– Да, мам, – честно заверила Хельга. Возможность хотя бы ненадолго вырваться за стены дома была слишком ценной, чтобы торговаться.
– Отлично. И оденься теплее, на улице прохладно.
Хельга пошла переодеваться.
– Спасибо, что нашли время, чтобы навестить ее, – услышала она голос папы. – Хельге сейчас это очень нужно.
– Не стоит благодарить, – ответил Лукаш. – Возможно, мне сейчас это нужно даже больше, чем ей.
С самого утра шел дождь. Улицы Праги заметно опустели: туристы и горожане прятались в уютных кафешках, попивая чай и ароматный кофе.
Раскрыв зонт, Лукаш обернулся к Хельге. Она застыла в нескольких шагах позади, жадно вдыхая прохладный воздух. Резкий ветер трепал волосы. Он пьянил свободой и дразнил обещаниями, что, возможно, на этот раз если она постарается, то непременно обгонит его. Опасаясь попасть в ловушку собственных иллюзий, Хельга мотнула головой и догнала Лукаша.
– Как дела в «Pronto!»? – поинтересовалась она, неторопливо шагая рядом. На прогулку она надела желтые резиновые сапоги и теперь не пропускала ни единой лужи.
– Все хорошо, не волнуйся.
– Бартошек больше не появлялся? – вспомнив блогера, она поморщилась так, словно откусила кусочек лимона.
– Заходил несколько раз. – Лукаш заметно помрачнел. – Заказал ризотто и равиоли, к которым даже не притронулся. И о тебе упоминал вскользь; кажется, твое отсутствие его заинтересовало. Кстати, Хельга, ты так и не рассказала, что этот кретин хотел от тебя.
– Он предложил мне работу в своем новом ресторане, – неуверенно ответила Хельга и поспешно добавила: – Но я отказалась! Лукаш, не думай, что я могла бы променять…
– Ради всего святого! – Он расхохотался, чем немало удивил ее. – Я не сомневался в тебе. Ни разу. Я знаю тебя с тех пор, как ты тайком пробралась на кухню ресторана, пока твои родители ужинали в зале. Тебе тогда сколько было? Десять? В тот день я увидел не просто шаловливую девочку, а ребенка, открывшего для себя волшебство кухни. Ты рассматривала все с таким благоговением, что я сразу понял: рано или поздно ты вернешься. И Виолетта была со мной согласна. Ей очень не хватает вас… тебя. Но не принимай все близко к сердцу. Мы со всем справимся и будем ждать твоего возвращения.
Хельга спрятала руки в карманы куртки.
– Я знаю об Оливере, – сказала она, глядя себе под ноги. – Матиас рассказал, что он не появлялся на работе с того самого дня, как я…
– Не совсем, – задумчиво ответил Лукаш. – Оливер забегал утром следующего дня. Это от него я узнал о том, что случилось. Он сказал, что должен уехать на несколько дней… Я и глазом не успел моргнуть, не то что расспросить подробнее, как он исчез.
– Это я уже слышала, – нахмурилась Хельга и решила сменить тему: – Ты действительно считаешь, что я смогу вернуться в ресторан?
– А почему бы и нет? Вряд ли родители не отпустят тебя к людям, любящим тебя не меньше, чем они. Да и в работе на кухне нет ничего такого, что могло бы навредить тебе.
Хельга пожала плечами.
– Все может быть. Они очень волнуются.
– Поверь мне как отцу… Наибольший страх, который появляется с рождением ребенка, – страх сделать его несчастным. Дай маме с папой немного времени, чтобы все осознать, успокоиться, понять свои чувства и твои. К Оливеру это тоже относится.
– Правда? – Хельга с интересом посмотрела на Лукаша.
Потирая усы, он заговорщически подмигнул.
– Вне всяких сомнений. Я уже достаточно стар, чтобы рассуждать о подобных вещах, поскольку видел всякое. Жизнь с возрастом не становится понятнее или проще, но многому учит. И один из самых важных уроков, который я получил: люди умеют удивлять.
Они свернули на улицу, ведущую к Пражскому Граду, откуда открывался восхитительный вид на город. Хельга очень любила бывать там по вечерам, когда на фоне ночного неба огни Праги напоминают волшебную золотую пыль, неподвижно застывшую в воздухе. Сейчас воды величественной реки Влтавы были спокойными, и только дождь тревожил мирную гладь. С этого расстояния маленькие лодочки, пришвартованные вдоль берега, казались просто черными точками.
В словах Лукаша было что-то успокаивающее и возвращающее надежду. Хельга понимала: пройти обрушившееся на нее испытание можно двумя путями: или утонуть в печали и жалости к себе, или провести оставшееся время с максимальной пользой и удовольствием. Посвятить его людям, которых она любит всем сердцем. Эта мысль показалась вдруг настоящим открытием.
– Он знает, – неожиданно произнес Лукаш, рассматривая черепичные крыши домов.
– Что? – Хельга растерянно моргнула. – Ты о чем?
– Об Оливере. – Он мельком взглянул на свои наручные часы. – Он знает: больные сердца нельзя разбивать. На то они и больные, что уже натерпелись. Ох, боюсь, нам пора возвращаться. У нас осталось мало времени, а я еще хочу угостить тебя чашечкой горячего шоколада. Вот увидишь, он творит чудеса! После него тебе не захочется думать о плохом.
Между скатами двух крыш располагалась небольшая площадка. Сюда выходило слуховое окно, сквозь которое Хельга и выбралась. Деревянные доски были еще мокрыми после дождя, поэтому она принесла с собой раскладной шезлонг, позаимствованный из отцовской коллекции туристического снаряжения. Закутавшись в плед, Хельга удобно устроилась на сиденье, подобрав под себя ноги. Ночь выдалась по-осеннему прохладной.
Пытаясь заснуть, Хельга проворочалась в постели добрых четыре часа, а потом сдалась: бесполезно. Мысль о крыше пришла так неожиданно, что она направилась сюда, не теряя ни минуты. И почему только она не вспомнила о ней раньше!
Впервые Хельга отыскала это место, когда ей было девять. Оливер с родителями на две недели уехал к тете в Богемию, и Хельга осталась одна. Матиас редко звал ее играть со своей компанией, поэтому Хельге приходилось искать способы развлечь себя самой.
Она решила исследовать дом, в котором жила, и вскоре, обшарив все закоулки, добралась до чердака. Выглянув в небольшое окошко, Хельга и обнаружила прелестное убежище, откуда открывался приятный вид на улицы города. Когда Оливер вернулся, она привела его сюда, и площадка стала их секретом; здесь они прятались от всего мира. Конечно, Матиас скоро узнал о находке, но поначалу мало ею заинтересовался. А вот лет в шестнадцать он понял, что вид ночной Праги производит впечатление на девушек – их он менял чаще, чем носки. Целых два года понадобилось Хельге, чтобы отвоевать назад это волшебное место.
Что-то мягкое и теплое коснулось руки Хельги, не на шутку испугав ее. Сердце на несколько секунд застыло, а потом забилось вдвое быстрее. Благодаря лекарствам и отсутствию тренировок Хельга чувствовала себя неплохо, но иногда боль все же напоминала о себе.
Толстый серый кот госпожи Фучик замурлыкал и снова ткнулся головой в ладонь Хельги.
– А, Моцарт. – Она почесала его за ухом. – Давненько я тебя не видела.
Кот мяукнул, словно соглашаясь с ней. Водя пальцами по пушистой шерсти, Хельга размышляла о том, что кот, как и все лучшее в жизни, всегда появляется незаметно, когда его совершенно не ждешь. Моцарт запрыгнул к ней на колени, свернулся клубочком и закрыл глаза.
Старая оконная рама позади тихо скрипнула и открылась. Кто-то перебрался через нее и спрыгнул на доски.
– Матиас, со мной все хорошо, – не оглядываясь, произнесла Хельга. – Просто не могла уснуть.
Парадные двери дома, где жила семья Хельги, закрывались на кодовый замок, поэтому не было причин опасаться кого-то чужого. Квартира на первом этаже продавалась и пока пустовала; на втором этаже жила госпожа Фучик, которой вряд ли понадобится взбираться сюда в половине четвертого утра. Родители ничего не знали об этом убежище, так что прийти мог только Матиас. Но ответа не последовало.
Несколько мягких шагов, и рядом появился… Оливер. Он снял рюкзак, бросил его на доски и уселся сверху. Наверное, Хельге стоило удивиться, но почему-то ничего даже отдаленно похожего на удивление она не ощутила. Вместо этого пришла тихая радость: с ним все в порядке, он снова рядом. Увы, продлилась она недолго, сменившись обидой и раздражением.
– Ты очень сердишься на меня? – осторожно спросил Оливер.
Хельга молча поглаживала кота.
– Понятно. – Он вздохнул. – Ты позволишь мне все объяснить?
– Почему ты не сделал этого раньше?
– Я не мог.
– Матиас мне все рассказал, – сосредоточившись на мурлыкании Моцарта, сообщила Хельга. – Хотя я не должна тебе этого говорить.
– Ничего страшного. – Оливер опустил голову. – Он и так ничего не знает.
Действительно. Никто не знал, куда и почему Оливер исчез на целую неделю.
– Это он тебе сказал, что я здесь?
– Угу. – Оливер запустил ладонь в волосы. – Он не спал. Я предупредил, что приеду, и попросил открыть… Не хотел звонить в дверь, чтобы не разбудить ваших родителей.
– Ну хоть кого-то ты о чем-то предупредил, – прошептала Хельга.
Оливер подвинулся ближе.
– Ладно, это я заслужил. Но ты так и не ответила: я могу объяснить свое поведение?
– Да что за идиотский вопрос, черт тебя побери?!
– Просто я тебя хорошо знаю, – тихо ответил он. – Если у тебя нет желания слушать, то я могу кричать до хрипоты, а ты так ничего и не услышишь. У меня есть сотни слов, которые я хочу тебе сейчас сказать, и на каждое найдется сотня причин не делать этого.
– О, ну тогда, наверное, не стоит! – Хельга так резко поднялась, что испуганный Моцарт спрыгнул на пол и, возмущенно зашипев, быстро исчез в неизвестном направлении. – Каждый день, каждый час я ждала, что ты вот-вот появишься! Я писала тебе и ждала, что ты придешь, ведь я так нуждалась в тебе. Но нет… НЕТ! Проклятье, Оливер!
Тяжело дыша, она замолчала и подошла к металлической ограде, тянувшейся от одного конца крыши к другому. Она надежно отгораживала нишу и площадку от улицы, упасть отсюда было невозможно. Хельга закрыла глаза. Внутри все закипало от раздражения, обиды и долго сдерживаемых слез. И без того неровный стук сердца становился все более хаотичным. Нужно успокоиться, если она не хочет снова потерять сознание.