– Я прошу простить меня, господин Хорват, приношу извинение. Мое замечание относилось не к вам. Оно было обращено к кельнеру.
Демба молчал, приведенный в некоторое смущение удовлетворенной усмешкой Хорвата. Духота в маленьком помещении становилась невыносимой. Пламя газовых рожков жужжало мучительным образом. Дым папирос вызывал кашель. Демба нервно и порывисто вертелся, искал глазами кельнера, но того не было в комнате.
– Невозможные манеры у этого кельнера! – усердствовал Демба. Удивляюсь, как вы это позволяете. Он никогда не кланяется, когда входит в комнату. Где он вообще торчит? Только что ведь был здесь.
Пиво, которое Демба высосал через соломинку, начинало действовать. Кровь у него стучала в висках, и он чувствовал легкое головокружение, шум в ушах и боль в желудке. Ему пришлось сесть.
– Я надеюсь, вы не приняли выговора на свой счет, господин Хорват. Недоразумение. Вас я не имел в виду. Я далек от мысли…
– Да уж ладно, – сказал наконец Хорват, и Демба сразу умолк.
– Тут у него не в порядке, – сказал громко доктор Фурман и приложил указательный палец ко лбу.
– Он пьян, – объяснил Георг Вайнер.
– Не уйти ли нам? – спросила робко одна из барышень.
– Мы должны дождаться Соню, – заметил Вайнер.
– Почему Сони так долго нет сегодня? – спросил Хорват.
– Она сейчас должна прийти, – сказал Вайнер.
Демба насторожил слух. Ну, так и есть. Это опять в его огород камешек. «Сейчас должна прийти», – сказал Вайнер и при этом посмотрел на него. Но, простите, какое мне дело, придет Соня или не придет? Разве я здесь нахожусь ради нее? Язвительное замечаньице, не так ли? В меня метили, не правда ли? Но вы ошибаетесь, господин Вайнер. Вы сильно заблуждаетесь. Совсем иные причины привели меня сюда. Веские причины. Целый ряд веских причин. Надо же мне сказать этим господам, какие важные причины… Демба откашлялся.
– В сущности, вы меня видите здесь, господа, совершенно случайно, – сказал он. – Вообще говоря, я бываю здесь редко. Вы, вероятно, недоумеваете, каким образом я попал сюда.
Доктор Фурман оторвал взгляд от газеты. Вайнер отвел папиросу от губ и поглядел на Дембу. Хорват ухмылялся.
– Так вот, видите ли, дело объясняется очень просто. У меня были особые причины прийти сюда именно сегодня. Важные причины. Целый ряд весьма важных причин.
– Так-с, – произнес доктор Фурман и продолжал читать.
– Причины разнообразные, – сказал Демба, кашлянул, чтобы выиграть время, и стал думать. Но ни одна из разнообразных причин не приходила ему на ум, чтобы выручить его из затруднения. – Дело в том, что ни о каком другом помещении просто не могло быть речи, между тем как это, так сказать, напрашивалось само собой уже вследствие его чрезвычайно выгодного местоположения, весьма удобного для всех участников.
Демба перевел дыхание. Теперь у него наконец мелькнула одна мысль.
– Я, видите ли, жду здесь двух господ по одному весьма щекотливому делу, – шепнул он таинственно, – по делу чести, как вы, вероятно, уже догадались. Дело очень серьезное! Чертовски серьезное! Господам этим, в сущности, пора уже быть здесь. Офицеры двадцать первого егерского полка.
Он встал и направился нетвердой поступью к двери.
– Кельнер! – крикнул он. – Не спрашивали ли меня два господина? Я Демба. Станислав Демба. Их двое: лейтенант и обер-лейтенант с зелеными погонами.
Кельнер ответил отрицательно.
– Еще не спрашивали? – спросил Демба и был в самом деле удивлен, раздосадован и разочарован опозданием этих господ. – Это меня поражает. Офицеры бывают обычно пунктуальны при подобных обстоятельствах.
Он начинал терять терпение, посматривал на дверь и постукивал ногой по полу. Но офицеры не появлялись. Демба решил обратиться к доктору Фурману за советом в этом трудном положении.
– Как долго я обязан, в сущности, ждать этих господ? – спросил он.
– Оставьте меня в покое! – грубо сказал доктор Фурман и продолжал читать газету.
– Что вы сказали? – резко спросил Демба.
Теперь, когда он вдруг и чрезвычайно неожиданным способом увидел себя вовлеченным в дело чести, он не был намерен давать над собой тяготеть хотя бы малейшему оскорблению. Он подошел к доктору Фурману, пристально взглянул на него и потребовал удовлетворения:
– Я вынужден просить вас немедленно объясниться.
– Ступайте домой и проспитесь! – заревел на него доктор Фурман. – Вы пьяны! Хотел бы я видеть дурака, выбравшего вас секундантом.
Демба, уничтоженный, отступил к своему месту. Оглушенный, утомленный и с тяжелой головой, он ушел в мрачные мысли.
Пьян! Этот человек решил, что он пьян. Сказал ему это прямо в лицо. Демба горько рассмеялся. «Только скользнул по мне взглядом и говорит, что я пьян. Даже не отвел глаз от газеты, а говорит очень просто, что я пьян. Это еще следует доказать, милостивый государь. Если мое мнение что-нибудь значит в этом вопросе, если мне позволено высказаться, то, честное слово, я никогда еще не был так трезв, как теперь. Я знаю все, что происходит, вижу все совершенно ясно, ничто не ускользает от меня. Я вам это сейчас докажу. Муха села к вам на тарелку, милостивый государь. Видите, от меня ничего не скроете. Я все наблюдаю четко. Что у Вайнера из кармана пальто торчит газета, сложенная вдвое, – это я все вижу. Что у вас, господин Хорват, нижняя пуговица на жилете расстегнута, хотя это неудобно по отношению к дамам, – это я вижу тоже. Вам надлежало бы подкрепить доказательствами свое утверждение. Надо мне объяснить это всем присутствующим. Пьян! Придется мне высказать откровенно свое мнение. Что вам в голову взбрело, милостивый государь? Пьян! Нужно же мне в таком случае…»
Демба встал и направился к соседнему столу. Он целил прямо в правый угол стола, старательно делал шаг за шагом и без инцидентов добрел до цели.
– Простите, что мешаю читать, – начал он и нагнулся к доктору Фурману. – В газете, впрочем, нет ничего интересного. Общее собрание охотничьего союза. Парад войск. Редкий юбилей. Самоубийство на Бабенбергерштрассе… Я знаю все. Мне в нее и заглядывать не нужно. А все-таки в газете не все напечатано.
Демба весело про себя рассмеялся. Мысль, что не всегда все напечатано в газете, очень его забавляла.
– Что вам нужно еще от меня? – спросил доктор Фурман.
– Я хотел вам только сказать… – начал объяснять Демба. Он откашлялся и начал по-другому: – Мне важно установить…
Боль в желудке опять появилась. Он чувствовал гудение в ушах, давление в висках, и газовые рожки устрашающе колыхались у него над головой. Он нашел, что стоит недостаточно прочно, и крепко прислонился спиной к какому-то стулу. Вот так. Теперь ему было лучше.
– Я хотел бы установить… – начал Демба в третий раз.
Но тут стул не выдержал и опрокинулся. Сумочка актрисы упала на пол, и множество безделушек – монеты, записная книжка, катушка с нитками, зеркальце, папиросы, черепаховая гребенка, два карандашика и медвежонок в виде брелока – рассыпались по полу.
Дембе удалось удержаться на ногах. Ему послужила опорой массивная доска стола. Пьян! Вздор! Он видит все; наблюдает все. Вот лежит записная книжка. Монета в пять крон закатилась за вешалку.
– Увалень! – крикнул Вайнер. – Вы тут еще все вдребезги разнесете.
– Ступайте домой, проспитесь, говорил же я вам! – заревел доктор Фурман.
– Зеркальце разбилось! – плакалась актриса.
Вайнер и Хорват вскочили и принялись подбирать вещицы с пола. Демба не принял участия в этой человеколюбивой работе. Но следил за ней внимательно и участливо и не переставал давать полезные указания.
– Монета в пять крон покатилась за вешалку, – сказал он. – А вот лежит карандаш. Правее! Правее, господин Вайнер!
Он пьян? Вздор! Он видел все, ничего не ускользало от него.
Хорват выпрямился и смотрел озадаченно на Дембу.
– Но ведь это верх наглости! – крикнул он, рассвирепев. – Швыряет все на землю и спокойно смотрит, как мы трудимся.
Он подошел вплотную к Дембе.
– Благоволите поднять вещи, которые вы сбросили. Но поторопитесь!
Демба потянулся к медвежонку, но передумал и выпрямился опять.
– Поднимете вы их или не поднимете? – крикнул Хорват.
Демба покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Не надо.
Он счел большой некорректностью подобное требование.
Тут вмешался в дело доктор Фурман:
– Да ведь это… это превосходит все пределы! Эмиль, чего ты ждешь? Тресни его по черепу стаканом!
Демба покраснел и укоризненно взглянул на доктора Фурмана.
Вайнер забавлялся и посмеивался.
– Эй вы! Слушайте, что я вам скажу, – произнес Хорват. – Не выводите нас из терпения. Я буду считать до трех. Если вы при слове «три» не поднимете всех вещей, то… Вы увидите, что с вами будет.
– Перестаньте же, Эмиль. Я уж их сама подниму, – испуганно сказала барышня, которой принадлежали вещицы.
– Раз! – сказал Хорват.
Демба нахмурился, повернулся и неуверенными шагами направился к своему столу.
– Два! – считал Хорват.
– Что вам нужно от меня? – крикнул Демба. – Оставьте меня, пожалуйста, в покое.
– Три! – крикнул Хорват. Терпение у него лопнуло. Он схватил свой стакан с вином и плеснул его содержимым Дембе в лицо. – Так! Получайте!
Барышни вскрикнули.
Демба подскочил. Он был смертельно бледен, вино струилось у него по лицу и слепило глаза. Вид у него был жалкий, смешной и страшный в то же время.
Холодный душ его сразу отрезвил. Он видел все совершенно ясно. Жгучий стыд поднимался в нем. Что сделал он, что наболтал! Как мог он весь вечер валять дурака перед этими людьми, служить им посмешищем! Они глумились над ним, раздражали его, обращались с ним как с собакой, и он это терпел, чтобы увидеть Соню, и теперь стоял, осмеянный всеми.
Но теперь довольно. Вся злоба, вся ярость, все разочарование, которое он подавлял в себе весь день, – теперь они прорвались наружу. Теперь он схватит за горло этих трех негодяев.
Они смеялись! Они смеялись над ним! Все они смеялись. Теперь они почувствуют его кулаки. Прежде всего – Вайнер с его рожей без подбородка. А потом другой, с мордой бульдога. А потом Хорват…