Ринна вскочила и выбежала из комнаты, захлопнула за собой дверь.
Темный и пустой маленький чулан? Да, ещё вчера. Но уже теперь не верилось.
На лестнице пахло корицей и яблоками, это отвлекло и было несравнимо лучше всего. Это было… невероятно хорошо! Запах уютного домашнего праздника, когда рядом все свои, все любимые, всем можно верить. Ринна пошла на запах. Сверху донёсся стук двери и злой голос Рика, колдун отвечал негромко и спокойно. Ну и что? Всё уже случилось. Лучше бы Рик не узнал. Ведь ночью они были счастливы, так зачем выяснять — почему?
Любить — значит сойти с ума, и тогда то, что делают двое — до одури хорошо и приятно, и ещё красиво и очень правильно. Совершенно правильно — когда вместе и когда любишь. Но причём тут любовь, если рысь надолго заперли в клетке и она будет лизать руки любому, кто выпустит?
Лизать руки? Она цапнет, скорее. Но добиться можно — будет и лизать. Зависит от тая. Рысь будет сумасшедшей, может быть, но при чём тут любовь?
Такое разное бывает сумасшествие, разберись теперь, где такое? И надо ли?..
Она любит мужа, просто перестала беспокоиться о неважном. Но что теперь будет думать он?..
Кухня находилась в полуподвале. Хозяйка в клетчатом фартуке возилась с тестом. Ринна спустилась, поздоровалась и присела на скамеечку у входа. Пусть всё останется там, наверху, а она побудет немного в этом облаке корично-яблочного аромата.
— Эсса что-то желает? — трактирщица оторвалась от работы и посмотрела на неё.
— Нет, ничего. Можно, я посижу здесь немного?
— Сидите на здоровье, — женщина лепила пирожки и укладывала их на противень.
Судя по запаху, первая порция выпечки уже доходила в духовке.
— Выпейте это, эсса, — трактирщица тронула Ринну за плечо и протянула стакан, — мятный молочник с солью. Вы очень бледная.
— О, благодарю, — Ринна взяла угощение.
Только что не хотелось ничего, а теперь несладкий мятный молочник показался таким вкусным.
— Первый ребёнок? — трактирщица понимающе улыбнулась.
— Нет! Нет-нет, — помотала головой Ринна, видно, слишком рьяно, потому что добрая женщина удивилась.
— Не желаете ребёнка? Отчего же так?
— Не теперь. Пусть он родится позже. Мне надо… освоиться. Привыкнуть. Понимаете, у меня очень изменилась жизнь.
— Понимаю. Вышли за неровню, — закивала трактирщица. — Да, лучше сперва привыкнуть. У циркачей жизнь трудная, на колёсах. Я ведь видела всяких людей. Вас вот можно и за благородную леди принять — как говорите, как смотрите. А кто ваш муж, я бы и не угадала, если бы не гильдейская пряжка. Циркачей все такие разные. Ваш муж не сирота?
— Вовсе нет…
— Вот и хорошо. Они и чужих по крови, но своих, цирковых, не бросают. А уж родных и подавно. Проживёте, — утешила она и хотела вернуться к своему столу.
— Давайте я помогу? — предложила Ринна, приметив в стороне ещё кадку с тестом. — Заняться нечем.
— Пирожки, что ли, лепить? Ну помогайте.
Второго фартука не нашлось, Ринна повязала на бёдра полотенце. Пирожки с осенними яблоками и корицей у неё получались красивые, ровные, один к одному, шов на пирожках она не прятала, а привычно сплетала «верёвочкой».
— Ишь, хоть графу на стол подавай, — похвалила хозяйка, — видно, долго ты такой работой занималась, — как и в прошлый раз, едва Ринна встала к поварскому столу, так трактирщица перестала с ней церемониться. — А не работу ли ищешь? — она вдруг нахмурилась, — а по виду я и не поняла сразу.
— Нет, работу не ищу, — поспешила успокоить её Ринна. — А что, не возьмёте меня? — это она уже пошутила.
— Взяла бы, — женщина улыбнулась, — как такую не взять. Только мы концы с концами еле сводим, куда нам ещё работники, — она вздохнула невесело. — Триста лет этому трактиру. Деды мои тут хозяйничали. Совестно разоряться! Может и обойдётся, — она тряхнула головой, отгоняя плохие мысли. — Чего только не было! Королевскую треть забирали, и раньше, при дедах, и вот недавно. Своим королям — треть, с чужими тоже обошлось. Устояли, видишь.
— Что за королевская треть? — уточнила Ринна, она впервые слышала про подобное.
— Ну как же. Это гидьдейский закон, старый, — женщина деревянной лопаткой снимала готовые пирожки с противня. — Когда-то гильдии договорились с королем, что те никогда и ни за что не могут забрать имущество у ремесленника больше, чем на треть, и то в случае войны. Если он в гильдии состоит, да. Только долгом можно взыскать, если задолжал, а отобрать волей короля — нельзя. Это у благородных можно всё забрать, если король так решит. И дочек их своей волей замуж отдаст, и всё заберет, если захочет.
— Нет, я точно знаю, что у короля есть право выдать замуж дочь любого своего подданного.
— Ладно, есть. Выдаст, но приданое не отнимет. Только родители будут решать. Если это гильдейца дочь. Такие законы нельзя нарушать, их клятвами на Пламени скрепляли! Да и много ты слышала, чтобы король чьих попало дочек замуж выдавал? Что ему до них за дело? — она хмыкнула, — он даже Капризную Принцессу не выдал, хотя давно мог бы. Связать как овечку и к жениху отвезти — а что? Он в своём праве тут! Так нет же. Вон, всё отобрал и совсем выгнал. А она в монастырь ушла! Проезжие рассказывали. Да пустое! Она, видно, в монастырь и собиралась. А хотела бы замуж — так у неё и возможности были, и время!
— Да уж, — Ринна бросила на стол комок теста.
Последний пирожок не получился.
— Ты здесь? — в дверях стоял Рик. — Снова в кухне. На ком я женился? Зато знаю, где искать.
Не глядя на трактирщицу, он подошёл к Ринне сзади и обнял.
— Не убегай от меня, кошка.
Она повела плечами, но он только крепче прижал её к себе. Трактирщица, подхватив корзинку с пирожками, быстро ушла.
— Колдун уехал? — спросила Ринна.
— Да. Оставил тебе порошки для сна и ещё что-то укрепляющее, — он поцеловал её в затылок, потом потёрся щекой о её щёку.
— Скажи мне, он правду о тебе говорил?
— Да.
— Так. Значит, я не понимаю, зачем было от меня это скрывать? А от королевы?
Не получалось ответить.
— Рин-на, — позвал он раздельно, перебирая пальцами её волосы. — Не отвечай, конечно, если не хочешь. Но — потом объяснишь?
Он так редко отчего-то звал её по имени. И от такого его голоса, немного хриплого — как мурашки по спине.
— Моя леди. Обещай, что потом… — он настаивал.
Она ответила:
— Я люблю тебя, Рик. С того вечера, как мы впервые встретились. Ты веришь?
Он ответил, помедлив:
— Я не верю, я знаю. Почувствовал тогда, в первый вечер, что с нами случилось что-то общее и деваться некуда. Знал, что без тебя не уеду, ты моя, знал, что я твой и нравлюсь тебе. Но ты ещё была уверена, что я тебе не подхожу, что я — твое бесчестье, и меня надо обойти, подобрав подол. Да?
— Примерно так, — кивнула Ринна.
— Вот. Ну а с моей стороны такого не было. Ты мне подходишь идеально, лучше просто не бывает. Так что надо было лишь тебя уговорить. И всё.
— Да неужели?..
— Да. Я только, дурак, терялся и не знал, как приступить. Наговорил тебе ерунды. Я не умею ловко с девушками обращаться. Видишь, как жаль, — теперь он улыбался, она слышала по голосу.
— Врёшь, — решила она, — ты ловко со мной обращался. В первую же ночь спал в моей постели. А тогда на реке… Ты помнишь?
— Помню, кошка, — он поймал губами её ухо. — Только, знаешь, я не спал. Так и промаялся, тронуть тебя нельзя, уснуть — не могу, уйти — никаких сил нет. Я тебя люблю, и всё неважно. Слышишь? Я тебя люблю.
— Я тоже люблю тебя, Рик, — сказала она.
И ведь, действительно, всё неважно…
Они провели в сёдлах дней пять — Ринна, Рик и их охранники, которые держались ненавязчиво, стараясь не привлекать внимания. Охранников звали Фир и Питу — молодые парни, всегда внимательные. Казалось, они слышали и видели Рика, даже когда тот, отвернувшись, поводил бровями. И они определённо были циркачами — очень подвижными и ловкими. Однажды на привале Питу для смеха завязался узлом так, что Ринна в душе испугалась — возможно ли такое для человека?
Ринна ехала в мужском костюме, так что издали её принимали за мужчину. Ей нравилось путешествие. Она уставала от многих часов в седле, но всё равно ей нравилось. Долгий путь верхом, без горничной и компаньонки — многие леди ужаснулись бы, но что ей теперь до других леди?
С ней был Рик, и это с лихвой компенсировало всё. Пожалуй, за эти несколько дней они стали ближе друг другу, чем другие супруги после свадьбы — именно потому что не было горничных, компаньонок, отдельных покоев у каждого, не было всех привычных с детства условностей, которые прежде казались такими необходимыми. Вот так — вместе, в любой момент можно переплести пальцы, и разделяет только тонкое полотно белья. Да чего там, и белье не разделяло — по утрам Ринна не сразу могла сообразить, где же на этот раз валяется её рубашка. Да, это — про их ночи, но днём, дивное дело, ощущение близости, единения сохранялось — ощущение того, что они вместе, принадлежат друг другу, а весь остальной мир — где-то рядом.
Рик следил, чтобы она не слишком уставала. Они останавливались часто, обедали в маленьких трактирах у дороги или на окраинах городков и деревень, снимали там комнаты. Никакой помпезности дорогих постоялых дворов — было просто, чисто и вкусно. Спали сколько хотели, никуда не спешили. Путешествие было… чудесным!
Однажды утром, когда они лежали, переплетясь в тесном объятии, и так хотелось продлить эти сладкие полусонные мгновения, Рик вдруг спросил:
— Ри, а о чём ты говорила тогда с Савадиной?
— М-м-м? С кем?.. — Ринна не сразу поняла.
— С королевой. В монастыре.
Она, моргая, подняла голову с его плеча.
— М-м-м… Ни о чем важном. Она спросила, не жалею ли я о других женихах. Предлагала просить и жаловаться. И… А, ну да, о леди Рауз. Это бывшая грандама королевы. Её назначила для Савадины королева-мать, а она потом удалила. Был скандал, о нем говорили. У Бьюлы в гостиной, во всяком случае. Бьюла — это…