Пламя гасло, оставляя тихое тепло и тишину, и радость единения, которое теперь никуда не денется. И кучу головешек — мосты благополучно сгорели. Туда им и дорога.
Потом они лежали, прижавшись друг к другу, её голова удобно устроилась на плече Рика. Сначала хотелось только молчать. Мерцал огонек свечи. Кажется, Ринна всё же задремала, но когда Рик, поцеловав её в висок, осторожно освободился и встал, она сразу проснулась.
Он выпил остывшего чая прямо из кувшинчика. Она наблюдала за ним сквозь ресницы, за его плавными, ленивыми движениями сильного и ловкого, хотя и уставшего зверя. Без грации и ловкости не бывает красоты — это знает любая кошка. Рик был раздет полностью, и она разглядывала то, что всегда скрыто, с любопытством и без всякого смущения. В нём не было ничего, что ей не нравилось.
Он взглянул на неё, улыбнулся.
— Можешь даже потрогать, если хочешь.
— Спасибо за разрешение. Я потрогаю, — она устроилась удобнее, натянула одеяло. — Это и есть супружеский долг, или мы что-то упустили?
— Да, это он и есть, моя леди.
— М-м… Надо же. Знаешь, меня учили не накапливать долги. А в этом случае, кажется, я и переплачивать готова, — она не могла сдержать улыбки. — Что скажете, мой лорд?
Ей хотелось смеяться, потому что, кажется, никогда ещё не было так хорошо.
— О да, я заметил, — он усмехнулся. — А почему ты так меня назвала?
— Случайно, — она повела плечами, — какая разница, ведь мы одни? Ты и есть мой лорд, а кем будешь для всех прочих — мне неважно.
— Значит, ты в порядке, кошка?
— В полном. Я так счастлива, Рик. Ты почему так смотришь? Тебе не понравилось? Я делала что-то не так?
Он сначала снова лег рядом, обнял её, потом сказал:
— Ты все делала, как мечта любого мужчины. Только я немного иначе представлял себе ночь с девственницей, любовь моя.
— Рик? Ты сомневаешься?.. — она даже растерялась.
— Не сомневаюсь, конечно, — он ласково растрепал её волосы, — но хочу знать, чем тебя напоили. И что будет, когда действие зелья закончится.
— Ри-ик, — у неё похолодело в груди, — всё было настолько неправильно? Ты уверен? Мне обязательно должно было быть плохо и больно?
— Не уверен. Всё знаю с чужих слов, как и ты. Ты у меня первая… девственница, и на другую не рассчитываю.
— Когда-то давно мне объясняли, что нельзя делать это… если не сойдёшь с ума должным образом, и это сумасшествие и есть любовь, — вспомнила она, — без любви это смешно, стыдно и плохо. Мне было очень хорошо — значит, просто я правильно сошла с ума. Я люблю тебя, Рик, поэтому так и получилось! И ты тоже сказал, что любишь меня…
— Угу, как скажете, леди жена. Всё неважно. Я счастлив, что тебе понравилось, и я тебя люблю. Может, и хорошо, что мы не упустили такую возможность, — он быстрым поцелуем заставил её замолчать. — Давай спать. До утра не так уж много осталось, — он опять легко поцеловал её и вытянулся рядом, продолжая обнимать.
Это у неё мосты сгорели, а он пока ничего не понял. Она настолько изменилась, что он считает, будто её опоили зельем?! И потому, что ей понравилась их первая ночь?..
Но ведь ей понравилось. Было не страшно и не больно, все рассказы оказались неправдой, а объяснение Исминельды — удивительно верным. И засыпать вместе, когда одно одеяло, и это восхитительное чувство близости и тепла тоже одно на двоих — другого счастья просто не бывает…
Утром Рик начал с расспросов. Нет, сначала всё-таки с поцелуя, и так хотелось повиснуть у него на шее и вынудить лечь рядом. Нет, не вышло.
— Доброе утро, кошка, — он решительно отстранился, — просыпайся, давно пора. Как ты?
— Замечательно, — она огляделась, потягиваясь, и всё вспомнила.
Этот ужасный чулан в гостевом доме, и лучшая в мире постель, на которой они провели лучшую в мире ночь — которая начиналась вовсе не как лучшая, а, прямо скажем, отвратительно она начиналась. Она вспомнила подземелье, ржавые цепи, бегущую крысу, и подавила дрожь. Посмотрела на Рика. Ведь она ещё несвободна, и только от него зависит, что будет дальше. Её свобода, её надежды — это Рик. И чтобы поддержала королева. Потому что родные против, и все остальные — тоже.
В его глазах — какое-то напряжение, тревога. Но всё равно он улыбнулся ей.
— Используй меня как горничную. Застегнуть, завязать — надо? Вот с причёской не справлюсь, сразу говорю.
— Рик, а если нас не отпустят?
— Об этом даже не думай, — он привлёк её к себе, заглянул в глаза, — так почему ты оказалась в подвале, кошка? Долго там пробыла? Почему?
— Один вечер. Меня спрятали. От королевы.
— Вот же… — Рик отвел взгляд и процедил что-то невнятное, и тут же взглянул на неё виновато, — а как ты жила остальное время?
— Вполне хорошо.
Посвящать его во все подробности отчего-то не хотелось. Жаловаться — не хотелось. На родственников? Это унизительно. На монахинь?..
Это она обманывалась, вот и всё. Лёд холодный, но это не его вина, это его суть. И у них ничего не вышло, потому что она сбегала, была рысью. Наконец, она рада, что так получилось.
— Поэтому на твоих ребрах можно играть, как на лютне? Уверен, если посмотреть при дневном свете — ты бледная, как болотная ведьма, — не отставал её муж.
— Рик, — вздохнула она, ушам не поверив, — ты так обо мне думаешь?
— Я тобой восхищаюсь даже в таком образе, — край его рта дёрнулся в улыбке, — но всё же?
— Всё хорошо, Рик, — вздохнула она. — Это монастырь. В монастыри ездят не затем, чтобы много есть.
— Это я понимаю. Но зачем ты сотворила с собой такое? Как любящая тётушка это допустила? Да отвечай же, пожалуйста, — он обнял её, не давая опустить голову.
— Всё хорошо, Рик, — она сморгнула слёзы. — Давай просто уйдём отсюда, и всё будет хорошо.
— Прости. Прости, кошка! — спохватился он. — Не плачь. Я не хочу обижать тебя. Конечно, мы уйдём. Но всё-таки надо выяснить, что за зелье ты выпила.
— Рик, нет. Не поили меня зельями! — отчего-то сестре Руте Ринна очень хотела верить. — Последние дни, во всяком случае.
Теперь Рик нахмурился ещё больше, его взгляд потемнел — даже в неверном свете свечей это было видно.
— А в первые — ты и не отрицаешь.
— Чтобы охмурить ненадолго, когда я хотела уйти.
— Демоны зелёные! Вот ты и начала правду говорить?
— Рик. Это всё. Пожалуйста. Помоги мне лучше одеться, сам говоришь, что уже пора, — она выхватила из узла сорочку.
В платье бы запуталась, если бы он не помог — расправил, помог нырнуть в прохладное на ощупь, но такое уютное полотно из шерсти и шёлка. Это дневное платье она носила последние пару лет в Ленгаре, когда начиналась осенняя прохлада. Теперь оно свободно болталось на талии — Рик показал ей это, подцепив пальцем. Отделанный кружевом корсаж поверх платья он сам надел на неё и застегнул, медленно, каждую пуговку, то и дело отрываясь на то, чтобы целовать. И это было куда лучше, чем разговаривать про монастырь. По бокам корсажа ещё была шнуровка, так что он сел, как надо.
— Сколько дней назад был праздник равноденствия?
— Я не помню.
— Два дня назад — как можно забыть?
— Рик.
— Перестань выгораживать тётушку, — попросил он, — мы всё равно ничего ей не сделаем. Даже недовольство королевы для неё как тёплый дождик. Правда, их враньё и увёртки она им припомнит, ручаюсь. У неё память хорошая.
— Но тебе откуда это известно?
— Ну как же, я кандриец и она кандрийка. Знаешь, сколько баек рассказывают про королевскую семью в каждом трактире? Да здесь так же, я уверен. Ты когда последний раз выходила на солнышко? Ответь, любовь моя.
— Рик, прекрати меня допрашивать.
— Ладно, прекратил. У тебя теперь губки припухли, на монашку совсем не похожа, — и он опять поцеловал её.
В дверь тихо постучали.
— Нам пора, — вскинулся Рик, — ты можешь что-нибудь сделать с волосами быстро?
Она наскоро причесалась и закрутила волосы в простой узел, благо шпилек хватало.
— Тебе вот так очень идет. Ты такая красавица, — оценил Рик, — я просто…
— Ты говорил, да, я ведьма болотная, — мстительно напомнила она.
— … я просто умру сейчас, — закончил он. — Ты самая прекрасная болотная ведьма на свете. Идём, нас ждут.
— Дальше приёмного покоя я не пойду, Рик. И только с тобой, — она сжала его руку.
— Дальше я тебя и не пущу, — пообещал он, — тем более без меня. И королева очень серьезно отнеслась к моей жалобе, кошка. А как же: я женился, а у меня жену отобрали и спрятали. Это против всех законов.
— Как у тебя получилось?..
Ну конечно, только так и можно было объяснить присутствие здесь Рика. Королева отчего-то решила вмешаться.
— Как получилось — дело десятое. Фина помогла. Пойдём, моя леди.
Королева сидела на том самом стуле, который когда-то носили за сестрой помощницей. Теперь она одна сидела, а остальные стояли вокруг, по правую руку — монахини, по левую — её свита. Да, и лорды тоже были — заходить в приёмный покой мужчинам не возбранялось.
Ринна вошла первая, Рик и Фина отставали на пару шагов. По толпе пробежал шорох изумления, недоумения, любопытства — и не только. Если для придворных всё было лишь любопытно, то на лицах старших монахинь во главе с тётей Астерией были написаны куда более сильные чувства. Не все умели их скрывать за показной невозмутимостью.
— Ваше величество, — Ринна присела в церемонном придворном поклоне, одновременно с ней низко поклонился Рик, он — обычно, как это делали простолюдины.
Тётя Астерия поморщилась. Она стояла рядом с королевой и взирала на племянницу с горестным укором.
— Я должна поговорить с несчастной дочерью моей кузины наедине, ваше величество.
— Не сейчас, пресветлая матушка, — невозмутимо возразила королева. — Я рада видеть вас, леди Ринна. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, ваше величество.
— Вы несчастны?
Острый, насмешливый взгляд Савадины как будто колол. Удивительное дело, Ринну это только взбодрило.