Зачем я понадобился одному из них, - то бишь Мутантину, - можно только догадываться. Наверняка это как-то связано с их междоусобицей. Ну… что ж? Завтра в 18:00 узнаю наверняка. Если, конечно, не придумаю до той поры, как бы мне подготовиться и дать отпор.
- Вернулись! – Любаша встретила нас на пороге. – Ну наконец-то!
Девушка убралась не только в моей комнате, но и на кухне. До столовой у неё руки не дошли, а потому ужинать пришлось среди грязи, пыли и паутины. Пылью и паутиной заросло всё поместье. Илюше вся эта невъебенная квадратура была попросту не нужна, он всё тащил в свою комнатку. Он жил, как хомячок. И, кстати, вонял точно так же.
- М-м-м, - я постарался улыбнуться Любаше. – Вкусно.
- Ой-ой! - испугалась девушка. – Барин! Чо у тебя с лицом?
- Кайфую.
На самом деле я не кайфовал и вкусно не было. Пресная перловка на воде и рыбные томатные консервы – то немногое и единственное, что нашлось на кухне. Сочетание несочетаемого на этой базе прошло неуспешно. Фьюжен на деле оказался хуюженом.
- А соли нет? – спросил я.
- Нету, барин. Я всё обыскала, честное слово. Хотела было домой сбегать, да только не успела, вы как раз пришли, - Любаша подумала и встала из-за стола. – Хочешь, прямо сейчас метнусь?
- Не-не, сиди. Нормально.
Не обманывайся, мой милый сисястик. Конечно же это не нормально. Завтра первым же делом решу вопрос с питанием. На таком говне мне тело не построить. Точно так же, как и на чипсах с газировкой.
А нормальное тело мне нужно, да притом поскорее. Да и не только тело, если так подумать. Мне много чего надо.
- Слышь, Кузьмич? - я взял телефон и перевел Кузьмичу тысячу рублей; благо что банковские переводы были подвязаны к простой мобильной связи. – Сгоняй завтра в город, договорись с кем-нибудь, чтобы нам сеть провели.
- Хах, - только и ответил Кузьмич, но тут вдруг:
- Дилинь-дилинь, - пропищал его телефон.
Бородатый во все глаза вытаращился на уведомление.
- На остаток найми охрану. Возьми максимум людей, - только толковых, - и заплати им за первую неделю. Дальше придумаю, как с ними рассчитываться, - я отставил от себя почти что полную тарелку. – Спасибо, Любаш. Очень сытно. Но давай-ка впредь мы будем есть что-нибудь… м-м-м… поизысканней. И с мясом. Договорились?
- Договорились.
- Ну тогда подготовь мне к утру списочек продуктов. Про соль я помню. Соли сразу несколько пачек возьму.
- Илья Ильич, - это Кузьмич проверил баланс своей карты и отложил телефон. – Ты… но… как… откуда… Илья Ильич! – из-под ушанки чуть ли не дым валил.
- Да не ори ты так.
- Откуда деньги!? Что с тобой такое!? Ты не такой! Не как обычно! Что произошло!?
- Кхм-кхм…
Ладно. Действительно, от думающего человека такие перемены не ускользнут. И думающему человеку нужно объяснение. Оттягивать больше ни к чему.
- Джакузий Кузьмич, ты только не пугайся, - попросил я.
- Чего мне пугаться?
- Это может тебя немножко шокировать.
- Чего может меня шокировать?
- Возможно, это перевернёт твое представление о мироустройстве в целом.
- Да не томи уже, Илья Ильич!
- Я начал заниматься с психологом, - я пристально и не мигая уставился Кузьмичу в глаза. – Прогресс, как ты видишь, на лицо.
- И правда, Илья Ильич, - закивала Любаша. - На лицо, ага. На лицо.
Ох, родная. Повторяй это почаще.
- Мне объяснили, в чём я был не прав, - продолжил я. - Мне объяснили, что моя модус операнди нежизнеспособна. Мне очень-очень многое объяснили, Кузьмич, поверь мне. И я решил, что поработаю над собой и изменюсь. Отращу яйца, накачаю мышцы, займусь в конце концов каким-нибудь делом. Отныне и навсегда я больше не тот Илья Ильич Прямухин, что был раньше.
Кузьмич ненадолго замолчал. Задумался.
- Модус операнди – это чо? – наконец спросил бородатый.
- Модель поведения.
- А-а-а, - протянул он. – Понятно. Ну… Что ж? Хорошо, раз так. Завтра съезжу в Торжок, договорюсь про сеть.
- Я с тобой поеду. У тебя автомобиль?
Кузьмич и Борзолюба разом расхохотались. Кузьмич, так тот аж до истерики разошёлся.
- Автомобиль, - повторил он, смахнув слёзку, и встал из-за стола. – Могу Любкин велосипед дать, если со мной поедешь. Только он розовый.
- И с катафотами! – накинула Любаша. – Ебать как они светятся, барин, ты даже представить себе не можешь! Просто ебейше!
Велосипед? Ладно. Не страшно. Ноги тоже нужно качать, вот заодно и займусь.
- М-м-м, нет, Кузьмич, - ответил я. - Ты бери Любкин, а я поеду на твоём.
- Как скажешь, Илья Ильич. Ты же барин.
Тут наш праздничный ужин подошел к концу. Кузьмич с дочкой двинулись к выходу - жили они в пустой деревне близ поместья, в одном-единственном обитаемом доме.
Я лихорадочно перебирал в голове варианты, как бы заставить Любашу задержаться. Да, мой голод был вполне терпим, но зачем оттягивать неизбежное? В голове я уже тысячу раз проиграл сцены жаркого порева с Любашей. Я уже активировал силу визуализации и отправил Вселенной запрос, так что пускай теперь исполняет, сучара бесконечная.
- Доченька, иди, я догоню, - сказал Кузьмич и открыл перед девушкой дверь. - Илья Ильич, разговор есть.
Я в последний раз бросил взгляд на Любашину задницу, пока та ещё была в поле зрения, и чуть не заскулил от досады. Ну какой ещё, блядь, разговор!?
- Слушаю, - сказал я.
- Илья Ильич. Я прямо говорить буду. Твой этот модус операнди. Он как-то слишком уж быстро поменялся. Ты прям как этот стал, - Кузьмич задумался. – Мужик как будто.
Вот это комплимент. Спасибо.
- Уверенный такой, - продолжил Кузьмич. – Спокойный. И Клоновскому отпор дал, и денег добыл откуда-то.
- И ещё добуду, не сомневайся.
- Да-да, - кивнул Кузьмич. – Не сомневаюсь. Я сейчас о другом.
Бородач замолчал и уставился мне прямо в глаза. Уставился так, будто решил поиграть со мной в гляделки. Кто первый моргнёт - тот петух, ага. А взгляд у него холодный, как лёд. Волчий какой-то.
Что-то он такое собрался сказать, после чего пути назад не будет ни для него, ни для меня. Что-то важное. Что-то очень и очень серьёзное.
- Барин, - наконец отважился Кузьмич. – Любку не еби.
Пу-пу-пу… Ну и что на такое ответить?
- Да я не…
- Обещай.
Кузьмич протянул мне руку.
- Я знаю, что она красивая. Я хоть и отец, а оценить могу, - сказал он. – А ещё я знаю, какая она на самом деле. Она ребёнок великовозрастный, глупый и наивный. Я ей до сих пор на Новый Год под ёлку подарки сую. Ты, Илья Ильич, её пригреешь, она себе надумает всякого, а потом не переживёт, когда ты в дом аристократок одарённых приведёшь.
- Послушай, Кузьмич…
- Женское здоровье и всё такое прочее. Знаю. И про лёгкое отношение к жизни знаю. И про наложниц. Но прошу тебя, Илья Ильич. Я, - подчеркнул Кузьмич. – Прошу ТЕБЯ. По-человечески прошу. Любку мне не еби.
И шах, и мат. А как отец он, всё-таки, хорош. И как человек честен, без экивоков всяких блядских говорит. Уважаю.
- Ладно, - я пожал Кузьмичу руку. – Обещаю.
На том и разошлись.
Оставшуюся часть вечера я провел у себя в офисе. То есть на дубе. Читал и вспоминал про магию. Я же, в конце концов, маг!
Ну и вот, короче. Магия в этом мире доставалась одарённым рандомно и почему-то была привязана к видам народной росписи. Вот, например, Антон Клоновский был при жизни магом хохломы, то бишь стихийником-огневиком. Об этом и говорила его жилетка. Носить вещь с росписью под школу магии, к которой принадлежишь, среди аристократии было не то, чтобы обязаловкой, но хорошим тоном.
Хохлома, стало быть, это огонь. Гжель – магия льда и холода. Петриковская школа – школа магии воздуха. Дымковская школа про землю и големов, ракульская про экстренное лечение и всяческие физические плюшки, жостовская про гипноз и управление разумом. Палехи – некроманты, городецкие – оборотни, борецкие – вообще какие-то оголтелые ебанаты, которые используют человеческую кровь самыми нестандартными способами.
Предугадать школу, которая достанется именно тебе, невозможно. Селекция тут не причем. У осинки рождаются сплошь апельсинки; главное, чтобы осинка, - а в идеале обе осинки, - были одарёнными.
Одарённые – это маги. Маги – это одарённые. Это я уяснил, а в физиологию копну завтра.
А сейчас про другое.
Сейчас про мезень.
Маленький Илья Ильич Прямухин очень обрадовался, когда в нём проявилась мезенская магия. Это означало, что ему не придётся в обязательном порядке ходить в рейды на химер, - про них тоже завтра, - а можно просто расслабиться, состроить обиженную гримаску и обвинить во всём жестокий рок, судьбу и провидение.
Ну вот так.
Ну а что я могу поделать?
Ну я виноват, что ли?
Это не я.
Оно само.
Вот если бы хохлома досталась или палех, вот я бы тогда да, а вот так, конечно, нет, но ничего, я свыкнусь. Я переживу. Пожалейте меня что ли, а?
Да только схера ли его жалеть, когда мезень в умелых руках превращалась в оружие, способное менять ход истории!? Не даром треть сотрудников тайной канцелярии была именно что мезенскими магами, и Илюша об этом прекрасно знал! Читал об этом запоем и фантазировал, что тоже так сможет! Фантазировал, фантазировал, фантазировал…
Соплюха инфантильная.
Тьфу ты, ёпьте...
В зачаточном состоянии маг мезени умел создавать простейшие иллюзии, - вроде мухи, например, - для одного конкретного наблюдателя. Со временем и с качем мезенский маг мог сотворить, к примеру, небольшой куст. Дальше – больше. Иллюзия для двух, трёх, четырёх и так далее наблюдателей; назальные, визуальные и слуховые галлюцинации всех расцветок и мастей.
В середине пути своего развития мезенский маг совершал лютый прорыв и начинал творить иллюзии не в мозгу другого человека, а непосредственно наяву. То есть если раньше он мог обмануть только свою цель, то теперь мог обмануть камеру видеонаблюдения, а это уже что-то.