— Ну, наконец-то! — обрадовался Проскурин, увидев нас. — Я тут уже весь слюнями изошёл!
Сели за стол.
— Эх! — пожаловался Проскурин. — Не получился сюрприз! Раскололась молодёжь!
Микри, которая подходила к столу с огромным блюдом с бараниной, и Миша покраснели.
«Надо же! — подумал я. — Впервые вижу Адашу, чтобы она столько краснела!»
— Перестань! — успокоил я офицера. — Ещё как получился! До сих пор в себя прийти не могу! К тому же, я ничего не выспрашивал. Так что, Миша, Микри, жду вашего рассказа!
— А чего это ты у них спрашиваешь? — хитро прищурился Проскурин.
Молодые опять покраснели. Я задумался.
— Твоих рук, что ли дело⁈ — догадался.
Проскурин вместо ответа важно откашлялся.
— Ну, ты и…! — я рассмеялся. — Тогда ты рассказывай!
— Да, тут… — Проскурин внезапно смутился. — И рассказывать-то…
— Давай, давай! — подначивал его.
— Так просто всё! Адаша, как ко мне с записками бегать начала, присмотрелся. Потом подумал: а не буду ли я дураком, если такую девушку из семьи упущу? Вот, перед Рождеством их и познакомили. Так сами не ожидали, что они такие прыткие окажутся. Быстро спелись!
— Погоди, погоди! Как из семьи⁈ — я опешил. — В смысле⁈
— Так, Михаил — племянник моей жены! — Проскурин улыбнулся.
— Шутишь?
— Коста! — Проскурин не шутил.
— Как племянник? Он же — Микис? Грек! Ты тут причём?
— Так у меня жена — наполовину гречанка! — Проскурин сообщил это так, будто дело обычное. Даже плечами пожал.
Я остолбенел.
— Да, да, — Проскурин вздохнул. — Ведь мы с тобой столько знакомы, а по душам… Всё про дела. Будь они неладны. Видишь, ты и не знал. И не твоя вина. Я не говорил.
— Но я и не спрашивал. А мог бы.
— Все равно. Не твоя вина.
— Давай, хотя бы на будущее договоримся, что не всегда будем только о делах.
— Ну, теперь-то… Мы, считай, почти родственники с тобой.
Я задумался.
— А, ведь, верно! Адаша — племянница моей кумы. Миша — племянник твоей жены! Считай — и твой! Здорово! Я знаю, за что мы выпьем в первую очередь! Не за вас, Микри и Микис, уж извините. За вас будут все остальные тосты. Мы выпьем за нашу семью! Такую красивую! И в чём-то — удивительную! Потому что у нас в семье и русские, и греки, и турки! Наша семья по-хорошему должна служить примером всем остальным. Правильно сказал мой зять: в войне нет счастья. Счастье — в таких семьях как наша!
Все бурно отреагировали. Выпили. Я вдруг понял, как голоден! Набросился на баранину.
— Уууууу! Микри! Уж на что Мария кудесница в готовке! Но твоя баранина! Скажи, Умут?
— Много раз говорил, шурин!
— Послушай! — я даже чуть не подскочил от пришедшей в голову идеи. — А, может, вы молодые, в Крым переедете? Сестра там уже зашивается. Таверна большая. Народу каждый день — тьма. Вы же вдвоём с Марией вообще весь Крым на уши поставите с вашей готовкой! Умут?
— Не поверишь, шурин. И это уже несколько раз предлагал Адонии.
— И? — я посмотрел на Адашу.
— Я подумаю! — Микри зарделась.
— Мы подумаем! — мягко поправил Миша и улыбнулся.
— Ох, ты! — я с уважением посмотрел на «баскетболиста».
— Видал! — Проскурин приосанился.
— Могёт! Ничего не скажешь! — подтвердил я достоинства племянника моего нового родственника.
Как и было обещано, остаток вечера мы беспрерывно пили за молодых. А потом сидели всю ночь вдвоем с Проскуриным за разговорами «не о делах».
На судно я прибыл самым первым. Англичан дожидаться не стал. Прихватил с собой добрый кусок баранины, приготовленной Микри. Угостил капитана.
— Паф! Паф! Паф! — восхитился капитан сразу же, как попробовал первый кусок.
Я с чистой совестью пошёл спать. И совсем не беспокоился об отплытии и всем остальном.
Настолько, что чуть не проспал время рандеву с шаландой Папы. По поручению капитана, матрос меня растолкал. Сообщил, что подходим к месту «десантирования». Я быстро оделся. Вышел на палубу. Поздоровался с Абдулой.
— Минут через десять должны показаться твои друзья. Если ты ничего не напутал.
— Не пугай меня, прошу! Если я напутал, мне одна дорога — на тот свет!
Стоявшие в сторонке Белл и Чайлдс внимательно за нами наблюдали. Чайлдс при этом что-то нашёптывал Беллу на ухо. Мимо них явно не прошло ничем не объяснимое оживление на судне. Во всяком случае, если Белл и не догадался бы, то уж Чайлдс точно понимал, что беготня матросов и какие-то приготовления определённо не вызваны насущной необходимостью, курсом судна, дующим ветром… Может английский капитан сейчас об этом и говорил Беллу. Я направился к борту.
— Что-то случилось? — не удержался Белл.
— С чего вы взяли? — я перенял манеру Белла отвечать на голубом глазу.
— Но тут какая-то странная беготня!
— Так это вы у турецкого капитана спросите! — я отвернулся.
Встал у борта. Обозрел горизонт. Потом понял, что могу сколь угодно это делать, толку не будет. Откуда мне было знать, в какой точке нужно ждать появления шаланды⁈ Обернулся к Абдуле. Тот по моему виду все понял. Улыбнулся, рукой показал, куда следовало смотреть. Белл, наблюдавший за всем этим, не сдержался. Подбежал ко мне.
— Но я же вижу, что на судне сейчас творится что-то неладное! — он почти кричал. — И более того я уверен, что это связано с вами и с вашими замыслами. Что вы задумали, Коста?
— Прошу вас, мистер Белл, сделайте полшага назад. Вы меня всего забрызгали слюной!
Белл начал надуваться, как индюк.
— Что вы себе позволяете? Немедленно извинитесь!
— Извините, но вы по-прежнему брызжете слюной!
Белл задохнулся.
— Может его за борт выбросить? — Абдула все-таки жаждал воплотить свою шутку в жизнь.
— Прошу тебя, Абдула. Он не стоит того, чтобы у тебя были проблемы!
Я повернулся к морю. Обрадовался. В нужной точке появилась шаланда. Точно по времени. Опять обернулся к Абдуле. Тот кивнул, указывая на то, что все видит. Начал отдавать короткие и быстрые приказы команде. Матросы забегали втрое быстрее. К нам подошёл капитан Чайлдс.
— Насколько я могу судить по действиям команды, мы готовимся ставить…
На воду спустили плавучий якорь.
— Ну, да! — Чайлдс улыбнулся. — Мы становимся на якорь. Я так понимаю, уважаемый Коста, причина остановки — вон то судно?
— С вами мне всегда было приятно иметь дело, достопочтенный капитан Чайлдс. Вы на редкость умный человек и великолепный профессионал в своем деле.
— Благодарю! — Чайлдс кивнул с улыбкой.
— А вот о вас, мистер Белл, увы, так выразиться не могу! Уж не обессудьте!
Белл молчал.
— Вы хотели знать, что происходит? Я покидаю этот корабль. Я покидаю вас. Очень хотелось бы думать, что навсегда. У меня нет ни единого желания столкнуться с вами еще раз.
Шаланда была уже почти рядом. Я уже хорошо различал гордо стоящего Васю.
— Вы не имеете права! — завизжал Белл.
— Почему? — я продолжал вести себя в манере Белла на суде.
— Вы обязаны!
— Почему?
Шаланда уже швартовалась.
— Привет, Вася! — крикнул я. — Спасибо! Минута в минуту! Как и договаривались!
— Ну, так…! — Вася был польщен, слов больше не нашёл.
— Капитан Чайлдс! — Белл не унимался, но губы у него дрожали, а речь была бессвязной. — Я приказываю, чтобы вы приказали, чтобы команда его арестовала!
— Но, сэр! — Чайлдс посмотрел на Белла, как на капризного ребёнка. — Я бесправен на этом корабле. Единственный, к кому вы можете обратиться с подобным требованием, это мой турецкий коллега. Но, боюсь, он вам откажет.
— А я уверен, что пошлёт куда подальше! — радовался я.
Абдула как раз подошёл к нам.
— Хватит болтать! — улыбнулся, показав рукой на выброшенную за борт верёвочную лестницу. — Тебе пора!
— Спасибо, капитан! — я обнял его. — Всю жизнь буду благодарен! Ты спас мне жизнь!
— Пожалуйста! — Абдула наклонился ко мне. — Только никому не рассказывай, что я спас грека!
Захохотал. Да, любил пошутить турецкий капитан!
Я начал спускаться по трапу. Вася уже протянул руки, готовый принять меня.
Белл не мог позволить себе отпустить меня просто так. Наклонился над бортом.
— О вашем предательстве узнают все! Вам не избежать наказания! Я все силы…
— Англичанин! — я прервал его выступление. — Пошёл ты!
«Почему я Белла англичанином назвал? Он же шотландец! — не шло у меня из головы всю дорогу до Синопа. — А впрочем, все они такие… англичане».
[1] Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
[2] Я сделал всё, что смог; пусть те, кто сможет, сделают лучше.
[3] Всё своё ношу с собой.
[4] Вопреки расхожему мнению уточним: это кажущееся грубым и вульгарным выражение появилось благодаря пасхальным яйцам Фаберже.
Глава 10Синопские письма
Два месяца я пинал балду в Синопе, заходясь от раздражения. Турист, блин! Угораздило меня сюда забраться!
Впрочем, других вариантов не было. На черноморском побережье Турции Синоп был самой лучшей, самой защищенной гаванью для зимнего времени. Полуостров, напоминающий шарик на ниточке, надежно прикрывал бухту от зимних штормов. Именно они перекрыли мне путь на Кавказ.
Метро закрыто, такси не содют. В смысле, кочермы, набившиеся в порт, как шпроты в банке. Сколько я ни спрашивал капитанов о «трансфере» в нужную мне точку, мне неизменно отвечали: йок, эфенди! Я этим йоканьем был сыт по горло! Как и портовыми кабаками, которые ежевечерне навещал в надежде на чудо. Но чудеса закончились, не успев начаться. Спасибо старине Спенсеру!
Наверное, ему икалось в его промозглом Лондоне. Я не уставал его костерить на все лады. Как он меня подставил! Мало того, что всю зиму мне пришлось торчать в обществе черкесов-эмигрантов, пьяной матросни и местных путан, так еще и выяснилось, что в Грузию морем мне не попасть. Не плывут туда контрабандисты. Не выгодно, но опасно. Рабов не купишь, а на русский патруль нарвешься запросто.