детской смерти.
Маленьких жертв этого загадочного феномена отвозят в соответствующие центры при основных университетских клиниках, где медики пытаются найти причины и способы борьбы с этим таинственным и коварным синдромом. Врачи проводят исследования и анализы в поисках любой причины, которая имеет связь с летальным исходом.
И поэтому тело Нино тоже было перевезено в педиатрическую службу университетской клиники Пуатье, которая как раз и была этим специализированным центром в регионе. Внешний осмотр и рентгенография не выявили серьезных врожденных пороков. В анализах не обнаружились ни вирусы, ни бактерии. Врач лишь отметил аномальное количество крови в спинномозговой пункции, но не стал разбираться. Национальный протокол предусматривает вскрытие только с согласия семьи. В случае отказа медики информируют прокуратуру, которая решает, проводить это исследование или нет. Совокупность результатов, полученных в итоге, заносится затем в национальную базу данных. Врач, проводивший обследование, не запросил для Нино научную аутопсию. И тело было перевезено в больничный морг для ожидании погребения. Все было так, как если бы смерть была естественной.
В тот день дежурила Шанталь, работница морга. В ее рабочем плане стояла подготовка тела Нино для показа семье в достойном виде до положения в гроб. Она принялась за дело, начав с раздевания и омовения маленького тельца. Вот с этого все и началось. За 20 лет, что Шанталь работает в морге, она насмотрелась на всякие смерти. Ей можно не рассказывать, что смерть этого ребенка, покрытого кровоподтеками, с опухшим лицом и укусом на плече «необъяснима». На всякий случай она удостоверилась, что никаких судебно-медицинских исследований не запрашивалось, и отправилась за дежурившей в тот день судебно-медицинским врачом Тиффани.
Бдительность Шанталь запустила судебную машину. Прокурор Ниора назначил вскрытие, результаты которого оказались удручающими. Следствие быстро установило автора смертельных побоев. 21-летний Кевин, сожитель Морган, оказавшись под стражей, дал первые показания. Он якобы хотел реанимировать ребенка, которому стало плохо. Но потом он вернулся к своей первой версии, заверяя, что не имеет к смерти малыша ни малейшего отношения. По удивительному совпадению, за десять дней до смерти Нино Кевин привлекался судом города Лилля в качестве обвиняемого по делу о насилии в отношении ребенка. Был отпущен. А вот у деда Морган сомнений не было. В день смерти правнука он явился в комиссариат Ниора и заявил полицейским, что эта смерть не может носить естественный характер.
17 июля, то есть через пять дней после обнаружения тела, в отношении матери, Морган, было начато расследование по обвинению в неоказании помощи человеку в опасности; она была оставлена на свободе под надзором. Ее сожитель Кевин был помещен под стражу – его обвинили в регулярных насильственных действиях, повлекших смерть в отношении несовершеннолетнего до 15 лет.
Изучение медицинской карты ребенка, а именно графика набора веса, позволило датировать начало побоев. Ведь Нино регулярно приносили на плановые осмотры педиатру. Только вот вес, отмеченный 1 июня после взвешивания, оказался ненормально низким.
Равномерно растущая до этого кривая набора веса вдруг «сломалась». Для грудничка подобное изменение означает какое-то критическое событие в жизни. Для Нино оно совпало с приходом несколькими неделями ранее Кевина, нового сожителя матери.
Вероятно, первые побои случились во второй половине мая. Множественные переломы ребер, обнаруженные на вскрытии в июле, подтверждают срок их давности. Нино стал меньше есть. «Он много плакал», – утверждал обвиняемый на процессе. Это неудивительно, потому что Нино было больно, очень больно. Но самое странное тут – это слепота лечащего врача, видевшего это истерзанное тельце. За два дня до смерти, на последнем приеме, он лишь зафиксировал некоторую «раздражительность» ребенка. Слепой бы и то больше увидел.