Воду Ринне приносили чистую и свежую. Она долго принюхивалась, прежде чем пить, хотя, конечно, сестра Рута внушала доверие, а воду приносила именно она. Хлеб всякий раз был чёрствый, но это к лучшему — его приходилось есть медленно и на дольше хватало. Хлеб она тоже обнюхивала, стараясь уловить подозрительное. Книги — лишь вяло полистала и оставила раскрытыми, даже смотреть на них не хотелось, но пусть видят, что леди Ринна подчинилась и усердно изучает эту зубодробительную писанину…
— Вы не проявляете усердия, леди, — это одна из старших сестёр явилась с проверкой.
Зашла без стука, прошлась, заглядывая в каждый угол. Кстати, а раньше монахини стучались, прежде чем войти.
— Я стараюсь, сестра, — Ринна опустила взгляд. — Может быть, я также буду шить? Дела следует чередовать.
Это было неосторожно. Глаза монахини гневно сверкнули.
— Дело не в том, чтобы занять вас работой, леди. А в том, чтобы вы смирили свой дух и подчинили его благоразумию. И вам сейчас не время рассуждать, чем стоит заниматься, а чем нет. И драгоценности несомненно вредят, их следовало снять, только переступив наш порог. Снимите и отдайте мне. К тому же надо проверить их на заклятья, чтобы знать, были ли вы чисты от колдовства до прихода сюда.
Ринна на мгновенье замерла. Даже так?.. Не просто быть настолько покорной.
— Пусть проверят при мне, — сказала она. — я не отдам эти вещи. Это украшения моей матери, и сомнений в их чистоте до сих пор не было.
— Опять дело не в этом. Вы не желаете смирять дух, он нуждается в лечении. Смирение, леди!
Она выглянула за дверь, позвала — зашли несколько монахинь. Привратница снова больно заломила Ринне руки за спину, попутно вынуждая упасть на колени, другая тут же аккуратно вынула серьги из её ушей и сняла с шеи цепочку с подвеской. Ринна лишь стискивала зубы от беспомощной ярости.
— Осмотрите тут все, — велела старшая монахиня. — Пойдёмте, леди…
Тесно обступив, её провели в другое крыло и втолкнули в маленькую комнатку.
— Молитесь и размышляйте, леди. Три дня.
Дверь захлопнулась, замок звякнул. Вот она, комната для раздумий. Без окон, действительно маленькая и тихая. Никакой мебели, только одеяло на деревянном полу — размышляй не хочу. Некоторое время Ринна лишь бессильно стискивала зубы и сжимала кулаки, но успокоиться пришлось, конечно. Вот на размышления о смирении не тянуло вовсе. Она, наконец, легла и задремала, завернувшись в одеяло, и это было лучшее, что с ней могло случиться.
Рысь притаилась в кустах. Неподалёку настойчиво шуршал молодой заяц, и упускать его было по меньшей мере глупо. Прыжок, ещё один — и когти вонзились в мягкое податливое тельце добычи. Рысь была голодной и не стала медлить, разом перекусила шею жертве и принялась рвать зубами тёплое, вкусное мясо, придерживая тушку когтистой лапой…
Ринна никогда не соединялась со зверем во время охоты, но это соединение было случайным, во сне, и поэтому неполным. Сама Ринна никогда не стала бы охотиться. Но и не подумала мешать — она была голодной и мечтала съесть что-то, кроме черствого хлеба с водой. Свежее мясо с кровью оказалось вкусным. Наевшись, она забралась на дерево и улеглась на толстую ветку, отдыхая. Запахи и звуки леса были приятны, и легко дышалось. Ринна наслаждалась. Это была жизнь, а там, внутри каменных стен — не жизнь. Не жизнь — это ведь смерть? А комната без окон — это склеп.
Отдохнув, она некоторое время бегала по лесу, потом вернулась к монастырю и затаилась, разглядывая его. Ринна никогда этого не делала, то есть не осматривала стены снаружи глазами рыси. Они высокие, но вовсе не гладкие — можно забраться. Жаль, рядом не растут деревья. Но рысь легко прыгает с места на три человеческих роста, так что кое-где стену можно перепрыгнуть, не там, где главный вход, а позади. Осталось сопоставить вид изнутри и вид снаружи, чтобы не прыгать вслепую, для этого были бы кстати человеческие глаза, но их неосторожная обладательница заперта в комнате для раздумий. Ну хорошо, вот она прыгнет, проберется внутрь… Что дальше? У сестры привратницы есть оружие, и ещё у кого-то наверняка тоже, ведь монастырь стоит в лесу, тут бродят дикие звери. Если бы по-прежнему ходить молиться к Священному Пламени — Очаг совсем близко от ворот, чтобы всякий входящий первым делом мог подойти. Но все равно рыси надо забраться на стену и присмотреться…
Ворота со скрипом приоткрылись и выпустили двоих мужчин в сопровождении привратницы. Кажется, они учтиво распрощались и направились к коновязи, где стояли лошади. Это были Рик и Ивар.
Почти не думая, Ринна в несколько прыжков преодолела разделяющее их расстояние, замерла в нескольких шагах, зарычала. Рик тут же шагнул к ней, протягивая руку.
«Хорошая. Ты моя. Я твой. Слушайся. Успокойся. Слушайся», — услышала она.
Обычная формула подчинения зверя. И в первый момент Ринне захотелось… послушаться. Но уже в следующий она опомнилась. Она не рысь!
Привратница тоже заметила зверя, выбежала с большой палкой наперевес. Ивар задержал её:
— Не надо, сестра, мой друг тай, рысь нам не опасна.
Ринна рыкнула в сторону монахини, скребя когтями землю — убирайся прочь!
— Уйдите, не отвлекайте, — попросил Ивар, — может быть, мы её сейчас поймаем.
— Ох, если бы! — вздохнула привратница, — страшная зверюга, наглая, всех тут пугает. Давно надо за охотником послать, в посёлок, — и, пятясь, отступила за ворота.
«Иди сюда. Слушайся. Я твой. Иди ко мне» — продолжал своё Рик, но это уже не действовало.
Ринна подошла — сама. Охотно потёрлась загривком о его ладонь. Ивар тоже подошёл.
— Видишь? Она рядом, здесь, раз рысь не уходит. Это Обитель Врунишек, — сказал Рик.
— Ты уверен, что зверь тот самый? — усомнился Ивар.
— Ещё бы не уверен. Да и вот ошейник, смотри, — Рик поддел пальцем кожаный шнурок. — Она в монастыре.
— И что предлагаешь? Рыть подкоп под стену?
— Не поможет. Стены старые, наверняка с защитой, которой тысяча лет. Это внутри заклятья нельзя наложить, а снаружи даже нужно. Леди Ринна, просыпайтесь, просыпайтесь!
Он гладил рысь, теребил шерсть, почесывал за ушами, и Ринна жмурилась от удовольствия и мурчала, наслаждаясь его прикосновениями. Вот бы испытать их сейчас, наяву, чтобы он прикасался и гладил…
— Леди Ринна, просыпайтесь!
Она открыла глаза, в досаде, что прервали такой хороший сон. Это сестра Рута теребила её, похлопывала по щекам.
— Что такое, сестра? — Ринна села, потерла лицо руками.
— Я принесла воды. Вот. Осторожно, не пролейте. И хлеб. Вот… — она показала.
Между ломтями хлеба лежал толстый кусок ноздреватого жёлтого сыра.
— Клянусь Светлым Пламенем, я сама взяла из кухни. Поешьте, кому надо, чтобы вы слабели? Только сразу, чтобы никто не видел.
— Спасибо, — шепнула Ринна.
Она видела Рика во сне. Это был сон. А ещё в этом сне она съела зайчонка.
— Леди, поверьте, настоятельница это не одобрит. Она приказала убедить вас, склонить к постригу, но не таким образом, я уверена. Сестра помощница мудрая и опытная, но уж очень строгая. Проявите покорность, умоляю, леди. Вам сочувствуют многие, но поверьте, против никто и слова не скажет.
— Спасибо, сестра.
Она съела весь сыр до крошки. Было невероятно вкусно.
Глава 9. Освобождение
Заключение в тёмной комнате продолжалось. Сестра Рута заходила дважды в день, одна, но явно её ждали за дверью. Говорить она стала шёпотом, пояснив, что говорить вообще запрещено, чтобы не мешать леди. Вместе с хлебом и водой иногда приносила сыр и какую-нибудь зелень. Меняла ведро для нечистот, которое Ринна старалась задвинуть в самый дальний угол. Можно, наконец, хотя бы свечу? Тоже нет, тут не нужен свет, надо пребывать наедине с собой, молиться и размышлять, размышлять и молиться. Мы все молимся за леди. Матушка помощница — больше всех. А хотя бы гребень? Тоже нельзя, чтобы не думать о суетных вещах, это успеется. Ринна всё равно кое-как приводила волосы в порядок с помощью пальцев и шпилек. Что сделать, чтобы скорее вернуться в свою келью? Ничего, леди, придётся отбыть положенный срок. Выходя отсюда, никто не остаётся прежним. Леди тоже станет другой. «Леди станет послушной», — вот что звучало в словах монахини вместе с надеждой.
Она станет другой? Наверняка, такое вряд ли проходит бесследно. Очевидно, здесь очень верят в этот метод и очень стараются добиться своего. Напряжение рассудка и чувств у заключенной тут должно быть огромным. Но у Ринны был отличный способ ускользнуть, о котором никто не знал: она могла превратиться в рысь и наслаждаться свободой, воздухом и простором. Жизнью.
Ринна охотно выполняла просьбы, если понимала их, но вот заставлять её всегда было бесполезно. Так и теперь. Молиться она не стала, во всяком случае, так, как требовали монахини. Размышлять? Да. Но главной её отрадой было уйти в лес с Микой. Если бы можно было сбегать на многие часы, на весь день — она бы так и делала. Не получалось, через каждые несколько часов с рысью требовался отдых.
Рыси теперь приходилось быть осторожной. Охотника позвали, и он несколько дней выслеживал её в окрестностях монастыря. К счастью, он уехал, но Ринна больше не думала о том, чтобы забираться на стены — боялась рисковать Микой.
В келье не было окон, но об устройстве вентиляции позаботились, и Ринна могла не только дышать свежим, не затхлым воздухом — это было прекрасно, она ещё мерзла по ночам и приходилось целиком заворачиваться в одеяло. И всё же келья не была холодной и не тянула на склеп… но всё больше ею казалась. И Ринне всё чаще приходило в голову: она умерла, её нет. В этом тихом, тёмном, унылом и лишенном жизни месте нечего делать живым. Нет прежней леди Ринны Венеш. И не надо. То есть — не надо прежней…
Со скрипом катились по дорогам Руата яркие цирковые повозки, прохладный ветер хлопал натянутой парусиной. Рик держал её за руку, вот он подхватил её и поставил на землю, на секунду прижав к себе. Это был сон, бред, и когда она, проснувшись, это поняла — она расплакалась. Всё во сне было много острее, пронзительней, чем наяву.