– Верно, – кивнул Валентин. – Мегер поворачивала корабль, прижимая его к стене червоточины, и разрушила по одной антенне с каждой стороны.
На изображении замигали красные силуэты, обозначая отсутствующие эмиттеры.
– Они не убираются? – спросил Криди.
– Нет. Корабль не предназначен для посадки, надежнее было оставить эмиттеры стационарными, а не втягивающимися. На них идет огромный поток энергии, поэтому антенны установлены сразу на силовом выходе генератора. Каждый сантиметр, каждый изгиб волновода приводит к потере мощности.
– По экспоненте, – старательно выговаривая каждый звук, сказал Матиас. – Антенна, по сути, и есть часть генератора поля.
Криди задумчиво рассматривал схему.
– А почему вы не дублировали такой важный узел?
– Он дублирован, – мрачно ответил Валентин. – В том маловероятном случае, когда один вышел бы из строя, можно растянуть защитное поле второго на весь корабль. Это неэкономично, перегружает реактор, изнашивает генератор, но на некоторое время вполне сгодится.
– Мегер сознательно вывела из строя оба, – сказал Матиас и, помрачнев, взялся за челюсть.
– Починить? – спросил Криди, хотя и знал ответ.
На этот раз ему ответил Марк:
– Я могу починить множество узлов. Но генератор Лавуа не входит в их число. Слишком тонкие операции, слишком сложная настройка.
– Но сами генераторы целы?
– Да. Повреждены антенны.
– Починить антенны?
– Слишком сложная настройка, – терпеливо повторил Марк. – Как уже сказал Матиас, антенна – это часть генератора. Их собирают на отдельной верфи, потом встраивают в корпус, потом проводят тонкую настройку. Я знаю основные принципы, но не имею инструментов для такой работы.
– А если запустить генераторы с одной антенной? – спросил Криди.
Валентин улыбнулся, Матиас покачал головой.
– Так нельзя, – сказал Горчаков. – Физически невозможно.
– Как ток? Нужны два провода? – предположил Криди. – Разность потенциалов?
– Не совсем, – сказал Марк. – С одним проводом прибор просто не начнет работать. А с генераторами Лавуа будет другая история, поле возникнет и станет нарастать. В лучшем случае генераторы сгорят, в худшем – поле сожжет корабль, находящийся внутри области защиты. Можно рассматривать эту ситуацию как школьную задачку про бассейн с двумя трубами, в одну втекает вода, в другую вытекает. Вот только наш бассейн будет заполнен за доли секунды.
Криди вздохнул.
Наверное, все эти аналогии были очень приблизительными, но суть он уловил.
– А что говорят Ауран? – спросил кот без особой надежды.
– Молчат. Не выходят на связь, – Валентин пожал плечами. – Мы не знаем, что с ними произошло, корабль по-прежнему состыкован с «Твеном», но… рассчитываем только на себя.
– Генераторы целы. Антенны разрушены. Ремонт невозможен. – Криди почесал переносицу. – Разрушены одинаковые антенны?
Его слова вызвали неожиданное оживление.
– Я же говорил, он умный, – сказал Горчаков с гордостью.
Матиас кивнул.
– Ты молодец, у нас тоже мелькнула эта мысль, – впервые заговорила Ксения и вернулась к своим схемам.
– Разрушены разные эмиттеры, – сообщил Марк. – У генератора правого борта – верхний, условно говоря «выход» энергии, у генератора левого борта – нижний, «вход». Мы подумали о том, чтобы запустить генераторы в паре. Но их надо синхронизировать, причем на физическом уровне. Проще говоря – соединить поврежденные эмиттеры сверхпроводящим кабелем, что позволит замкнуть цепь.
– Так что в этом сложного?
– Все, – вздохнул Горчаков.
Как оказалось, он даже преуменьшил.
На корабле не было такого количества кабеля из высокотемпературного сверхпроводника. Для охлаждения низкотемпературного сверхпроводника не хватало ни жидкого гелия, ни жидкого азота. И в довершение всего, поврежденные эмиттеры действительно были частью генераторов – добраться до них можно было, лишь разобрав здоровенные хрупкие устройства, что делать категорически не рекомендовалось.
Криди выслушал объяснения, посмотрел схемы и признал, что выхода не видит.
– Хоть какое-то предложение? – терпеливо спросил Горчаков. – Мы смотрим на ситуацию через свои стереотипы, исходим из своего понимания возможного.
Кот еще раз посмотрел на схему.
– Я не понимаю, где именно мы сейчас находимся, – признался он. – Червоточина, что это такое?
– Мы сами не до конца понимаем, мы не физики, – улыбнулся Горчаков. – Но… если условно… это что-то вроде извилистой трубы со стенками из абсолютного ничто. Корабль летит по трубе с условной скоростью, которая даже не влияет на время прохождения. Время нахождения в трубе – случайная величина, после входа ее уже не изменить, через четверо с половиной суток мы…
– Что внутри червоточины? – перебил Криди.
Горчаков осекся.
– Ну… вакуум.
– Просто вакуум? Как в космосе?
– Там абсолютный вакуум, – вмешался в разговор Марк. – Ни в космосе, ни в лабораторных условиях такого добиться невозможно. Абсолютная пустота, единственные материальные частицы в нем те, что отделяются от нашего корабля.
– Ну? – спросил Криди. – Если выйти из корабля, присоединить кабель к одному поврежденному эмиттеру, протянуть к другому… Там жарко?
– Там никак, – ответил Марк. – Там абсолютный нуль. Там нет даже реликтового излучения. Если ты хочешь использовать низкотемпературный проводник, то он мгновенно нагреется…
Марк на миг замолчал.
– Ошибка. Мы находимся в червоточине в состоянии условного движения. Любое излучение будет рассеиваться.
– Кто-то выходил из корабля в червоточине? – спросил Горчаков. – Я уверен, что кто-то пробовал!
Криди мысленно согласился. Люди были чудовищными авантюристами, даже большими, чем «дети солнца».
Коту это нравилось.
– Задокументировано три выхода, – мгновенно ответил Марк. – Все с научными целями. В двух случаях астронавты вернулись назад, через двадцать одну и сорок шесть секунд, жалуясь на панические атаки, дезориентацию и потерю ощущения времени. В третьем случае, после двухминутного пребывания вне корабля, журналист, добившийся права на репортаж из червоточины, отстегнул фал.
– И что с ним стало? – заинтересовался Криди.
– Унесло назад, конечно же. Отстегнувшись и потеряв материальную связь с кораблем, он утратил момент движения. После этого выходы в червоточину были признаны психологически невозможными.
– Мы полагаем, что червоточина – не просто труба из ничто с абсолютным вакуумом внутри, – сказала Ксения. Она тихо подошла к мужчинам и теперь смотрела на Криди с явным любопытством. – Червоточина – это нечто особое. Человеческий разум не выдерживает такой пустоты… Марк, а что твои боты?
– Для подобной задачи нужен полноценный искин и крупный бот-андроид, – ответил Марк. – У меня такого нет. Кстати, корабельные искины неоднократно вносили предложение о таком оборудовании!
Криди посмотрел на Горчакова, потом на Ксению. Улыбнулся, скаля острые зубы.
– Мы не очень любим пустоту. Но ведь кисы еще не пробовали выходить в ничто?
– Рискнешь? – спросил командир.
Криди фыркнул.
– А что остается? Кстати, можно было сразу сказать, что именно вы придумали, а не мучать бедного кота!
– Я же говорил, что он очень умный, – с гордостью повторил Горчаков и протянул Криди руку. – Идея не моя, ее предложила Мэйли. Но мы пойдем вместе, кот. Вряд ли я рискну отдалиться от шлюза, но хотя бы смогу тебя страховать.
Глава десятая
Из шлюза все выглядело… ну, скажем так, терпимо. Чернота (не темнота, а именно чернота), но в космосе можно увидеть и такое – если посмотреть на неосвещенную сторону необитаемой планеты.
Горчаков шагнул из шлюза – и мир перевернулся. Вполне ожидаемо, Марк подготовил отчеты тех исследователей, что покидали корабли в червоточине, но все равно это было странное ощущение.
Внутри червоточины отсутствовала гравитация, как не было ни материи, ни энергии, ни скорости. Все было иллюзией, но обретшей реальность.
И то, что он сейчас испытывал, – притяжение тела к поверхности «Твена» – тоже было иллюзией. Несущийся (условно) в червоточине корабль притягивал (условно) Валентина к своей поверхности, будто настоящая планета.
Очень странно…
Страховочный фал, с вплетенными в него кабелями связи, подачи энергии и кислорода, тянулся от пояса Горчакова в люк. Механизм отсоединения фала предусмотрительно испортили еще в шлюзовой, Валентин был намертво соединен с кораблем, и это, что уж греха таить, успокаивало.
Командир стоял на поверхности корабля, местами стеклянистой, местами из серого металла и белой керамики. Где-то под внешней обшивкой шел силовой корпус, прятались датчики, генераторы, люки для выпуска исследовательских дронов, закрытые сейчас сопла вспомогательных двигателей. Горчаков видел и широкую сверкающую полосу там, где Мегер ухитрилась прижать корабль к стенке червоточины. Позади, над кормой, нависала «тарелка» Ауран, плотно прижавшаяся к корпусу «Твена». Верхняя полусфера «Несущей ужас и раскаянье врагам, радость и торжество друзьям» была равномерно усеяна выпуклыми линзами иллюминаторов. Ауран почему-то предпочитали видеть космос воочию, а не через экраны. Обычно эти иллюминаторы слабо светились, но сейчас были непроницаемо темными.
Командир отвернулся. Ломиться в корабль Ауран было бессмысленно, он не откроет люки.
Саму червоточину Горчаков тоже видел.
Вытянутая туша корабля, напоминающая старинную подводную лодку, неслась по туннелю с идеально черными стенками. Туннель казался прямым, но, если смотреть вперед, по ходу движения, слегка изгибался.
«И это тоже иллюзия, – напомнил себе Валентин. – Тут нет расстояний, поворотов, скорости. Ничего нет. Только корабль в складке пространства-времени. Это как несущаяся пуля – есть траектория, есть завихрения воздуха вокруг, но пуля пролетела, и все исчезло».
Со светом тоже была странность.
Свет шел из открытого шлюза, но словно исчезал за пределами корабля. Где-то на носу работали прожектора, но их лучи терялись во мгле червоточины. И в то же время все вокруг было различимо, словно светилась сама пустота.