Судя по записям, которые мы выудили, Станислав Опаснов был ранней пташкой и приходил на сеансы одновременно с Зинаидой-Дакотой; непосредственно к шести утра. Так что ждать нам оставалось недолго, ещё час.
Ребята молчали. Каждый размышлял о своём. Не знаю, что там у них в голове, но мои мысли сейчас крутились только лишь вокруг Васьки и мести, мести и Васьки.
Ладно, — успокаивал я себя. — Не из такого дерьма вылезал и сейчас вылезу. Я вытащу Ваську, а потом сровняю с землёй весь этот боярышниковый бизнес. Я его уничтожу. Поля сожгу, цеха взорву, а отморозков Безродного вздёрну к чёртовой матери. Эта мразь ещё тысячу раз пожалеет, что связалась со мной. Когда я закончу, Бориска останется без рубля в кармане и всё, что ему останется, так это идти работать в глорихольную.
— Дилинь-дилинь-дилинь, — зазвонил мой телефон.
Отлично! Его Светлость Алексей Анатольевич Уже-Мясницкий спешит поделиться чем-то хорошим, добрым, вечным.
— Какие новости?
— Илья, — судя по голосу, Лёха был очень взволнован. — Ты ещё в Твери?
— Ну да. Я же тебе рассказывал вообще-то. У меня тут сестру в заложники взяли.
— Илья, срочно выбирайся оттуда. Я тебя умоляю, пожалуйста, срочно выбирайся из Твери.
— Да что случилось-то?
— Я… Я не могу…
Лёха замялся. Слышно было, как он топает куда-то, где никто его не услышит.
— Илья, всё очень серьёзно, — сказал герцог Мясницкий. — Город запечатан не просто так. В Твери вспышка эпидемии. Что-то серьёзное, связанное с клонами…
Я краем глаза глянул на Святопроста. Вроде здоровый. Стоит, в носу ковыряется. Вот только, блядь, почему-то клешнёй ковыряется, ну додумался же, придурок, так ведь и нос порвать можно!
Ударил его по руке.
— Да вроде всё спокойно в городе, — сказал я.
— А оно и будет спокойно, — Лёха чуть не задыхался от переживаний. — До самого конца всё будет спокойно. Никто тебе ничего не скажет, Илюх. В новостях тишина. Но я знаю, Илюх, я знаю. На самом верху уже всё решили.
Не буду врать, от этих слов мне стало страшно. Хоть я и не до конца понимал их значение, но эта Лёхина подача… жуть какая-то…
— Что решили-то, Лёх? — спросил я. — Ничего не понимаю.
— Всё решили, Илья. Вообще всё. К городу уже подтягивают артиллерию, — быстро затараторил Лёха. — Волгу перекрыли, все выходящие из города суда было велено топить, а экипаж добивать. Всем хохломским магам велено явиться в Смолино; это за стеной, чуть не доезжая Твери. Они расстреляют город, Илюх, а потом сожгут тех, кто выжил, — Лёха начал шумно глотать воду. — Ох, блядь, — впервые услышал, чтобы Его Светлость выругался матом. — Надеюсь, у них хватит ума, чтобы не шарахнуть по вам ядеркой. Илюх, пожалуйста, попробуй выбраться. Времени у вас максимум до полудня. Хочешь, я пришлю за тобой вертолёт?
— Спасибо, Лёх, — сказал я. — Но мне нужно вытащить Ваську.
— Илья, не делай глу…
Дальше я не слушал. Сбросил вызов и убрал телефон в карман. Шарахнуть ядеркой, значит? Пу-пу-пу. Похоже, что у меня теперь появились личные счёты к Императору. Что ж, — подумал я, — тогда и тебе тоже пиздец, собака монаршая.
Я глянул на часы. Пробило ровно шесть утра. Станислав Опаснов вошёл в «Глорихольную №1»…
Глава 11Не про Прямухина (всего разок)
Дверь в кабинку открылась. Я затаил дыхание. Человек по ту сторону насвистывал себе под нос какую-то весёленькую мелодию. Похоже, Опаснов был в прекрасном расположении духа. Ну ничего, это ненадолго.
— Доброе утро, Дакота, — сказал он.
— Утречко, — это я накастовал голос мастера глорихольной.
Ну… накастовал так, как представлял его у себя в голове. Согласен, получилось не очень. Вроде бы обычный женский голос, но внезапно с какими-то старушечьими поскрипываниями. Это всё моток пряжи на столе, да ещё эти фотографии, блядь! Сбили меня с толку!
Стас замер.
Я прямо почувствовал, как он напрягся.
— Приболела что ли? — спросил Опаснов.
Фу-х. Слава яйцам, что он не прочухал иллюзию. Помню, с какой лёгкостью он развеял мою магию в баре прошлой ночью.
— Чутка, — ответила «Дакота». — Горло застудила.
— Оу…
Да ёб твою мать! Илья, соберись!
— Ну так может я тогда…
— Нет-нет-нет! Всё хорошо.
— Точно?
— Да-да, точно.
— Ну ладно.
Опаснов снова начал посвистывать. Щёлкнул дверной замок — это он на всякий случай заперся. Затем послышался звук расстёгивающейся ширинки и шелест гавайских шорт.
— Ну-с, — сказал он.
Будто чёртик из табакерки, из дырки в стене выпрыгнул писос. Писос себе вроде, как писос, — не то, чтобы я его очень внимательно разглядывал, — но по первому впечатлению он показался мне каким-то неопрятным. Тёмным каким-то и холодным даже на вид.
Как будто бы это к нам в комнату заглянула гигантская улиточка-ахатин.
— Кхм-кхм, — прокашлялся Опаснов, мол, ну что там за заминка?
Я толкнул Святопроста в плечо.
— Я? — беззвучно спросил насекомыш; глаза его полезли на лоб.
— А кто? — так же беззвучно ответил я.
Несколько секунд мы поиграли в гляделки. Как же невовремя Святопрост начал артачиться! За такое мне очень хотелось прописать ему отцовского леща; и я уже вроде как даже занёс на удар руку, но в этот момент насекомыш одумался.
Он тяжело вздохнул, отвёл взгляд куда-то в сторону и, — клац! — клешня Святопроста сомкнулась на вражьей письке.
— Уу-у-у-а-а-а-А-А-А!!! — как будто сигналка сработала.
Бах! — а это майор Оров своим огромным кулачищем прошиб гипсокартонную перегородку, схватил негодяя за затылок и резко притянул к себе, — расшиб бедняге нос о стенку. Опаснов, конечно, и без того уже был полностью в нашей власти, но лишняя фиксация не помешает; тут я с Вышегором был полностью согласен.
— Привет, — сказал я.
— Кто вы⁉ Что происходит⁉ Отпустите меня немедленно!
— А что у вас тут такое? — это к нам в комнату на шум заглянула администратор.
Я мгновенно накастовал всем присутствующим праздничные колпаки.
— День рожденья! — затянул я. — Туруц-туруц! Праздник детства! Туруц-туруц!
Майор Оров и Святопрост разулыбались что есть мочи и начали покачивать головой в такт. А вместо побагровевшего куска плоти, в клешне у моего насекомыша администратор увидела охапку бенгальских огней.
— Понятно, — сказала девушка. — За стенку заплатите, — и исчезла.
— Итак, — я вернулся к нашему разговору с Опасновым. — Ты меня наверняка помнишь. Илья Ильич Прямухин. Скромный помещик, на которого так не повезло нарваться твоему хозяину.
— Что тебе нужно⁉
— Всё очень просто, — ответил я. — Сейчас ты очень-очень честно и очень-очень подробно расскажешь мне, где вы держите мою сестру. А потом расскажешь, как вызволить её без лишнего шума. Ясненько?
— Пошёл ты! Тебе пиздец! Безродный тебя сгноит!
— Святопрост?
— Угу.
— У-у-а-а-А-А!!!
Ой, божечки. А я ведь даже не подозревал, что некоторые части мужского организма могут вот так тянуться и выворачиваться. Природа-природа, велик твой замысел. Какой удивительной выносливостью ты наградила репродуктивную функцию.
— А теперь ещё раз, — сказал я. — Честно и подробно. Где вы держите мою сестру?
ВЧЕРАШНЕЕ УТРО. ТВЕРЬ. НИИ ХИСИК.
Весь институт стоял на ушах ещё засветло; всем сотрудникам было предписано явиться на рабочее место. Началась эпидемия. По всему городу обнаруживались обезумевшие клоны с пчелиной головой. Счёт заражённых уже исчислялся сотнями.
— В Москве обвиняют нас! — кричал Дрын-дын-дын Дрын-дын-дынович; всё-таки он появился в этой истории ещё раз, но уже почти уходит. — Говорят, что болезнь выбралась из нашей лаборатории! Вячеслав Григорич, ты хоть что-нибудь понимаешь⁉
— Нет, — ответил Несутин-старший. — Даже не представляю, что пошло не так.
— А-а-а-ай! — у Дрын-дын-дыновича зазвонил телефон. — Буду держать тебя в курсе! Думай, Вячеслав Григорич, думай! Алло…
Отец и сын остались в кабинете вдвоём.
— Та-а-ак, — Несутин-старший снял очки и помял переносицу. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил?
— Это не я.
— А кто⁉ — взорвался Вячеслав Григорьевич. — Кто ещё грезил о пчелиных генах⁉ Кто мне рассказывал про послушание, а⁉ Ты идиот! Кретин! Придурок!
Лампосвет молча обтекал.
— Ну как, а⁉ Добился своего⁉ Слушаются тебя, да⁉ Слушаются⁉ А я и смотрю! Прямо вот весь стационар этих пчелиноголовых монстров тебя слушается! Все прям по струнке ходят!
— Отец, я…
— Что ты сделал⁉ Что ты, мать твою, натворил⁉ Ты понимаешь⁉
— Отец, я всё исправлю.
— Как⁉
— У меня есть одна идея…
— Хватит с меня твоих идей! — Вячеслав Несутин аж раскраснелся; на лбу венка вздулась, слюни изо рта забрызгали. — О боги, какой же ты идиот! Почему ты не послушался меня⁉ Просто ответь: ПО-ЧЕ-МУ⁉ Ну зачем тебе нужно было это делать⁉ Ну почему ты всегда и всё делаешь мне поперёк⁉
Лампосвет молчал. Ждал, когда отец вдоволь набеснуется.
— А-а-а-ай! — Несутин-старший закрыл лицо руками. — И что нам теперь делать? Как всё это исправить? И возможно ли это вообще исправить? О, боги-боги, Лампосвет. За что мне всё это?
— Отец, — Лампосвет выждал удобный момент и начал. — У меня действительно есть идея. Я почти уверен, что…
— Почти⁉
— Я уверен, что всё получится. Пожалуйста, поверь мне.
Несутин-старший поднял на сына усталый взгляд.
— Что тебе нужно?
— Мне нужна лаборатория и один подопытный. Один, — поднажал Лампосвет. — Всего лишь один здоровый клон.
— Быть может ты забыл, но у нас в городе эпидемия. По твоей вине, кстати, да. И где я тебе сейчас, скажи, пожалуйста, найду здорового клона?
— Дядя Витя, — ответил Лампосвет. — Охранник. Его же заперли на карантин в столовой, верно?
Вячеслав Григорьевич крепко задумался. С одной стороны, он невероятно злился на сына. С другой стороны, у самого Вячеслава Григорьевича не было ни единой мысли насчёт того, как остановить эп