о я понимаю, в случае атаки на мой корабль со стороны кораблей Альянса и Гатларка я могу рассчитывать на защиту со стороны правдивых и соблюдающих уговор стрипсов. Никто ведь не хочет, чтобы с нашим ценным грузом что-то случилось? Конец связи.
– Те корабли появились не случайно, – пробормотала Хакль.
– Мне кажется, это уже не наша проблема, – заметил Миртон. – Секта в любом случае не собирается выпускать из рук Машину. Они уже проделали эти свои «симуляции», и, видимо, пришли к выводу, что четыре корабля стрипсов против двух эсминцев – значительно лучше, чем один. Однако вместе с ними появился еще и крейсер Альянса. Наверняка они сейчас хлопают друг друга по железным спинам, хваля себя за предусмотрительность.
– И что теперь, капитан?
– Ждем. Хватит уже на сегодня сюрпризов, – Грюнвальд сел в капитанское кресло. – Если кому-то хочется заработать ценные очки – пусть принесет капитану кофе. Кто там у нас на ногах?
Месье фыркнул, но прежде чем он успел ответить, в стазис-навигаторскую вбежал Гарпаго. Доктор явно был напуган до смерти.
– Вайз! – крикнул он. – Ее нет ни в моем кабинете, ни в ее каюте… Я не могу… не могу ее найти…
Миртон повернулся к нему и медленно, сам того не сознавая, провел ладонью по лицу.
Пинслип знала, что ей делать.
Она медленно шла вперед, наконец обретя полное спокойствие и отдавая себе отчет в своих поступках. Под ее ботинками хрустели небольшие ниточки инея – она слышала их, словно биение собственного сердца.
На подсознательном уровне она чувствовала, что блокировка снята и трюм будет открыт. Иначе и быть не могло – она в этом нисколько не сомневалась. После всей суматохи, вызванной нападением стрипса, а потом из-за Месье, Грюнвальд почти наверняка не поставил блокировку – слишком многое свалилось ему на голову.
«Ты ничего не понимаешь, Вайз. Но поймешь. Когда увидишь. Нечто времен Машинной войны.
Все погибнут, Вайз. Все рассыплется словно карточный домик. Выжженная Галактика. Война. Все, во что ты когда-то верила.
Это я – Напасть».
Дверь в грузовой отсек была закрыта, но блокировка на ней не стояла. Открыв ее без особого труда, Пин шагнула в темноту. Датчики ощутили ее присутствие, и в трюме начали мигать медленно зажигающиеся огни.
Он лежал там, недалеко от трупа киборга… в открытом… саркофаге, механическом гробу. Как всегда, прекрасный. Арсид. Ее Принц.
Присев возле Машины, Пинслип Вайз взглянула на прикрытое пленкой лицо с закрытыми глазами. Медленно и неуверенно она взялась пальцами за край защитной пленки, и та с негромким чавканьем отклеилась. Это был он.
«Ты исчезнешь или нет?»
«Да, конечно, если только ты меня поцелуешь. Даром ничего не бывает».
Пин протянула к Машине руку, но тут же ее опустила. Сердце ее колотилось так сильно, что она едва могла дышать.
«Поцелуй меня. Мы не скоро увидимся. Поцелуй меня и скажи то, что всегда хотела сказать».
– Нет, – проговорила Пин. – Не скажу.
А потом, уже ни о чем не думая, поцеловала своего Принца.
III. Глубина
1. «Дракониха»
Изоляция больных послеглубинной болезнью необходима в восьмидесяти шести процентах случаев. По невыясненным причинам нейронная дефрагментация вызывает у них не только расстройство сознания, но и деструктивное поведение. Глубокое сканирование мозга показывает изменения даже на уровне микротрубочек и сильные нарушения сенсорной информации. По невыясненным причинам бо́льшая часть заболевших демонстрировала психоактивные симптомы и становилась опасной для окружающих. Лишь четырнадцать процентов из них впадали в летаргию или средневековый ступор, не реагируя на какие-либо попытки стимуляции.
– Успокойся, Миртон, – улыбнулась Эмма Немо. – Выключи это, ради Напасти, иначе воткну тебе эту голокамеру в твое Пепелище.
– Уже выключил! – Он махнул рукой и убрал устройство. – Может, секунда записалась…
– Покажи, – хихикнула она, опрокидывая его на койку. – Что ты там… погоди-ка!
– Эй, оставь! – запротестовал он, но Эмма схватила гаджет и нажала кнопку. Небольшой голообъектив, зашелестев, выплюнул ее силуэт.
– Успокойся, Миртон, – улыбнулась голограмма, а затем, как он и говорил, тут же погасла.
– Повезло тебе, – заявила первый пилот «Драконихи». – Естественно, ты это сотрешь.
– Естественно, нет.
– Сотрешь!
– Сейчас я тебе сотру… – пообещал он, заваливая ее на спину. Черные, подстриженные под мальчика волосы рассыпались по подушке. Камера упала на пол, и до них снова донеслось негромкое: «Успокойся, Миртон».
– Мне успокоиться? – спросил он, с тихим шорохом расстегивая молнию ее комбинезона. – Точно?
– Нет… – прошептала она. – Вдруг кто-нибудь войдет…
– Никто не войдет в капитанскую каюту без разрешения капитана, – прошептал он в ответ и наклонился, касаясь губами освобожденной от комбинезона груди. Эмма застонала. – А капитан, – продолжал Грюнвальд, – сейчас очень-очень занят.
– Мирт…
– Тихо, – проговорил он, расстегивая до конца ее комбинезон и поспешно стаскивая свой. – А то услышат…
– Рукав Лебедя, – сообщил астролокатор «Драконихи» толстяк Зед Делл, не переставая поедать хрустящие хлебцы. – Внешний Рукав, ближе всего к Галактической границе. Если повезет, может, увидим Луч. Ты хотела бы, Тиффи?
– Обжираешься, Зед, – ответила его сестра из Сердца. – Опять прыщи вылезут.
– И что с того? Будут на роже целые солнечные системы, – усмехнулся он.
– Скорее астероиды, – заметила она. По вмонтированному в навигационную консоль интеркому Зед услышал ее вздох, смешанный с треском клавиатуры. – Скучно. Когда мы отсюда улетим? Эта пустота меня добивает.
– Извини, но между Рукавами всегда так. – Зед разгрыз очередной хлебец. – В любом случае не столь уныло, как на Галактической границе. Тут хотя бы есть немного пыли.
– Пыли?
– Межзвездной пыли, которая возникает вследствие конденсации в межзвездном газе, где ядрами конденсации являются многоатомные частицы газа. Мы будем лететь сквозь немалое количество пылевой материи, но магнитные поля защитят нас без особых проблем. Пыли в сто раз меньше, чем газовой материи.
– До чего же захватывающе.
– Чувствую иронию.
– «Газовая материя»… Меня сразу же дрожь пробрала.
– Так и должно быть. – Зед потряс пакетиком перед интеркомом. – Ты знаешь, что в межзвездном пространстве содержится формальдегид, гидроцианид или цианоэтилен? Это бульон, из которого возникают сахара, пиримидины и пурины, а из них, дорогая, лепится ДНК. Жизнь есть везде, даже между Рукавами. Хотя выжгло ее немало.
– Ладно, с меня хватит, – вздохнула Тиффи. – Очередная лекция господина Чокнутого. Галактика-сралактика. Сахара-шмахара.
– Не бойся, скоро тебе не придется ни о чем думать, – фыркнул ее брат. – Скоро ты окажешься в блаженном неведении стазиса. Между Рукавами нужно совершить целую серию прыжков. А если тебе уже сейчас скучно, всегда можешь поступить так же, как Гарпаго.
– Ему незачем сидеть и следить за системами. Никто не воскресит его от гасителя, разве что если ты заработаешь понос от той дряни, которую жрешь. Если уж тебе охота потрепаться, скажи лучше, далеко еще до Рукава Лебедя?
– Один прыжок, хотя и длинный. Почти пятнадцать световых лет, но все равно неплохо, – Зед чавкнул и выплюнул засохший хлебец на консоль. – Мы в транзите. Радуйся, что большую часть пути мы преодолели через Искру Угольника. Иначе мы бы быстро выдохлись, даже пользуясь промежуточными станциями с зарядными установками для реактора. Дурацкая тысяча световых лет – это ведь шестьдесят шесть и шесть десятых прыжка. Тут было бы еще больше.
– Через Искру Угольника? Ту глубинную дыру? Ты говорил, что Угольник – это другое название Рукава Лебедя…
На этот раз уже вздохнул Зед, театрально закатив глаза.
– Рукав Угольника, Рукав Лебедя или Внешний Рукав – это одно и то же. Пятнадцать с половиной тысяч парсеков дуги, тянущейся почти от самого Ядра и дальше всего выходящей за пределы Выжженной Галактики. Не путай понятия. Искра Угольника – это глубинная дыра, находящаяся между Рукавами Лебедя и Персея, но не соединяющая их, как Прихожая Куртизанки или Туннель Кахтармов. Во имя Ушедших, Тиффи… ты должна это знать.
– Это ты астролокатор, а не я, господин Чокнутый. Попробуй написать программу для выведения прыщей, тогда поговорим.
– Ха. Ха. Ха.
– Ладно, так что там? – помолчав, спросила Тиффи.
– Где?
– Там. Во Внешнем Рукаве. В той его части, которая почти выходит за пределы Выжженной Галактики.
– То же, что и во внешней части Рукава Креста или остатках Рукава Стрельца. Или в фрагментах далекого Рукава Трех Килопарсеков.
– Ты что, не можешь ответить по-человечески?
– Могу. Там Внешние системы, или Пограничные герцогства. Часть их не пострадала даже во времена Машинной войны, большая часть которой разыгралась во Внутренних системах и ближе к самому Ядру. Ты слышала о выжженной Солнечной системе в Рукаве Ориона? Пятнадцать напастных световых лет в поперечнике с колыбелью человечества в центре. Все это было уничтожено Оружием. Самое сильное из известных Опустошений, одновременно совершенных Машинами.
– Да что ты?..
– Запретное пространство, Тиффи. Корабли влетают туда и уже больше не возвращаются. Неплохо, да?
– Да уж. И как там, в этих герцогствах?
– Любопытно. – Зед пожал плечами. – Можно было бы слетать. Большинство тех планет выглядит так же, как во времена Империи. Во многом они переключились на сельское хозяйство или торговлю артефактами, но «ТрансЛинией» туда прилетает множество туристов, ученых из Клана и искателей ксено. Ну, знаешь, заброшенные города, заросшие агломерации, замки и все такое прочее.
– Я там был, – неожиданно вмешался только что вылезший из боевой рубки Карвак Хольт. Одетый в свой любимый черный комбинезон, оружейник пригладил аккуратно уложенные волосы. Его тонкие губы изогнулись в улыбке, но из-за темных очков не было видно, в самом ли деле он улыбается. – По другую сторону Выжженной Галактики. В пределах Государства, в Рукаве Креста. В Лебеде еще много систем, но в Кресте их осталась лишь горстка, большинство жителей которых прошли генотрансформацию. Чтобы выжить без нее на тех планетах, нужно все время ходить с кислородным пузырем на голове.