С телом у Лючии все уже было прекрасно, большинство ран не оставили следов.
– Повышенная температура мозга, – сказал Лев мрачно. – Гормоны зашкаливают. Что вы сделали с ней, Фло?
Серокожий гуманоид дернул плечами. То ли копировал человеческий жест, то ли у них был свой, похожий. Заговорил:
– После произошедшего в червоточине стало очевидно, что Анне и Лючии внедрены ложные нейронные системы. Оставив Лючию в живых, вы пошли на большой риск, и мы приняли решения сконцентрироваться на наблюдении за ней.
– Как вы могли это сделать внутри моего корабля? – резко спросил Горчаков. – И как извлекли ее к себе?
– А как мы могли прятаться от вас, находясь совсем рядом? – вопросом ответил Фло. – Технологии.
– Человечество выразит протест, – пробормотал Горчаков.
– Не валяйте дурака, – неожиданно эмоционально ответил Фло. – Мы вас всех спасли.
Командир помолчал пару секунд. Неохотно кивнул.
– Ладно. Это не мне решать. Продолжайте.
– Со второй нейронной системой, да еще и внедренной столь быстро и эффективно, Лючия могла представлять опасность, – продолжил Фло. – Как мы и предполагали, у нее были способности дистанционного контакта с электронными системами. Мы отыскали ее след во вспомогательных цепях вашего искина и приняли меры предосторожности.
Марк, чей любимый облик – пожилой Марк Твен – внимательно следил за ними с экрана, страдальчески закатил глаза. Достал из-под обшлага сюртука старый «кольт» и пустил пулю себе в лоб. Подул на ствол и спрятал револьвер обратно.
– Не переживай, искин, – сказал Фло. – Во многих аспектах ты совершеннее того, что доступно нам… Итак, мы извлекли Лючию с корабля и подвергли ее изучению. Мы считали, что доминантная нейросеть, внедренная информационным пакетом Стирателей, стала главенствующей, а ее прежняя оригинальная личность подавлена и является не более чем паразитным воспоминанием внутри фальшивой нейросети. Соответственно напрашивалось решение – погасить доминантную нейросеть. В лучшем варианте у Лючии восстановилась бы прежняя личность. В худшем она вернулась бы в состояние девочки с потерей памяти за последние годы. Вам понятно?
– Понятно, – сказал Соколовский, косясь на экраны автодоктора. – Но, похоже, все пошло не так?
– Да, – подтвердил Фло. – Мы обнаружили, что доминирующая нейросеть, назовем ее «Лючия-два», столь же полноценна, как и ее прежняя личность – «Лючия-один».
Соколовский нахмурился:
– То есть…
– Это не набор императивных директив и ложных воспоминаний, доктор. Это полноценные шесть лет, прожитые Лючией в иной реальности. От и до. Со всеми положенными воспоминаниями, частично яркими, частично подзабытыми или вытесненными. С развитием личности, обретенными знаниями и опытом. Она действует не по принуждению, командир Горчаков, ее поступки осознанны и обдуманны.
– Мы заметили, – мрачно сказал Горчаков. – Лючия… очень целеустремленна и мотивирована.
– С фальшивой нейросетью все было бы просто – она не несет полезной информации и не является полноценной личностью, – продолжал Фло. – Мы бы ее удалили и попытались реактивировать прежнюю личность. Но нейросеть Стирателей не менее реальна, чем изначальная личность Лючии-один. По сути, это было бы убийством Лючии-два.
Горчаков вздохнул.
– Да, печально. Только Лючия-два – убийца и предатель. Возможно, стоило считать это казнью? И позаботиться о несчастной девочке, о первоначальной личности?
– Не очень моральное решение, – глядя на командира своими большими немигающими глазами, ответил Фло. – И не очень мудрое. Если Лючия-два реальна, то ее воспоминания и знания крайне ценны. Пока что это основной источник знаний о Стирателях.
– Тогда что вы сделали? – заинтересовался Соколовский.
– Мы создали внешнюю оболочку для обеих нейросетей, – сказал Фло. – Новую личность, в которой объединены и Лючия-один, и Лючия-два. Давайте назовем ее…
– Лючия-три, – кивнул Горчаков. – Мы поняли.
– Пускай три, – согласился Фло тоном взрослого, снизошедшего до детской выдумки. – Лючия-три помнит обе версии событий своей жизни, поэтому она избавлена от доминант поведения как Лючии-один, так и Лючии-два. Ее решения абсолютно свободны, и мы видим результат.
– Откуда только вы научились таким фокусам с человеческим сознанием? – не выдержал Горчаков.
– Да знаете, всегда чему-то учишься, то здесь, то там… – уклончиво ответил Фло.
– Как именно вы это сделали? – спросил Соколовский. – Вырастили новые нейронные связи?
– Не было времени, – покачал головой Фло. – Мы наложили электрические импульсы на существующие нейроны.
Соколовский нахмурился.
– Разве это долговечно?
– Нет, – сказал Фло. – Лючия-три просуществует несколько суток максимум. Потом наша внедренная нейросеть угаснет.
Теперь насторожился Горчаков.
– И что случится?
– Обычного человека ждало бы возвращение к прежней личности, с некоторой спутанностью воспоминаний и ощущением странности собственных поступков.
– Как при выходе из диссоциативной фуги, – кивнул Соколовский. – А в случае с Лючией?
– Сложнее, – признал Фло. – Ее личность уже фрагментирована Стирателями. Когда сознание Лючии-три станет угасать, у нее начнутся конфликты воспоминаний, ассоциаций, эмоций, целеполагания. Как результат – стремительно прогрессирующая деменция.
– Лючия знает? – спросил Соколовский.
– Да. – Фло помолчал и добавил: – Нам очень жаль. За решение о создании третьей личности отвечаю я. И, согласно нормам Соглашения, буду нести ответственность перед судебными органами Земли и Ауран, с поглощением менее сурового наказания более суровым.
– И что вам за это светит на Ауран? – недоверчиво поинтересовался Горчаков.
– Лишение имени и смерть в одиночестве, – спокойно ответил Фло. – Мы приняли Соглашение, и, соответственно, вещи, вполне допустимые в прошлом, стали… непозволительны.
Они с Горчаковым некоторое время смотрели друг на друга.
– Что скажете, доктор? – спросил Горчаков.
– У меня нет такой технологии, как у Ауран, – ответил Соколовский. – Но… насколько я могу судить по нейронной активности и разного рода второстепенным признакам, так все и есть.
– Мы можем доверять Лючии? – уточнил командир.
Лев глянул на Фло. Потом перевел взгляд на командира.
Кивнул.
– Хорошо, – сказал Горчаков. – Мне надо поговорить с девочкой. Отключайте свои приборы, я пойду к ней в бокс. Не подслушивать! Ясно?
Доктор вздохнул.
– Ясно…
– Мне тоже не подслушивать? – грустно спросил Марк. На экране он так и стоял посреди яблоневого сада, грустный и седой, с дыркой от пули во лбу.
– Веди запись для отчета Земле, но сам ее не слушай, – поколебавшись, велел командир. – Сможешь?
– Вы спрашиваете самого умного человеческого искина, может ли он поработать диктофоном? – спросил Марк возмущенно. – Да. Могу.
– Хорошо, – сказал Горчаков.
Вошел в бокс, закрыв за собой стеклянную дверь. Сел на край кушетки. Лючия присела рядом. Горчаков взял ее за руку, и они тихо заговорили.
– Я надеюсь, он не сойдет с ума от того, что услышит? – риторически спросил Соколовский. – Я бы выпил сейчас чего-нибудь. Извините.
Фло уставился на него. Потом сказал:
– Если у вас есть что-то, лишенное органических добавок, то я бы тоже с удовольствием выпил. Нам отвратительны запахи, но лишь биологического характера. Возможно, именно это в прежние времена толкало нас к идее галактического геноцида разумной жизни, она ведь вся пахнет.
Доктор вытаращил глаза. Осторожно спросил:
– Спирт?
– Вы очень любезны, – сказал Фло, оживившись.
Горизонта не было.
Повсюду, куда ни глянь, каменистая равнина тянулась бесконечно, словно бы слегка поднимаясь… но теряясь и исчезая в воздушной дымке. На Земле, да и на любой планете ты видишь (пускай это иллюзия), что небо смыкается с поверхностью. Здесь поверхность уходила в бесконечность, и горизонт исчез.
Впрочем, если смотреть в две стороны (Матиас мысленно назвал их «по» и «против», смиряясь с реальностью вращающегося вокруг звезды обитаемого кольца), то в бесконечной дали появлялось кое-что еще: висящие в небе светлые прямоугольники. Они поднимались все выше и выше, уходили за солнце, навеки застывшее в зените, потом возникали с другой стороны.
– Ну да, – сказал Матиас. – Мир-кольцо.
– Почему мы видим его… – Анге заколебалась, – пунктиром?
– Потому что тут есть смена дня и ночи, – пояснила Ксения. – Понимаешь, каким образом она реализована?
Анге кинула взгляд вверх. Кивнула.
– Да. Экраны вокруг звезды. Время от времени заслоняют участки кольца. То есть это правда, это возможно?
Ксения молчала. Потом развела руками.
– Все возможно. Но цель? Нет никакой цели, оправдывающей астроинженерию такого масштаба.
– Стиратели – психи, – предположила Анге.
Адиан покачала головой.
– Цель есть даже у психов, просто мы ее не воспринимаем как цель. Давайте исходить из реальности? Мы стоим в пустыне, голые и без снаряжения, кроме беседки вокруг никаких признаков цивилизации. Наша цель – выжить.
– Или вернуться назад, – сказал Уолр. – Или все же попробуем найти Стирателей?
Будучи покрытым шерсткой и привыкший на родной планете обходиться без одежды, он чувствовал себя спокойнее всех.
– Я не думаю, что это устройство сработает в обратную сторону, – покачала головой Ксения. – Мы видели, как корабли покидают Мегер А, но не видели никого на поверхности. Очевидно, что эта беседка – некий аварийный механизм, работающий лишь на вход.
– Лючия назвала ее «точкой выхода», – поправил Матиас. – Мне кажется, в этом есть какой-то скрытый смысл. Наш мир Стиратели воспринимают как чуждый, враждебный, из которого надо возвращаться… Так где же мы находимся? Нас перенесли к другой звезде?
– Думаю, что нет, – сказала Ксения. – Думаю, что это параллельная реальность. Не альтернативная, как та, в которой мы побывали, а параллельная. К примеру, сдвинутая на несколько секунд… да хоть бы и на один хронон от нашего мира. Это многое бы объясняло.