Я сразу же узнаю молодого стажера, приехавшего из Бордо. Выясняется, что следователь решил узнать другое мнение – на основании документов, так как мой коллега не присутствовал на следственном эксперименте. Для выполнения поставленной задачи ему предоставили судебно-медицинские документы университетской больницы, мой отчет участника следственного эксперимента и сканы компьютерной томографии трупа. Дело в том, что защиту глубоко шокировал один момент в моих выводах, а именно тот факт, что холодное оружие, по моим утверждениям, вошло в тело по самую рукоять. Итак, свое выступление начинает второй судмедэксперт. У него всклокоченные волосы, и он соблюдает дресс-код передовых компаний Кремниевой долины: джинсы, разноцветные кроссовки, модная майка и… свитер с капюшоном. К этому ансамблю бонусом идет трехдневная борода. У меня возникает впечатление, что перед нами тот самый местный криминальный авторитет, которого я видел на следственном эксперименте – лишь с той разницей, что стажер не надел капюшон на голову, и у криминального авторитета была стильная и очень ухоженная испанская или козлиная (кому как нравится) бородка. А еще ослепительно белые бриджи. Что касается меня, то я выбрал классический дресс-код присяжных заседателей: темно-синий, почти черный галстук с очень скромным логотипом World Association for Medical Law – «Всемирная ассоциация медицинского права».
Как и любой эксперт, выступающий в зале судебных заседаний, он должен назвать свои фамилию, имя, возраст, профессию, домашний адрес, а затем дать клятву, что внесет свой вклад в дело справедливости и будет действовать по совести и с достоинством.
Что касается профессии, то, в соответствии с традицией, мы упоминаем только главное: судебно-медицинский эксперт и основное место работы / занимаемая должность – как правило, этого достаточно. Для меня это «директор Института судебно-медицинской экспертизы региона Пуату-Шарант». Собственно, этим все сказано. Моему собрату приходится немного добавлять в свой послужной список: диссертация по антропологии, член European Academy of Legal Medicine (Европейская академия судебной медицины), FASE (Forensic Anthropology Society Europe – Европейское общество судебной антропологии), перечисление некоторых заданий в делах, которые освещались в СМИ, и т. д. Вероятно, все это делается для того, чтоб предстать в более выгодном свете на моем фоне. Он взял с собой ноутбук и теперь подключает его к видеопроектору в зале судебных заседаний, чтобы сделать презентацию в американском стиле. Следует демонстрация цветных рисунков в 3D, вращающиеся проекции анатомических структур и проникновение ножа в тело всего лишь на несколько сантиметров. Превосходное владение программными продуктами научно-технического прогресса приводит его к поистине революционному выводу: по его мнению, КТ-снимки университетской больницы Пуатье, к которым он получил доступ, говорят о проникновении ножа только на 10 см. Следовательно, речь идет о «сдержанном» или случайном ударе, что исключает любое намерение нанести смертельное ранение…
Но тут ему не повезло, так как я видел сам и фотографировал следы ручки лезвия на коже. И фотографии говорят нам о том, что лезвие вошло в тело по самую рукоять. Об этом помнит и председатель суда – он задает соответствующий вопрос новоявленному эксперту, но тот говорит, что это всего лишь следы вмешательства врачей скорой помощи. Мой коллега завершает выступление и поспешно направляется к выходу, изо всех сил стараясь не встречаться со мной взглядом.
Версия необходимой обороны была отвергнута, а вместе с ней пришлось отказаться и от случайного характера ранения и «сдержанного» удара. Демонстрация молодого судмедэксперта потерпела сокрушительное фиаско. Присяжные приговорили Мустафу к двадцати годам лишения свободы.
Разумеется, такое наказание не устраивало Мустафу, и он обжаловал приговор. Теперь мы снова встречаемся в вотчине моего собрата – в Апелляционном суде города Бордо. Здесь он у себя, зато я чужак. Его вызывающая манера одеваться приобрела еще более выраженный характер – нижняя часть джинсов ободрана, ну а я сменил темно-синий галстук на ярко-красный.
Мой коллега по вопросу глубины проникновения лезвия продолжает настаивать на своем: он утверждает, что следы рукояти на коже – это следы вмешательства врачей скорой помощи, пытавшихся остановить кровотечение и пережимавших для этого артерию. Мое мнение также осталось без изменений, и я, не без доли коварства, добавляю: «Следы вмешательства врачей скорой помощи, воспроизводящие рисунок рукояти орудия убийства? Никогда не видел такого за тридцать лет карьеры».
Затем председатель суда обращает внимание присутствующих на другое противоречие: следователь попросил нас обоих определить степень последствий ранений обвиняемого, которого Кадер ранил садовым прививочным ножом еще днем. Мы разошлись в мнениях и здесь. Еще бы. Согласно медицинским документам, речь шла о повреждении кожи и поверхностной ране затылка, на которую наложили два шва. Лично я не нашел никаких оснований для временной утраты трудоспособности травмированного, как и врачи отделения неотложной помощи Ангулема, лечившие Мустафу. Длительность временной нетрудоспособности – это период, в течение которого у жертвы насилия продолжается существенное ограничение повседневной жизнедеятельности. Например, невозможность самостоятельно удовлетворять гигиенические потребности, одеваться, есть и т. д. Мой собрат по профессии, видевший подозреваемого спустя несколько месяцев после совершения преступления, решил, что этот период составлял десять дней и соответствовал времени заживления раны. Он исходил из принципа, что полностью все физические способности восстанавливаются только после заживления раны.
Переругивающиеся в ходе судебного процесса эксперты никогда не приносят пользы общему делу. Зато такие сцены всегда радуют публику, журналистов и адвокатов защиты, которые сразу же устремляются в образовавшуюся брешь. Я чувствую, что председателю не по себе, и он приходит на помощь моему молодому визави из Бордо. Он спрашивает меня, возможно ли нам прийти к общему мнению: может быть, между полным отсутствием временной утраты трудоспособности (моя версия) и десятью днями (версия моего соперника) следует выбрать золотую середину – «скажем, три дня?».
– Да, но в Бордо этот период составляет десять дней, – настаивает мой собрат.
– А в Пуатье травмы такого рода не приводят к временной утрате трудоспособности.
– Регионы сами устанавливают эти сроки, – философски замечает хранитель традиций Бордо.
Я обращаюсь к председателю суда:
– Ваша честь, в вопросах временной утраты трудоспособности я руководствуюсь хорошо известными вам нормативными документами Кассационной палаты. Ни более, ни менее. В части, касающейся существенного ограничения повседневной жизнедеятельности.
И я напоминаю некоторые бесспорные факты: обвиняемый дожидался вечера, чтобы обратиться за помощью к врачам для лечения тех ран, которые он получил еще днем. Эти раны не мешали ему управлять скутером и всадить нож по самую рукоять в грудь Абдаллы. Наконец, того же мнения придерживались и врачи отделения неотложной помощи Ангулема – никакой временной утраты трудоспособности не было.
– Хотя всаживание ножа в грудь своему сверстнику не относится к числу типичных актов повседневной жизнедеятельности, тем не менее есть все основания полагать, что этот акт в данных обстоятельствах однозначно говорит о том, что в момент агрессии обвиняемый обладал всеми физическими способностями.
– Я понимаю вас, – заключает председатель суда со вздохом. – Я не буду уговаривать вас прийти к общему мнению.
На этом битва заканчивается – вопросов у адвокатов нет. Мы следуем по направлению к массивной двери. Полицейский, обеспечивающий безопасность, широко мне улыбается и открывает дверь. Мой неприклонный коллега пропускает меня вперед и прощается со мной сквозь зубы. Я в свою очередь прощаюсь с ним вежливо.
Приговор Мустафе остается без изменений, а наша битва экспертов никого особенно и не заинтересовала, даже журналистов. Так что иногда нас подводит склонность считать себя звездами, купающимися в лучах всеобщего внимания.
Фен для волос
Смерть Магали очень похожа на дурной детектив. Несколько лет назад эта совершенно здоровая и не склонная к депрессиям 26-летняя жительница Вандеи, департамента на северо-западе Франции, переехала в Лондон. Она сняла скромную небольшую квартирку вместе с Полом, подданным Ее Величества королевы Великобритании. Однажды днем, ближе к вечеру, ее друг, вернувшись из магазина и любимого паба, обнаружил ее в ванной.
Ванна была наполнена водой, Магали лежала в ней, прижав телом электрический фен для волос. Она была мертва. Электрический прибор с помощью длинного удлинителя был подключен к розетке в коридоре. Розетка находилась в нескольких метрах от ванны.
Британская полиция провела свое собственное расследование и пришла к выводу, что смерть наступила в результате несчастного случая – Магали утонула по неосторожности. Затем полиция отправила тело Магали ее родственникам и, самое главное, закрыла дело. Такой ход дела поверг в глубокое отчаяние отца молодой женщины: он был уверен, что его дочь убили. Ведь всем известно, что, если погрузить в ванну с водой включеный в розетку электрический фен, получится идеальное убийство. Поэтому как они могли сказать, что это было просто утопление?
Для него версия убийства была очевидной. Прежде всего, офицер полиции, который первым прибыл на место происшествия, заявил, что смерть была «подозрительной». В пользу версии и криминальной смерти говорил и тот факт, что на осмотр места происшествия приехал офицер полиции, специализирующийся на криминальных преступлениях. Стали бы беспокоить такого специалиста ради простого несчастного случая? Затем еще были заявления доктора Куина – судмедэксперта, приступившего к осмотру в 19:35 и уверявшего, что Магали умерла «гораздо раньше». Правда, он не стал вдаваться в подробности. «Гораздо раньше» для отца погибшей значит, что смерть непременно произошла в тот момент, когда Пол был еще в квартире.