Из тумана постепенно соткалась полупрозрачная фигура, которая приняла вполне различаемые женские очертания. Ну, здравствуй, мой персональный джинн из лампы.
– Бабушка? – ошарашенно протянула взобравшаяся на спинку дивана Стаська.
Кстати, черты лица у эфемерного духа и вправду были очень похожи на нашу бабушку по папиной линии, видимо, то была ее прямая родственница.
– Доброго вечера, госпожа Орлова, – поприветствовал призрака хозяин замка и выпустил в воздух столб густого ароматного дыма.
– Курить вредно, – неодобрительно глянула на Альберта бабулечка, но тот и бровью не повел. Напротив, еще раз приложился к курительной трубке. Призрак лишь фыркнул и, взлетев чуть повыше, обвел внимательным взглядом семейство. – Ну что, вы все в том же составе или еще кто-то сбежа… – Старушка не договорила, потому как в этот момент заметила нас со Стасей и расцвела в какой-то хищной улыбке. – О! Да у вас, я гляжу, пополнение! Кто такие?
– А что, разве не видно? Потомки ваши. Любовь и Станислава Орловы.
– Хммм… – Бабулечка-призрак подлетела вплотную к нам со Стасей и принялась очень пристально нас разглядывать.
– Да-да, узнаю этот нос. Орловская порода! – с гордостью выпалила старушенция. – И выправка, и осанка, – продолжило перечислять привидение, облетая меня по кругу. А я в очередной раз за день почувствовала себя музейным экспонатом, ибо остальные взгляды тоже устремились на мою скромную персону.
Да еще близость призрака нервировала… По телу разливался неприятный холодок, и так и хотелось зябко поежиться. Но я стойко держалась, подтверждая все бабушкины слова о породе, выправке и осанке.
И лишь когда призрак отдалился на достаточное расстояние, переметнувшись к Стаське, я смогла выдохнуть спокойно. Сестрица, в отличие от меня, статую из себя строить не стала, и стоило полупрозрачному существу подлететь на расстояние вытянутой руки, как мелкая попыталась его потрогать.
Рука, как и полагается, прошла сквозь эфемерное тело, потянув за собой легкий сизый флер, бабушка же, схватившись за живот, в голос рассмеялась:
– Ой, щекотно-щекотно, перестань.
Стоит ли говорить, что Стаську это только раззадорило, и она вновь прикоснулась к духу, теперь уже имея перед собой очевидную цель.
Старушенция вновь захохотала, аж вся затряслась. Будь она осязаемой, из нее песок, наверно, посыпался бы, а так отделялись лишь невесомые серые сгустки, чтобы мгновенно притянуться обратно к фигуре.
В итоге призрак сестричкиного надругательства не вынес и взмыл под потолок, становясь недосягаемым для шаловливых детских ручек.
– Да, – глубокомысленно произнесла усопшая, наконец отсмеявшись. – Девушек Орловской породы и по сей день отличает завидное любопытство и смелость.
– Да, есть такое, – чуть слышно фыркнул Фауст, и, оглянувшись, я поймала его кривую улыбочку и хитрющий взгляд синих глаз. Вот засранец. Комментирует еще тут!
– Ладно, деточки. Познакомиться – познакомились, кстати, можете называть меня просто бабушка Агафья. А теперь рассказывайте. – Призрак спустился пониже и, недолго думая, уселся на одно из кресел поближе к нам со Стасей. – Как идут дела в поместье? Сколько нынче крепостных у нас числится?
Я от такого вопроса малость ошалела. Похоже, бабуля не в курсе перемен, произошедших за последние эдак лет двести. Да и откуда ей быть в курсе, если она все эти годы провела в урне с прахом. Не Альберту же ей было рассказывать. Он-то тоже, поди, про наш мир ничего не знает.
А передо мной сейчас встал очень непростой выбор: поведать бабуле все, как есть, про отмену крепостного права, революцию, перестройку и остальные общественные преобразования; или поберечь ее ранимую психику. А заодно и свои нервы.
И как-то я склонилась ко второму варианту. А потому надо было срочно что-то придумывать.
Первым делом, услышав про крепостных, мне подумалось о нашей любимой домработнице тете Клаве. Ее, конечно, с натягом можно так назвать, даже с очень большим натягом, но за неимением лучшего будем считать, что одна душа есть. Так, идем дальше. Кто еще у нас работает? Точнее, не у нас, а у любимого папулечки. Если мне не изменяет память, в его фирме числится человек шестьдесят различного персонала. Вот их, пожалуй, и посчитаем.
– Ну, человек шестьдесят-семьдесят, – неуверенно выдала я, не имея ни малейшего представления, устроит ли сия цифра благородную родственницу.
– Семьдесят душ? – Глаза бабули мгновенно округлились, и призрак, нервно всплеснув руками, подскочил с кресла. – Да у меня при жизни только сто пятьдесят насчитывалось в одной Московской губернии. А сколько еще под Оренбургом было!
Я не нашла, что на это ответить. Зато нашлась Стаська.
– Так же ж кончились! – радостно выдала сестренка и засияла улыбкой, аки северная звезда.
– Кончились? – взревела бабка. – Как это они у вас кончились?
– Сами! – выдала еще более умное изречение сестричка.
Старушка устало опустилась в кресло и, выудив откуда-то из-за спины призрачный веер, начала судорожно им обмахиваться.
– У вас валидола случайно не найдется? – крайне участливо поинтересовалась Стасечка, оглядывая присутствующих наивными-пренаивными глазками.
– Боюсь, призраку это не поможет, – угрюмо поведала я.
– Я бы ей налил, да думаю, что тоже не поможет, – внес свою лепту Альберт и выпустил ровненькое колечко дыма. – Может, покурите, дражайшая? – предложил свою трубку мужчина.
– Да ладно, что я-то? – отмахнулась бабуля. – Я свой век отжила. А с ними-то что делать? Кто ж их теперь замуж возьмет? И приданого-то приличного поди нету…
– Да мы не пропадем, – уверенно заявила моя младшенькая, а бабулечка все продолжала охать, сокрушаться, причитать себе под нос, а потом вдруг опять обратилась ко мне: – А сколько тебе лет, дитятко?
– Восемнадцать, – честно ответила я, пока еще не понимая, с какой стороны ждать подвоха.
– И что, жених-то у тебя есть? – продолжала задавать неудобные вопросы старушенция. – Граф какой? Или, может, герцог?
– Эммм. Нет, – ответила на свой страх и риск. Можно было, конечно, наврать, но рядом стоял навостривший ушки Фауст, и врать в его присутствии было как-то неудобно.
– Как нет?! – очень эмоционально отреагировал призрак. – В восемнадцать лет и до сих пор не сосватана? – ахнула бабуля и схватилась за сердце. – Может, что не так с тобой? Ноги кривые? Больна чем? Али недобрая слава за тобой ходит?
– Да нет. Нормальная я! – тут же начала оправдываться, пока родственница еще чего себе не надумала. – У нас раньше восемнадцати и жениться-то не принято, а мне только-только исполнилось.
– Ага, Лу у нас теперь совершеннолетняя! Даже кредит в банке взять может! – со знанием дела вставила сестренка.
– Ну хоть в восемнадцать, – тяжко вздохнула графиня. – У этих вон, – кивнула в сторону Альберта с Фаустом, – вообще раньше двадцати пяти совершеннолетними не признают. – И уже обращаясь конкретно к младшему блондину: – Верно, юноша?
– Верно, – сквозь плотно стиснутые зубы процедил наследничек.
Оп-па. А чего это мы такие напряженные? Задело за живое?
– Вот-вот. Видишь, вроде мальчик уже взрослый, а ни шагу сделать самостоятельно не может. Все мамка с папкой над ним трясутся.
– Я бы попросил… – грозно начал оскорбленный блондин, – выбирать выражения! И вообще, к вашему сведению, мне уже есть двадцать пять, – зло сверкнув глазами, сообщил Фауст.
О, да у него, похоже, комплекс, насчет возраста. И если обычно люди, наоборот, пытаются приуменьшить свои годы, то Фауст комплексует из-за того, что слишком молод. А иначе как объяснить такую бурную реакцию на слова бабули?
Кстати, в связи с озвученным, один вопрос можно снять с повестки дня. Теперь я знаю, что Фаусту немногим больше двадцати пяти, а значит, пропасть в возрасте у нас с ним не такая уж и большая. Фух! Как от сердца отлегло.
– Ну надо же! – Бабуля всплеснула руками. – Когда успел? Помнится, в последнюю нашу встречу у кого-то даже права голоса на семейном совете не было.
– Да уж три года с тех пор прошло, знаете ли, – недобро прищурил глаза блондин.
– Да… – глубокомысленно вздохнула старая карга. – Уж три года прошло, а в голове все молодо-зелено…
И вот тут Фауст не сдержался. Блондин вмиг вскипел – я заметила, как ладони его сжались в кулаки, а на скулах отчетливо заходили желваки, – резко дернулся вперед и уже намеревался высказать все, что думает о нашей несдержанной родственнице, но скандал предотвратил Альберт. Он поднялся одним быстрым текучим движением и, оказавшись подле сына, мягко удержал того за руку, всем своим видом показывая, что не стоит сейчас выяснять отношения.
Все эти жесты и переглядывания, конечно же, не прошли мимо нашей бабули, а потому она сочла нужным вставить по этому поводу очередной комментарий:
– И все так же не контролируем эмоции, – хмыкнула графиня, смерив Фауста придирчивым взглядом. – Вам бы выдержке поучиться, молодой человек, – наставительно произнесла Агафья. – Да вот хоть бы даже у своего папеньки. Он себе подобных выпадов не позволяет. Особенно в отношении представительниц прекрасного пола, – гордо вскинула подбородок «оскорбленная» дама.
– Я слишком много весен живу на этом свете, чтобы обращать внимания на подобные мелочи, – спокойно ответил Альберт, и я поразилась степени его самообладания. Да и вообще, в процессе всего этого спектакля он вел себя на зависть уравновешенно и хладнокровно, будто и не его семью тут обсуждают.
– Да, дорогой, – позволила себе фамильярность благородная дама. – Смотря на тебя и твою непоколебимость, ощущаю себя просто-таки юной экспрессивной девчушкой, – кокетливо хохотнула старушка и, сделав круг по комнате, подсела поближе к матери семейства.
– Ну а ты, ровесница, – решила проехаться по самолюбию Лилиан наша усопшая родственница. – Все молодишься, смотрю?
Матушка Фауста, подобно мужу, на ее подколку никак не отреагировала. Все так же неторопливо попивала белое вино из высокого фужера и рассматривала идеальные ноготки.