Перо дрогнуло, и на лист легла жирная клякса. Ужасно, но переписывать некогда. Ринна добавила извинение и попросила сургуч.
Вот если бы Рик совсем ей не нравился! А руки у него были холодные и потные, как лягушки. Но у него тёплые и сухие руки, твердые от мозолей — от мозолей, которые оставляет рукоять меча, такие же есть у Клайка… только меньше. И так приятно было держать его за руку!
Это письмо следовало написать! Чтобы не было пути в сторону, не было искушения действительно остаться с Риком ещё ненадолго. Согласиться с его правом что-то требовать. Казалось, что если начать уступать в мелочах, то каждая очередная уступка будет даваться проще и легче, и…
Так нельзя.
Она вышла из прохладного, сырого здания почты на солнце. Следовало перейти дорогу и вернуться на торг. Конечно, её уже хватились.
По пути она остановилась у палатки с пряностями. Специи пахли одуряюще — как им и следовало. Дорогой, иноземный товар. Она оглядела выставленные на обозрение мешочки — ну да, есть всё, только выбирай. Взять корицы? И немного мускатного ореха? Хотя бы чтобы заправить кашу.
— Чего желает эсса? — торговец придирчиво ощупал её взглядом.
— Попробовать корицу.
Торговец зачерпнул мерочкой-напёрстком немного коричного порошка и протянул Ринне. Она понюхала, высыпала на ладонь и лизнула.
Запах корицы — запах счастья, уюта и спокойствия, когда всё хорошо и о тревогах можно забыть. А любовь, должно быть, пахнет корицей с мёдом и имбирём. И ещё корицей с имбирем и мёдом пахло от рабочего стола Ноны…
Ей нравится Рик. Ещё немного, и она совсем примет эту простую истину. С самого начала она даже злилась на него не по-настоящему, когда он зачем-то торговался с ней за золотые! И будь он благородного происхождения, чтобы брак с ним не унижал дочь Венешей…
— Вам не по душе корица, эсса? Вы, наверное, не смыслите в настоящих специях!
— Смыслю достаточно, — она вернула мерку, — правда, не разобрала, что это за смесь.
— Да что вы, эсса?! — глаза торговца заметались.
Кто-то мелкий и шустрый выскочил из толпы, с размаху врезался в Ринну, чуть не сбив с ног, пробормотав извинения и бросился бы прочь, если бы чья-то рука не схватила его — и под ноги Ринне упал её кошелёк.
Рик. Каким-то чудом оказался рядом.
— Проваливай, — бросил он воришке, нагнулся и поднял кошелёк, но Ринне отдавать не стал. — Ты так беспечна, жёнушка, — от его голоса повеяло не мёдом с имбирём, а жгучим перцем с… да, пожалуй, что и с мёдом, с тёмным горьковатым мёдом. — купила всё, что хотела?
— Я хочу пять палочек корицы и пять целых мускатных орехов, — она взглянула в глаза Рика, и там тоже был жгучий перец. — И целый имбирный корень, вот этот, — она показала, — и ещё три мерки немолотого черного перца.
— Я вижу тут и молотые специи. Зачем тебе утруждаться, любовь моя? — заметил Рик, никак не показав недовольства.
— Ах, дорогой, так надёжнее! — она сладко улыбнулась.
Как ни странно, цену торговец не заломил, даже назвал чуть ниже, чем она ожидала. Рик спрятал свёрток в свой поясной карман. И ничего больше не сказал, когда они отошли. Совсем ничего. И за руку брать не стал, но пошёл на полшага следом, и Ринна ясно чувствовала, что больше ей не ускользнуть.
— Ты его напугала, — чуть позже сказала Мара. — Кого-то из вас хотели убить сегодня. Говорят, что его. А вдруг из-за тебя? — она вздохнула и махнула рукой. — Приходи ко мне. Поговорим.
— Я приду, — согласилась Ринна. — Моя рысь нам не помешает?
Мара смотрела так, словно одна понимала нечто важное.
— Об рыси не беспокойся. Приходи. Я буду ждать в шатре.
Шатер казался полностью готовым, издали — ярким и праздничным, вблизи было видно, что полотнища порядком потёрты и даже залатаны. Внутри ещё что-то развешивали, натягивали, крепили и настилали. Рик устроился на низком табурете у входа и копался в сломанном музыкальном ящике, в том самом, с которым он вошёл в ворота Ленгара в день их венчания. Рядом на земле, на холстине он разложил инструменты — какие-то щипчики, пластинки, молоточки.
— Мара там, — он показал внутрь шатра и бросил на Ринну подозрительный взгляд. — Дорогая, обойдёмся без сюрпризов нынче вечером? Там выход, конечно, есть. Но сбегать не надо.
— И в мыслях нет, дорогой, — она прошла внутрь.
Добрая треть шатра была скрыта за пестрыми занавесями. Мика замерла на секунду, и тут же уверенно двинулась туда, за занавеси.
Там было много маленьких тёмных каморок. Рысь шла, уверенно ныряя между полотнами, и вдруг остановилась и недовольно взвыла. С пола поднялся пёс, огромный, кудлатый, и утробно зарычал. Ринна слегка растерялась — у неё плохо получалось ладить с собаками. Уйти? Ну нет. Она попробовала дотянуться до собаки.
«Успокойся. Ты мой. Я твоя…»
Пёс продолжал рычать, а Мика — подвывать, и тут Ринна то ли услышала, то ли ощутила короткое, похожее на хлопок в ладоши:
«Прекратить!»
Пёс умолк, рысь виновато мявкнула и поскребла перед собой лапами, и самой Ринне захотелось поклониться придворным поклоном и извиниться. Всё понятно — вмешался тай, а она снова его услышала. И это не Рик. Или Рик?..
Из-за занавеси показалась Мара. Она опиралась на клюку, явно устала, под её глазами лежали густые тени — а может, это вечернее солнце уже ленилось светить. Да, именно солнце — кусок стены здесь был отстёгнут и скатан, и получилось большое окно прямо в сторону заката.
— Ничего лучшего нет, увы мне, миледи, — Мара показала на табурет.
— Я сейчас не леди, — возразила Ринна. — Мы с Риком договорились. Я называла вас просто по имени, это ничего?
— Мы всё тут так называемся. Но я решила, что надо спросить. Нехорошо, если это задевает.
— Не задевает. Это игра, мы договорились о правилах, — пошутила Ринна, садясь и расправляя платье.
— Игра, — старая циркачка улыбнулась. — Играйте, что ж. Жизнь — это игра, но не всегда можно перебросить кости.
— Конечно, — охотно согласилась Ринна, — я помню.
— Больше никто не знает, кто ты, только мальчики, забравшие тебя из Ленгара, один из них мой сын. Это он уговаривал собак в зверинце. И ещё я и Кавертен.
— Твой сын тай. Ты тоже тай, да?
— Услышала меня? — циркачка кивнула. — Я тай. Но не для работы. Пользуюсь даром, когда мне нужно. Живу с ним, и сыну, видишь, передала.
Недавно она занималась кройкой — на козлах лежала доска с обрезками ткани. На низкой скамейке стоял закопчённый медный чайник. Мара налила в чашки крепкий чай, пахнувший яблоками.
— Угощайся, девочка. В это время дня приятно выпить горячего.
— Это Рик попросил меня вразумить? — догадалась Ринна.
— Нет-нет, — усмехнулась циркачка, — не Рик. Ради него я не стала бы стараться. Но он хороший мальчик, конечно.
— Думаю, да, — Ринна рассмеялась. — Его, наверное, все тётушки считают хорошим мальчиком.
— А, так тебе нравятся плохие? — Мара явно потешалась над Ринной, но обидно не было.
— Если он противен тебе, не давай надежды, — сказала Мара. — Хвост коту надо рубить быстро. Это лучше, чем тянуть, пока сам оторвётся.
От такого сравнения Ринну передёрнуло, а Мика коротко взвыла.
— Да, так и есть, — понимающе кивнула Мара, её глаза смеялись. — Он понял верно, ты слишком связана с рысью, не отгораживаешься.
— Ты это специально?..
— Конечно. Вот, возьми, — как Рик днём, она протянула Ринне монетку, которую достала из коробочки с нитками. — Зажми в кулаке. Серебро помогает. Представляй сеть между вами. Учись отгораживаться, защищайся. Ты должна быть женщиной, а не кошкой. Тебе совсем не нравится Рик?
— У нас не настоящий брак. Пойми, я просто пользуюсь его помощью. И он оценил её в немалую сумму, кстати.
— Но это не так, — Мара быстро усмехнулась, — у меня кривая спина, но не слепые глаза. Я вижу, как вы иногда смотрите друг на друга, то он на тебя, то ты на него. Уверена, вам двоим лишь требуется немного времени. Вы должны познакомиться.
— Нет, Мара, — покачала Ринна головой, — я уйду, если будешь уговаривать.
— Вот же глупая девочка. Кого обманываешь? Чтобы влюбиться, не нужно ни причин, ни времени. Это чтобы разочароваться и разлюбить, нужны причины и время. Если влюблена и не разочаруешься, потом долго будет болеть душа.
Ринна не нашлась, что возразить.
— Но не это важно сейчас, — продолжала циркачка. — Видишь ли, то, что с тобой случилось, не так уж удивительно для девочек с даром. Они часто бывают непослушными. Так что не только ты испытала такое. Хороший наставник не допустил бы. Твой Рик, он в целом понял верно, но не всё, он ведь мужчина.
— О чем ты говоришь? — осторожно уточнила Ринна.
— Ну вот смотри, — Мара ласково погладила её по руке, — ты родилась знатной леди, ты дочь графа. Ты хорошо знаешь, как следует поступать. Но разве послушание семье, верность семье — не то, без чего не бывает леди? А ты множество раз отказывалась от браков, нужных семье и твоему королю. Конечно, тебя считают сумасшедшей. Разве не странно, что ты вдруг отчего-то забываешь о долге? Ведь на самом деле твои женихи были не так и плохи?
— Так и есть, — согласилась Ринна. — Но к чему ты клонишь? Скажи прямо. Не тяни… кота за хвост, — добавила она, прислушавшись к себе, и покосилась на Мику.
Рысь встрепенулась и оскалилась, но голоса не подала.
— Ты не можешь быть с тем, кто не тронул твою душу. Причина не важна. Ты не леди, когда выбираешь мужчину. Тебе нужно присмотреться и принюхаться. А те мужчины — им не повезло, вот и всё. Твоя мать была с даром, да?..
Ринна неловко улыбнулась.
— Ты была совсем юной, когда однажды в конце зимы решила выяснить, почему у тебя забирают кошку? Только не говори, что её не забирали.
— Забирали, — согласилась она. — Точнее, Исминельда не подпускала её ко мне. Мы не держали рысь в клетке. Она уходила в парк, когда хотела.
— Даже так? И приносила котят?
— Конечно. В начале лета. У неё было логово в парке недалеко от замка. Но ты права, когда я всё поняла… тогда, зимой…