-Нам повезло. Он трусливый, молодой. Решил перевоплотиться. Но сейчас поймет, что сильнее нас. Надо бежать.
Сколько раз я уже совершал в этом городе марш-бросок по разрушенным улицам? В метро хорошая дыхалка не нужна, но в случае чего я могу смело записываться в сталкеры. Меня снова отягощала тележка с дедом, я в очередной раз пожалел, что не засунул старика на праздничную дрезину бауманцев.
Тут дорогу нам преградил завал – верхняя часть пятиэтажки обвалилась на выход из двора. Как мы только издалека этого не заметили? Местный житель показал мне – надо бежать обратно.
Но когда мы пробегали мимо, я был прямо шокирован. Впечатление от спятившего Власа и черных канатов ни в какое сравнение не шли с тем, что я видел сейчас. Из той самой лужи медленно вырастала чья-то конечность. Длинные руки-лезвия цвета раскаленной стали уже сформировались, как и часть черно-красной кисти. Оставшаяся часть руки стремительно сплеталась из красных и черных канатов. А те мистическим образом обрывались прямо в луже.
-Не стрелять! Без толку! – Крикнул Влас на бегу и свернул в ту самую арку, через которую выползали черные веревки. Еще чуть-чуть…
По стене молниеносно проползли черные канаты из-за нас. Перед нами они резко перекинулись со стены на землю и быстро (так, что мы не успели их разглядеть и пробежать через арку) сплелась в некое подобие человека. Уродливая голова в форме лежащей на боку дыни, тело, будто покрытое кратерами и ноги как в кирзовых сапогах, сросшихся с коленями. И руки у этого существа кончались пальцами в форме отточенных лезвий. Оно некоторое время стояло, заслонив собой проход, а все это время мы втроем поливали его из автоматов, поочередно сменяя рожки. Монстру было абсолютно наплевать на наши пули. Когда все это ему, судя по всему, наскучило, он бросился на нас.
Сомкнуться на моей голове лезвиям помешал выставленный вперед автомат Власа. Надежный, крепкий калаш распилило, будто нож масло. Три ровных части упали на землю, рассыпаясь мелкими пружинками. Лезвия пошли в разнос. Мы еле успевали улепетывать от стремительного уродца, звенящего не иначе как стальными пальцами, на ходу огрызаясь очередями.
-Патроны кончились! – Крикнул я, тряхнув ППШ. Монстр нагонял, конец лезвия с размаху раздвоил мне воротник.
От Власа не было никакой пользы. Автомат валяется вдалеке от нас. В тачке у старика осталось, наверное, рожков пять. Монстр уже весь блестел, как диско-шар от застрявших в теле пуль, но внимания на это никакого не обращал – выстрелы даже не тормозили его.
Тут дед сделал нечто странное – развернулся в тачке на сто восемьдесят градусов и дал очередь по чудом стоящей стене многоэтажки.
-Теперь быстро, быстро!!!
Вот честно – в этот момент я был готов убить его за это. Тащил-то старика я! И смерть от когтей танкопса (или что это?) показалась бы ему верхом милосердия.
Бетонные плиты опасно закачались. Мы успели прошмыгнуть, а вот танкопес… подняв облако пыли, верхушка дома рухнула, погребя под собой монстра. Некоторое время куча яростно шевелилась, но вскорости затихла.
Занималась заря. Становилось жарко, воздух будто провонял серой. Влас привел нас в подвальный склад какого-то магазина и закрыл железные створки дверей. Мы не могли отдышаться от пережитого, так что я смог спросить только одно:
-А почему… танкопес?
Наемник, жадно хватая ртом воздух, ответил мне:
-Потому что крепкий, собака.
Глава XII
Точка отсчета
-Точно?
-Точно.
Я вывалил тело Кукуцапля из тачки и положил на бетонную плиту, которую указал Влас. Сердце у старика остановилось также неожиданно, как и начался новый день. Непонятно, отчего это случилось. То ли он не смог пережить уход из Раша-Вегаса, то ли его так напугал танкопес, то ли время пришло… но теперь дед лежал передо мной мертвый. Абсолютно. Никаких страшных ран, ни луж крови. Просто закрытые глаза и посиневшие губы.
Что ж, наемник предупредил, что ночь короткая, так что к храму выйдем только на следующий день. Как ни странно, природа Ногинска будто извинялась перед нами за смерть Кукуцапля. Никого, кроме тройки жирных термитов и дохлой летяги в переулке мы не встретили.
К концу дня мы забрели в какую-то глушь – ни одной прямой дороги по дворам так и не нашлось – в одном оказался повышенный фон, другой обвалился, в третьем все было заставлено сталкер-гриялми… короче говоря, Влас сам уже откровенно бесился.
Кстати, а ведь местный житель меняется. Куда только исчезают его идиотские шутки и неуместный хохот? Чем дальше мы углубляемся в дикую территорию, тем серьезнее он становится.
Я остановился, только когда увидел прямо посреди дороги труп.
Влас подошел и перевернул тело. Человек был одет в желто-серые цвета, на нем был бронежилет и поцарапанный мотоциклетный шлем.
-Кто это такой? – Спросил я, подойдя к наемнику за спину. Тот недовольно дернул плечом и просипел:
-Не знаю. И… я сто раз говорил – не подходи ко мне со спины.
Я предусмотрительно отошел чуть вбок, и Влас перестал дергать плечом. Тут он посмотрел вперед и вскинул ладонь. По нашему с ним договору это означало, что сейчас его надо внимательно слушать и приготовиться к активным действиям.
-Солнце встает. – Сказал он, развернулся, поправил воротник плаща и побежал куда-то между обвалившимися домами. Я рванул за ним. Некоторое время бежали по какому-то району хрущевок, затем наемник молниеносно нырнул в подвал с выбитой дверью. Спустившись вниз, мы оказались в тесной комнатушке с жестяной перегородкой посередине. В перегородке был вырезан круглый люк, оборудованный на манер двери и снабженный проржавевшей дверной щеколдой и висячим замком.
Влас достал откуда-то из недр плаща большой ключ, какой обычно показывали в спектаклях про Буратино. Только в отличие от того, золотого и бутафорского, этот был ржавый и настоящий. Новоиспеченный Буратино со скрипом провернул ключ в замке и ногой открыл люк. За перегородкой было что-то вроде этакого перевалочного пункта. На полу стояла в консервной банке оплавленная свеча, коптящая стену слабым огоньком. У стены находилась пружинная кровать, застеленная желтоватой тряпкой. У стенки стоял открытый сейф с выломанным кодовым замком. Из сейфа выглядывала казенная часть охотничьего ружья.
Пока я осматривал скромное обиталище наемника, он закрыл дверь на замок и подпер ее деревяшкой.
-Добро пожаловать в один из моих бункеров. Нравится? – Поинтересовался он, засовывая ключ обратно в глубины плаща.
Я не знал, что ответить, так что в итоге просто кивнул.
Тут снаружи загрохотало, в щели между люком и перегородкой засиял пронзительный свет, нас даже через многослойную жесть обдало нестерпимым жаром. Я отодвинулся подальше и забился в угол, чтобы хоть как-то стало легче. Наемник лег на кровать, накрылся желтой тряпкой, отвернулся к стене и с непонятной интонацией произнес:
-С добрым утром, Москвич.
Давно он меня так не называл… четыре дня. Четыре дня. Казалось бы, как мало-то, а? Но это в метро. В метро надо жить, а не выживать. Как бы надо мной смеялись лет двадцать назад, когда еще людям не приходилось прятаться в линиях подземного скоростного общественного транспорта. Или, в народе, метро.
Сон не приходил долго. Бормотание Власа не прекращалось, перемешиваясь с новыми. И чаще всего среди них повторялось слово «смерть».
Когда я наконец смог заснуть, ко мне снова пришел сон про Бауманскую. Потом – чернота. И вдруг…
***
Черная поверхность воды мрачным полотном тянулась вдоль улиц. Противогаз мешал нормально дышать. Но радиоактивной пыли здесь – хоть отбавляй. Серые стены возвышаются вокруг. А наверху – над туманом, на колокольне, блестит слегка оплавившийся крест. Набережная рытвинами и кратерами сползала прямо в подозрительно спокойную реку.
По набережной, вдоль реки. Ночь сегодня темная. Фонарик небольшим кругом белого света выхватывает раскрошившуюся и выпавшую из пазов плитку.
Хрясь.
Кусок плитки раскалывается напополам под тяжелым ботинком, медленно сползает в воду. Бульк. Я обернулся. Круглые глаза Димона. Из облезшего купола церкви медленно расходится свист. Грустная мелодия. Похоже на ту, с которой когда-то начинались все вестерны. Только ситуация не подходит.
Ветер бросает облако серой пыли в стекла противогаза. Я с трудом оттер их тряпкой. Свист протяжно разносится волнами от колокольни. Когда луна восходит над башней… Свист продолжается, переливаясь в окнах брошенных домов. Он почти видим. Всплеск.
Резко разворачиваюсь. Испуганные глаза Димона под противогазом. Где Шершень? Вода спокойна. Грустная мелодия разносится над ночным городом. Черное полотно реки продолжает тянуться под чудом уцелевшим мостом. Оплавленный крест сияет на фоне почти полной луны.
Туру-ру-у-у-у…
Ноги сами несут мимо храма. Симфония для дьявольского оркестра. Этот дед просто бредил…
-Когда луна восходит над башней…
Черная поверхность Клязьмы вибрирует от звука свиста. Ох, попадись мне только этот свистун!
-Звучит труба Апокалипсиса…
Семен кричит так, будто его режут. Резина противогаза с легкостью пропускает звук. Я разворачиваюсь. Его нет. И будто никогда не было.
-И становится горькой третья часть вод.
Когда тот сектант читал нам свое изложение «Апокалипсиса», думал ли я об этом. Летяги собираются в стаю. Ветер несет пыль все сильнее, а мелодия все больше и больше отражается от голых бетонных стен.
Все обрывается. Церковь позади. Как и машина. Димон сопит рядом. Тяжелое дыхание через респиратор. Я Влас. Я довожу дела до конца. В конце концов, я вернусь. Не сегодня, не завтра, не через год… но я вернусь.
***
Я вскочил на ноги в углу. Воздух-кипяток. Плевать!
-Влас! Влас! Вставай, твою мать!