Прямой эфир из морга. 30 сложных дел, прошедших через скальпель судмедэксперта — страница 40 из 49

Будучи аспирантом кафедры уголовного права в Институте криминологии Пуатье, я приобрел фундаментальные знания у Жана Праделя – известного во всем мире специалиста в области аутопсии. К числу фундаментальных понятий относились также понимание признаков состава преступления и строгое следование уголовному кодексу. Я сильно сомневаюсь в том, что уголовное преследование приведет к осуждению обвиняемых. Как можно интерпретировать их действия как надругательство над телами умерших, если аутопсия узаконена по требованию судмедэкспертов? Является ли нарушением закона с точки зрения строгой интерпретации уголовного права то, что по завершении вскрытия тело не зашивалось? Не уверен… Ну а насилие, повлекшее обезображивание, по-моему, скорее относится к живым людям. Но меня позвали сюда не для преподавания права, а только для того, чтобы я рассказал о проведении аутопсии.

12 января. После обеда я иду пешком во дворец правосудия. На площади перед входом в здание уже собрались родственники. Меня представляет президент ассоциации, и меня явно ждут. Люди входят в зал уголовного суда спокойно, но я чувствую, что атмосфера напряжена. В углу зала я вижу необычную картину: на судебном процессе присутствуют фотографы. Как правило, фотографов просят выйти перед началом судебного заседания. Я подхожу к ним и понимаю по их реакции, что это сотрудники бывшей службы общей информации (в 2008 году она была включена в состав Центрального отдела общей безопасности). Оригинально! Я подозреваю, что за ассоциацией ведется наблюдение, и у меня возникает вопрос: почему? Наверное, все дело в том, что манифестаций было много, и в конце концов деятельность ассоциации привлекла к себе внимание. Ну что же, как бы то ни было, в моем выступлении нет ничего запретного и ничего революционного!

Судебное заседание начинается. Я не очень понимаю, о чем между собой переговариваются судья и адвокаты. В итоге заседание переносится второй раз подряд, на 7 июня. В толпе раздаются выкрики: «Вы убиваете трупы!». Судья объясняет, но его аргументы звучат для всех неубедительно: перенос заседания якобы связан с поздней передачей документов участвующим сторонам. Процедурная проблема! Всех выводят из зала. Я встречаюсь с возмущенными родственниками и их адвокатом в кулуарах суда. Так как выступить мне не пришлось, я спонтанно провожу небольшое собрание для оставшихся и рассказываю им об аутопсии: зачем она нужна, как она проводится, что происходит с телом потом (в норме), наши традиции достойного отношения к телам умерших людей и т. д. Затем я возвращаюсь в Пуатье.

7 июня 2012 года. Я снова в Бетюне. Председатель суда больше не желает терпеть вызывающее поведение и оскорбительные выкрики присутствующих и сразу же обращается к ним с предупреждением: «Я понимаю, как больно видеть, что с телом умершего близкого человека обращались не так, как следует. Тем более что речь идет о насильственных смертях, убийствах и суицидах, жертвами которых в ряде случаев становились только начинающие жить люди. Но в этом зале нет убийц. Я не хочу никаких перегибов и прошу публику держать себя в руках и воздержаться от оскорблений». Затем следуют четыре часа обсуждения процедурных деталей о бесперспективности юридических преследований и три часа закрытого совещания судей. В итоге председатель суда объявляет об истечении срока исковой давности, и поэтому рассмотрения дела по существу не будет. Судебное заседание закрывается, родственники ошеломлены и ничего не могут понять. Изумление сменяется возмущением и бранью: «И это называется правосудием? Дерьмо это, а не суд!»

Адвокат 29 семей и ассоциации выходит из себя: «Это возмутительное решение! Председатель суда избавился от рассмотрения этого дела, но мы подадим на апелляцию и обжалуем это решение в вышестоящих инстанциях вплоть до Европейского суда по правам человека». Родственников просят покинуть зал суда, что они и делают, не сопротивляясь. Сотрудники Центрального отдела общей безопасности продолжают свою работу по выявлению активистов. Я нахожу спокойное местечко, чтобы объяснить родственникам то, что им непонятно, в том числе и процедурные уловки. Адвокаты судмедэкспертов пошли по самому простому варианту: идеальный способ выигрывать безнадежные дела в уголовных процессах – найти какую-нибудь процедурную проблему. Они ее и нашли – на заявление супруга Бетти Л., поданное в апреле 2008 года, поступил отказ в возбуждении уголовного дела в октябре 2008 года, а прямой вызов в суд состоялся только 29 июля 2011 года, то есть спустя несколько месяцев после истечения срока с момента подачи заявления. Дело больше не подлежит рассмотрению, так как истек срок исковой давности. Конец истории. Или почти, поскольку адвокат ассоциации подает апелляцию на решение суда.

6 марта 2013 года. Я снова приезжаю в департамент Нор. На этот раз в Ланс на конференцию с обсуждением с участием местных журналистов и родственников. Название конференции – «Судебно-медицинское вскрытие: от необходимости его проведения до уважительного отношения к телу умершего». В небольшом конференц-зале, который любезно предоставило местное отделение коммунистической партии (никогда раньше я не имел ничего общего с Французской коммунистической партией), людей собралось меньше, чем в первый день перед входом в здание Дворца правосудия в Бетюне. Президент ассоциации объясняет мне, что родственники теряют терпение, а еще есть финансовая проблема. Но сама ассоциация пойдет до конца и будет обращаться в совет коллегии адвокатов и юридических сообществ, в кассацию, в Европейский суд. Общественность оказалась не на высоте ожиданий ассоциации, пригласившей политиков из Па-де-Кале, родственников и сочувствующих им, а также журналистов. Что касается сотрудников Центрального отдела общей безопасности, то они приходят сами, без приглашения. Их бдительность меня забавляет, и я отпускаю в качестве шутки следующую реплику: «По крайней мере, если у меня однажды начнутся проблемы, то я буду знать почему». Я ужинаю вместе с адвокатом и президентом ассоциации. Они продолжают надеяться на апелляцию, которая пройдет в конце месяца в городе Дуэ. В глубине души я думаю, что ничего из этого не получится. Пропущенный срок исковой давности – это мощное оборонительное оружие и тот принцип уголовного права, обойти который крайне затруднительно.

Найти процедурный дефект – мечта любого адвоката защиты.

21 марта 2013 года. Дело закрыто в силу того, что истек срок исковой давности. Так решил апелляционный суд в Дуэ. В очередной раз моя поездка была напрасной, потому что возможности выступить у меня не было. Ну что же, родственникам не повезло. Адвокат хочет идти дальше в кассацию, но усталость сделала свое дело, и большинство родственников отказываются от борьбы по психологическим и финансовым причинам. Как считает адвокат, на них оказывалось давление. Муж Бетти тоже опускает руки. Что касается адвокатов защиты, то они заявляют следующее: «Мы удовлетворены, потому что закон исполняется. В то же время, мы не можем не испытывать сожалений в связи с тем, что эти люди стали жертвами совершенно бесстыдной медийной шумихи на основании неподтвержденных сведений. Доказать эти сведения в рамках судебного слушания будет невозможно». Им отказали в удовлетворении ходатайства о взыскании судебных издержек за необоснованное обращение в суд.

11 марта 2014 года. Дело рассматривается дисциплинарным комитетом медицинского сообщества. Вопрос прост: соответствовало ли поведение врачей профессиональной этике? Решение включает пять страниц с резолютивной частью – в удовлетворении жалоб отказать. Помимо всего прочего, я отмечаю, что для дисциплинарного комитета обязанность восстановления тела, которая регламентируется в случае проведения вскрытий в научных целях (она предусматривается кодексом общественного здравоохранения), не распространяется на судебно-медицинские вскрытия. Зашиванием тела после вскрытия занимались работники морга, которые формально не подчинялись судмедэкспертам. И тогда я понимаю, что на самом деле общечеловеческий долг оказывается пустым звуком, если поведение не регламентируется правилами. В действительности, здесь мы имеем дело с полным отсутствием нормативно-правовой базы со всеми вытекающими последствиями.

С тех пор я не получал никаких известий от ассоциации. Боюсь, что моя шутка насчет присутствия сотрудников Центрального отдела общественной безопасности была плохо понята, и президент ассоциации может подумать, что я отказался из страха нажить себе неприятности или из-за оказываемого на меня давления. Нет, все не так – просто я не мог ничего больше сделать для поддержки отчаявшихся родственников.

Что касается мужа Бетти Л, то, на мой взгляд, он выиграл в этой борьбе. Он не добился наказания для судмедэкспертов и работников морга, в отношении которых возбудили уголовное дело, но он привлек внимание общественности к отсутствию нормативно-правовой базы для судебно-медицинских вскрытий. Дело в том, что наряду с юридическими демаршами происходили другие существенные изменения. К этой теме подключился медиатор Республики. Затем правительству в письменной форме задали ряд вопросов насчет регламентирования судебно-медицинских вскрытий. Наконец, был предложен проект закона, который был быстро принят 27 мая 2011 года. В соответствии с этим законом в уголовно-процессуальном кодексе появилась глава, посвященная судебно-медицинским вскрытиям (Статьи 230–28 и 230–31). Помимо прочего, там содержится следующая информация:

«Специалист, проводивший судебно-медицинское вскрытие, обязан убедиться в том, что тело восстановлено в наиболее подобающем виде для его последующей передачи близким покойного.

Нельзя отказывать близким покойного в доступе к телу перед положением в гроб, если они изъявят такое желание, за исключением соображений охраны здоровья окружающих.

Для доступа близких к телу необходимо создать условия, гарантирующие им достойное, почтительное и человечное отношение к умершему. Близкие покойного могут получить информацию о своих правах и обязанностях из «Правил надлежащей практики», содержание которых определяется соответствующими нормами. Эти правила в обязательном порядке должны быть вывешены на видном месте».