Я отступил на шаг, под ногой загромыхало ружьё, лязгнул брошенный разряженный пистолет. А ничего, что она только что в меня палила со всех стволов? Кого здесь жалеть нужно? Не понимаю я этот женский пол. Так хорошо в академии было, никаких проблем, завалил в кровать и рано утром выпроводил. Вот и дозаваливался. Но когда? Я такого не помню. От слова совсем. Пьян был? Так этим не оправдаюсь, никто мне не поверит. Ну, Настя, зараза – умудрилась вляпаться, а мне разгребать. И столько народу под молотки попало… разобраться нужно, зачем это всё нужно было?
Присел, отодвинул в сторону Алёну. Та даже возмущаться не стала, когда выражение моего лица увидела. Отодвинулась, молча. А я наложил исцеление сначала на Настю, а потом и на Тимофея. А защиту с себя так и не снимаю, потому что нефиг. Посмотрел на оживших Муромцевых, на яростно заворочавшуюся боярскую дочь, на смутившегося от вида собственных мокрых штанов Тимофея. Как мне с ними теперь разбираться? После всего, что со мной произошло? После всех смертей, что пролегли между нами? И что получилось с моими родичами? То, что я у них в головах прочитал, всей картины никак не объясняло. Было что-то ещё, главное, из-за чего и заварилась вся эта каша. Поговорим?
Глава 15
Отступил к стене, прислонился спиной, замер, а в голове словно река камушки перекатывает, с такой скоростью мысли между собой сшибаются да в стороны разлетаются. Что-то многовато впечатлений для одного вечера. Шёл с одними намерениями, думал сегодня со всеми своими проблемами разобраться, а тут вот такие выверты судьба подкинула… Всё равно разберусь!
Алексей рядом встал, но чуть впереди, словно закрывая от меня и Тимофея, и Настю. Или, наоборот, меня от них. Даже разбираться именно сейчас, кого он защищает, а следовательно, и на чьей стороне выступает, не хочу, мне бы сейчас успокоиться, осмыслить подсмотренное в чужих головах, из-за вороха навалившихся эмоций не до конца понятое.
Что там? Тимофей на полу закряхтел? Да ладно, не из-за чего ему кряхтеть, ничего у него уже не болит, кроме совести, надеюсь, остальное я всё поправил. Это он на публику старается, на жалость и сочувствие давит. Ну-ка? Стоило только лишь немножко высунуть голову из-за плеча Алексея, и кряхтение сразу обрезало. Другое дело. А то ишь, раскряхтелся, комедиант. Настя, вон, лежит – молчит, в потолок куда-то уставилась, даже не моргнёт ни разу. И за всё это время ни звука пока не произнесла, даже когда её дворня ногами в панике затаптывала. Не пискнула. Кремень-девка! С ней я пока вообще не готов общаться. Да что общаться? Я даже смотреть в её сторону не хочу. С-с-су… Сразу эмоции через край перехлёстывают. Особенно если вспомнить, сколько народу пришлось положить из-за её капризов. А как это ещё можно назвать? Ей что-то там в башку втемяшилось, а другие пусть расхлёбывают? Я её к чему-то принуждал? Сама в койку ко мне прыгнула, а потом я же и виноват? Тварь!
О, на ноги поднимается! На коленки встала, руками в пол упёрлась, головой мотнула из стороны в сторону, только спутанные мокрые пряди метнулись. Вот, совсем другое дело! Хоть есть на что посмотреть! Тьфу! Куда-то не туда мысли свернули. Что, плохо тебе? Переживёшь! Алёна суетится, под руку поддерживает, вверх тянет. Нашла кого поддерживать! Да она ещё нас всех переживёт и на могилках спляшет! Оглянулась Настя исподлобья, мой оценивающий взгляд увидела. Ох ты, сколько злобы в глазах, чуть не сожгла своей ненавистью. Ты лучше на себя так смотри, зараза такая. Впрочем, где-то на задворках сознания промелькнула быстрая мыслишка, зараза симпатичная. Ох, не зря я с ней в… Я же ничего не помню! Откуда у меня такие мысли?
– Пошли в кабинет. Нечего в холле стоять, – очухался Муромцев, в себя пришёл. Силён боярин.
– Вот, Тимоша, это правильно, ступайте все туда. А мы с Настенькой чуть позже подойдём, когда себя в порядок приведём. Правда, солнышко? – поддакнула Алёна, вздёрнула боярышню на ноги и потащила куда-то по коридору.
Тимоша?! Солнышко?! Эта зверина?! Точно я чего-то в этой жизни не понимаю. Георгий так и крутится между нами, буфером работать пытается. Да ладно, не стану я пока никого убивать. Разберусь для начала. Алексей головой мотнул, оглянулся, вопросительно поглядел. Ладно, пошли в кабинет. Кивнул согласно.
– Вот и ладно… – пошёл вперед боярин.
Сделал несколько уверенных, твёрдых шагов, остановился, громко и чётко, словно и не хрипел только что, позвал дворецкого:
– Захар!!
Дождался, пока приоткроется дверь, продолжил:
– Захар, прикажи Наташе чистое бельё для меня в нижнюю ванную комнату подать. И пару. Глаша на кухне по-быстрому что-нибудь для гостей… гм… – кашлянул, глянул на меня, хмыкнул. – Кофе и бутербродов пусть соберёт да в кабинет принесёт.
Проводил взглядом заторопившегося дворецкого, развернулся к нам:
– Георгий, ступайте в мой кабинет. Я переоденусь. Ты не возражаешь? – А это уже ко мне вопрос.
Возражаю? Да нет, пусть идёт, в мокрых штанах неприятно, по себе знаю, приходилось такое испытывать. Хоть и старается боярин марку держать, а всё равно нет-нет да боком поворачивается, позор скрыть пытается. Запах, опять же… Чуть наклонил голову, соглашаясь. Муромцев в ответ тоже кивнул, понял невысказанное, развернулся и ушёл в темноту коридора, где только что скрылись Алёна с Настей. Впрочем, уже не в такую полную темноту, как давеча. Дом начал просыпаться. Даже не просыпаться – разбудил я его своим появлением давно, а скорее оживать, робко шевелиться. Из своих комнаток повыползала прислуга, засуетилась с тихим шорохом, где-то послышались первые еле слышные звуки, появилось освещение.
– Оружие приберу?
Я оглянулся на голос. Георгий над ружьём стоит, смотрит вопросительно. Да прибирай, зачем ему тут валяться?
– Ну ты дел и натворил… Что случилось-то, Славка? – повернул голову Алексей.
А мелкий так и продолжает сопеть. Даже на выстрелы и крики не среагировал. Здоровый какой, как он его на руках столько времени держит? Я бы не выдержал. Сколько ему? Года два? Или чуть меньше? Ничего я не знаю, родственник, называется. Подожди… Я натворил?! Что такое тут происходит?
– Вы. Что. В этом доме. Делаете? – только и сообразил, что на вопрос вопросом ответить.
– Гостим. По столице гуляем, в театр ходим. Алёна всякого добра накупила… – начал было отвечать Алексей, да сообразил. – Погоди. А что тут не так?
– Да всё не так! Почему вы не у Георгия остановились? – повернулся к Опрятину. – Почему ты сам здесь ночуешь? Что вообще происходит? На Центральном все в розыске, следов никаких не осталось, в доме разгром…
– Как разгром? – зацепился за последнюю фразу Алексей.
– Погодите. Лучше продолжить разговор в кабинете. Не дело на весь дом кричать, дворня услышать может. Ей и так пересудов теперь надолго хватит, – постарался образумить нас Георгий.
– Да. Пошли-ка в кабинет. Там про разгром расскажешь. Дом-то хоть цел? – Алексей всё о своём. Почему-то о моём самочувствии ему не интересно спрашивать.
Слишком непонятное вокруг меня происходит. И чем дальше разбираюсь, тем оно всё непонятнее становится. Куда идти-то, где выход? Запутался я в этом лабиринте.
Пусть ведёт, а я пока остыну, подумаю. Понятно уже, что дело выглядит совсем не так, как мне представлялось совсем недавно. Ладно, могу допустить, что они и впрямь тут гостят, но почему не у Георгия? И почему тайно с Центрального выехали? В ящиках? Бред! Ничего не понимаю. Одно с другим не стыкуется…
А вот и… как её там? Глаша-Наташа? Бутерброды принесла – то, что мне действительно необходимо. И проголодался до воя в кишках, и мысли окончательно в порядок приведу. Хотя как такой хаос в порядок приведёшь? Подтянул к себе серебряный сервировочный столик на колёсиках, проигнорировав полностью и Георгия, и Алексея, – мне нужнее. Серебряный кофейник пахнул ароматом свежезаваренного кофе, я даже слюной захлебнулся. Тут на одного только-только. Они в гостях, наверняка их тут неплохо кормят. Сканер продолжает работать, на всякий случай всех держу на контроле. Тимофей уже на подходе к кабинету, а Алёна что-то задержалась. Чем это они там занимаются? Настю чем-то мазюкают. Зачем? Я же её полностью вылечил. Или что-то пропустил? Надо будет получше посмотреть.
Муромцев в дверях не задержался, вошёл, на ходу быстро оценил обстановку в кабинете и предпочёл усесться в кресло рядом с Алексеем и Георгием. В мою сторону лишь искоса глянул, мельком, вроде как невзначай, когда в кабинет вошёл, а потом старательно взгляд отводил. Ну и я тоже старался в его сторону лишний раз пока не смотреть, делом занимался, жевал. А мелкий так и дрыхнет. Он не болеет случаем? Какой-то слишком здоровый сон. Или это нормально? Так и спросил, разряжая обстановку. А то после прихода хозяина дома как-то тишина нездорово сгустилась. Ответа так и не дождался, да и ладно, помолчу немного, мне силы восстанавливать нужно, бутерброды доедать. Пока все не соберутся.
Разговор не ладился до тех пор, пока не появилась Алёна. Усадила Настю, бережно перехватила ребёнка у мужа, осмотрела и уложила на широкий диван.
– Нечего его на руках всё время валтузить. Пусть нормально поспит. А вы чего молчите? Сказать нечего? Слав? Начать не хочешь? Хватит жевать!
Щаз-з! Доел последний бутерброд, отхлебнул из чашки, посмотрел на Алёну, на ребёнка, потянулся за салфеткой:
– А почему он так крепко спит? И не просыпается?
– А он, когда заснёт, так и до утра может спать. Золото, а не ребёнок… Ты от ответа не уходи. Рассказывай.
И я рассказал. Всё рассказал, с той самой ночи, когда меня по голове ударили. И как в рабстве оказался на краю света, и как выбирался через моря и океаны, горы и долины. Сколько при этом людей пришлось извести, тоже рассказал. Про объявленные поиски на Центральном, поднятую там тревогу, взорванный дирижабль с пассажирами и присланную по мою голову команду наёмников. Долго рассказывал, охрип даже немного. Отвык за последнее время столько языком ворочать. Рассказывал и наблюдал за разливающимся удивлением на лицах всех присутствующих. Или артисты хорошие, или впрямь ничего не знают. Да нет, не могут мои родичи так играть. Зачем им это нужно? И ауры это показывают, искренность в удивлении от всего услышанного. Стоп. А теперь мне бы ответы на все свои вопросы получить. И начну-ка я с Алексеевых. Как они с острова выехали?