– Если хорошо подумать – лучше всего меня отпустить, – улыбнулся Глебов, – я без куртки, замерз уже. В ваши игры не играю, так что давайте прощаться.
Меня с работы выгонят, – возразил любитель семечек, – за профнепригодность. Так что лучше сам иди, а то тебя ребята… уговорят.
Оружия у всех троих явно с собой не было. Полковник Кольт снова оказался прав…
Верно истолковав слова начальства, парни неохотно сделали шаг навстречу Андрею. Тот не колеблясь, вытянул руку в сторону ближайшего и нажал на спуск. Револьвер выстрелил так громко, что у Глебова зазвенело в ушах. Работает машинка!
Подошедший ближе удивленно посмотрел на Андрея, потом на начальника и медленно сел на мостовую, зажав ногу ладонями.
– Блин, больно, – грустно сказал он.
– Если кто не в курсе, – в глубине души ликуя, сказал Глебов, – в Нагане семь патронов. Осталось шесть. Вас трое – по два на каждого. Может, все-таки разойдемся?
Любитель семечек смирился с поражением:
– Ты же понимаешь, что теперь мы тебя искать начнем со всем прилежанием?
– Что ж делать? Ищите. Раз, два, три, четыре, пять, будете меня искать…. Понял, ага.
– Слышь, Боцман, – тоскливо сказал раненый, – кровь-то утекает…. Прямо струей хлещет. К врачу мне надо быстрее. А то помру и этому, – он перевел взгляд на Андрея, – туристу должок не верну.
Глебов не стал дожидаться финала, повернулся и зашагал в темноту спящего города. Никто за ним не погнался.
Он шел по ночной улице посередине мостовой. Информация о студенте как-то отошла на второй план. Сейчас его распирало совсем другое ощущение – он впервые в жизни стрелял в человека! И попал…. И ему не было совестно. Напротив – он ликовал!
Глебов шел, сворачивая в переулки потемнее. Пистолет как-то сам собой оказался сзади за ремнем, давил на спину, но Андрей только улыбался этому неудобству.
Надев плащ, он выбросил пустой пакет и ускорил шаг, стремясь быстрее добраться до другого тайника, в котором лежали остальные вещи. Город скоро начнет просыпаться, но Глебов честно заработал спокойный сон – он знал убийцу. Вот и будет спать, сколько пожелает. Уютное ложе из бумажных кип ждет…
Он свернул за очередной угол и едва не столкнулся с парой постовых полицейскийов – общим весом под два центнера. Едва ли не четвертая часть наряда агрессивно помахивала дубинкой. Обладатель остальных килограммов темнел в стороне бесформенной громадой. Резко пахнуло перегаром.
– Мужик, это ты здесь кричал? – спросил худощавый полицейский.
Глебов растерялся:
– Нет, не я…. А разве кто-то кричал? Я не слышал.
Худощавый нахмурился:
– Хочешь сказать, что я вру?!
Андрей подумал и решил с властью не ссориться.
– Да нет, просто я ничего не слышал.
– А ты чего по ночам по городу шляешься?
– Из гаража иду. Машину ставил.
– А документы у тебя есть? – продолжал допрос худощавый. Напарник не вмешивался.
Документы у Андрея были. Паспорт мумифицированного Сергея Сергеевича Горбенко. Хороший паспорт, почти совсем незатрепанный, такой грех было выкидывать. Вот и пригодился.
Он подал паспорт полицейскийу, тот осветил его фонариком, изучил, потом направил луч света в лицо Андрея. Даже если б это был родной паспорт Глебова, то и тогда его гримаса вряд ли бы совпала с фотографией…
– Так-с, Сергей Сергеевич, – задумчиво произнес полицейский, явно не собираясь отдавать Андрею документ, – что же нам с тобой делать?
– Хороший вариант – отпустить, – проникновенно сказал Андрей и подумал, что за последние полчаса его уже во второй раз пытаются задержать…. Опять, что ли, стрельбу открывать? Неудобно как-то – власть все-таки, хоть и пьяная.
– Еще варианты есть? – полицейский явно на что-то намекал, – а то сейчас в отделение прокатимся, личность выясним…. Вдруг ты в розыске?
Вот в отделение действительно не нужно. Потому что в розыске наверняка. Надо умнеть – что там в карманах после казино осталось?
Глебов наугад вытащил и подсунул под свет фонарика одну бумажку. Оказалось сто рублей – не хило ребята похмелятся…
– Меняю на паспорт, – грустно сказал он, давясь от смеха, – если не сойдемся – поехали в отделение.
Ничего, сошлись. И паспорт вернули и даже счастливого пути пожелали.
Больше ничего интересного по дороге не случилось. Глебов без проблем добрался до нужной строительной площадки, вытащил из кучи разного хлама свои вещи, переоделся и направился обратно в центр города – на ночлег.
В этот предутренний час город досматривал последние сны. Мирные обыватели еще спали, хулиганы уже выдохлись озорничать. Улицы были совершенно пусты – даже наряда полиции на прежнем месте уже не было.
Тем более неприятно было увидеть, что нужное подвальное окно народного суда освещено изнутри казенным электрическим светом.
Андрей пересилил себя и осторожно подкрался к окну, заглянул и остолбенел – прямо в лицо ему из окна смотрел полицейский. Потом только до Андрея дошло, что видит полицейский в окне лишь свое отражение – ночь же…
– Видишь, эти следы более свежие, – сказал в подвале кто-то кому-то, – здесь явно жили и другие бомжи…
Глебов мог бы поклясться, что голос принадлежал Миленину.
– Явка провалена, товарищ подпольщик, – быстро покидая опасную зону, пробормотал Андрей, – и мумия хороша – не могла на подоконнике горшок с цветами поставить – знак провала…. Может, вернуться? Сразу и доложу гражданину оперу о проделанной работе…. Нет, это мысль глупая. Где же ночевать теперь?
Когда ответов больше, чем вопросов
Остаток ночи Глебов провел банально – на лавке в зале ожидания пригородного вокзала.
Среди немногочисленных пассажиров он ничем не выделялся – одет нормально, плащ упакован в оранжевое ведро, в общем, еще один горожанин желает с первой электричкой уехать на дачу, чтобы собрать остатки урожая. Таких в зале набиралось десятка с два.
Поэтому сонные полицейскийы только скользили по нему взглядами, а для развлечения время от времени проверяли паспорта у невесть откуда взявшейся здесь группы то ли таджиков, то ли узбеков. Что эта группа делала на пригородном вокзале, было непонятно и им самим…
Когда объявили посадку, Андрей сладко потянулся, не доспав, и вместе со всеми нехотя поплелся на выход. Но не пошел на перрон, а повернул к подъехавшему троллейбусу. В него и сел.
Свободных мест в троллейбусе было сколько угодно. Он сел на самое неудобное место – в правом ряду «на колесе», рассудив, что ночные собеседники вряд ли ездят на общественном транспорте, а вот из проезжающей машины заметить его в окне троллейбуса могут вполне.
Пришло время еще раз все обдумать. Штирлиц в такие минуты рисовал борманов с герингами. Глебов ехал на троллейбусе. Очень удобно размышлять, особенно если все равно куда ехать.
Итак, что мы имеем? И много, и мало. Имеем студента Витю Очкуна, запасливого и смышленого малого, сделавшего себе дубликат ключа от глебовской квартиры. Не стопроцентная уверенность, конечно, и мастер-ключарь мог ошибиться, и студент мог оказаться не Витей… и даже не студентом. Но не будем о грустном. Пока.
Второе. Убиенная Маргарита – она же Белка – последний вечер провела с неким студентом. Молокососом. И опять не факт, что с Витей.
А студент и в самом деле интересный…. Не из-за покойной же Белки так всполошились его ночные собеседники! Ребята явно из структуры, с правоохранительными ничего общего не имеющей, скорее наоборот. Как они назвали его? Химик? Точно, химик! Студент – химик…. Вон мы, сколько про него уже знаем.
В который раз промелькнула горькая мысль, что полиция при желании выяснила бы все это и быстрее и качественнее.
Вырисовывалась следующая ситуация: Витя Очкун сбегал за замком. Некий студент сделал с ключа от этого замка копию. Некий студент дружил с Белкой. Некий студент взял ключ у некоего студента и передал его некоему студенту, который привел Белку в квартиру и как минимум присутствовал при убийстве…. Да! После убийства некто (уже необязательно студент) не спеша навел идеальный порядок! Очень не спеша…
Что-то больно много студентов замешано в этом деле – чуть не половина института. А где, кстати, в Чкалове учат на химиков?
Андрей огляделся и с удивлением обнаружил рядом с собой женщину средних лет, сидевшую с закрытыми глазами, цепко державшую в руках большой целлофановый пакет с торчавшими во все стороны осенними цветами. Когда только села?!
– Извините, – вежливо сказал Глебов, – вы не знаете, где у нас в городе на химиков учат?
Ничуть не удивившись, женщина мгновенно откликнулась:
– В политехе, наверное. Еще техникум нефти и газа есть, – подумала и неуверенно добавила, – в педагогическом кафедра должна быть…, химии и биологии. Раньше была…
Андрей поблагодарил и продолжил размышлять: техникум не подходит – уж больно специфичная там химия. Политех? Возможно.
Он старательно припомнил все, что рассказывал о синеньких таблеточках полицейский шофер Палыч, воссоздал в памяти завистливый голос Светы: «…разве что таблетки…».
Да, такие таблетки вполне могли заставить чкаловскую приму снизойти до студентишки… и рассчитаться с ним за товар не деньгами, а тем, что не жалко – собственным телом. Потому и оказались они вдвоем, без свидетелей и сопровождения в затрапезной хрущевке. Только что-то там у них не срослось…
Собственно, а что такое синтетический наркотик? Это знание химии… и биологии тоже. Одно без другого просто не сработает – или слабое действие, или смерть.
Удовлетворенный Глебов на время переключился на другие мысли. Благодаря чьей-то бдительности и глазастости он лишился теплого, и, в некотором роде, безопасного жилья. На дворе осень – на лавочке много не поспишь. Значит, надо думать, что делать дальше или… бежать в Москву.
С одной стороны, с уже имеющейся информацией можно смело идти к Миленину. Сыщик, оскорбленный и униженный начальством, вне всякого сомнения, дороет остальные факты самостоятельно. В том, что капитан самолюбив, Андрей не сомневался – достаточно вспомнить, как он вел себя при пародии на допрос. Не то, что эксперт Виталик – ради скорой пенсии тому было наплевать на все…. Об остальных участниках и говорить нечего.