Это вынужденная мера… Именно здесь и сейчас. Если дорога за спиной будет чиста, то есть шанс потягаться со Смертью. Оторваться, убежать…
Серега воет.
Он понимает, ЧТО я обдумываю. Совершить… Дергается на полу, как выброшенная на берег рыба. Его лицо багровеет, от переносицы на лоб ползет вена. Одна. Толстая и вздутая.
Наверное, глаза человека не способны одновременно выражать столько боли и отчаяния, но вот они, прямо передо мной, с красными от лопнувших сосудов белками, застыли и смотрят на дуло пистолета.
– Нет! Нет! Помоги!
Челюсти Дикого приходят в активное движение – Серега орет, брызжет слюной. Из последних сил бьет Дикую. Она отшатывается и встает. Стоит, жует. Лицо с черными «червями» измазано кровью, которая капает с ее подбородка на мою кремовую плитку.
Кап. Кап-кап. Кап.
Убить всех.
– Прости… – шепчу я сам себе.
Я не знаю, как по-другому. Это лучший выход, чтобы выжить.
– Мразь! Убью! – выкрикивает Серега и пытается рвануть в мою сторону, но Дикий крепко его держит.
Убить всех!
Давлю на тугой спусковой крючок…
Хлесткий звук выстрела разносится по квартире, достигает всех ее уголков и вылетает через проем срезанной двери… В ушах звенит. В нос врывается знакомый со стрельбищ едкий запах пороха. Приятный запах.
Гильза вылетает с правой стороны и со звяканьем несколько раз отскакивает от пола…
Я не моргаю, не отвожу взгляд и вижу все: как голова Сереги запрокидывается назад, как напряжение в его теле уходит, как рот остается открытым в безмолвном посмертном крике. Я нервно выдыхаю, чувствуя, как где-то на моей душе с шипением выжигается клеймо «УБИЙЦА». Если бы Голос сейчас не молчал, то, несомненно, процитировал бы:
«Я видел их, кричащих, погруженных
В бурлящий пламень с головы до ног.
И показав рукой на осужденных,
Кентавр сказал: „Вот казнь земных владык,
Невинной кровью ближних обагренных…“»[10]
– Ты это… Как… Не надо… – лысый приходит в сознание и с ужасом отползает к холодильнику.
Я подхожу, на вытянутой руке приставляю дуло пистолета к его лбу и нажимаю на спусковой крючок.
За спиной должна быть Чистая Дорога.
Вырвавшаяся из затылка пуля, окропляет белую дверцу кровью и застревает в ней. Навсегда. Запах пороха заполняет ноздри, в ушах звенит сильнее. Раздающиеся позади хрипы, дают понять, что теперь внимание тварей переключается на меня.
За спиной должна быть Чистая Дорога.
Выстрел. Выстрел. Выстрел… Тишина.
После всех криков, хрипов и пальбы наконец-то наступает тишина.
На моей кухне, на моей кремовой плитке… Четыре тела. Я смотрю на них. Одновременно и пристально, и отстраненно. Могу сосредоточиться на любой мельчайшей детали, но также и ни на чем абсолютно…
Пустая голова выдает НИЧЕГО. Белый шум. Переключите канал.
Срезанная дверь врывается первой мыслью. Сколько Диких там, вне квартиры? Нужно собраться.
Соберись!!!
Стянув пропитанную собственной кровью футболку, я отбрасываю ее и направляюсь в ванную. Обработка укуса – главная задача. От заражения не спасет, но… Если оно передается именно таким путем.
Передается ли оно вообще?
Промывка раны не занимает много времени. Параллельно я стараюсь восстановить дыхание и успокоить колотящееся сердце. Смотрю в зеркало над раковиной – широкие зрачки. Под глазом дергается. Тик.
Переживу.
– Убил, – отвечаю я Варе, войдя в комнату. Скрывать что-то от нее глупо. Как минимум, она все слышала.
Страх в глазницах.
– Не умру. Не помнишь, где аптечка?
Молчание.
– Нельзя иначе… – я достаю из шкафа коробочку с лекарствами, беру необходимое. Сажусь на кровать. – Времена меняются…
Молчание.
Перекись водорода шипит, попав на рану. Излишки я убираю ватой. Наношу йод и приклеиваю пластырем сложенный в несколько раз бинт. На скорую руку, не совсем верно, но времени нет.
Свежая футболка горчичного цвета – лучшего и не придумать.
Укус болит и создает дискомфорт. Терпимо.
Неожиданно наваливается усталость… Ноги слабеют. Организм требует отдыха и перезагрузки. Слишком много событий, слишком много потрачено сил.
Вопросительный взгляд.
– Не знаю. Здесь точно не останусь. Переночую… Может, у этих… молодых… Если дверь не заперта. К Сереге бы я не хотел… А утром посмотрим, что дальше, – я достаю магазин из пистолета.
Три патрона. Стоит обыскать тела. Возможно, найдется еще.
Возвращаюсь на кухню. Перешагиваю через одно тело, второе, третье… Сглатываю подступивший к горлу ком, делаю вдох и закашливаюсь. Будто вместе с воздухом, внутрь попало что-то…
Собственная слюна? Такое бывает… Не в то горло, как говорится.
Кашель только усиливается. Я держусь за край стола и буквально задыхаюсь. Беспомощно открываю рот, хриплю…
Трупы, мертвецы, тела… Они все смотрят на меня. Холодно, осуждающе…
– Зачем?
– Тебе полегчало?
– Оправдания!
– Мы не заслужили!
– Ты пожалеешь…
– Хр-хрхр-ррхрхрррр…
– Убийца!
– УБИЙЦА!
– Заткнитесь!!! – кричу я и переворачиваю стол.
Грохот вытесняет голоса. Кашель отступает.
Тяжело дыша, я спешно обыскиваю карманы тех, кто вломился в мою квартиру. Кроме сигарет – ничего. Значит, три патрона – это все, что у меня есть.
Прочь из кухни. Не споткнуться о Дикую… Подобрать сковороду. Пригодится. Пистолет на самый крайний случай будет ждать за пазухой.
Тревога.
– Не блевал, не волнуйся. Просто слюной подавился… Как в детстве, помнишь? А ты вечно давилась бабушкиными пирожками. С такой жадностью их ела… – я улыбаюсь.
Ослепительная улыбка.
– Да… Они были самыми вкусными…
Надежда в глазницах.
– Вернусь, сказал же. Не бойся, – я обнимаю Варю и ухожу.
Осторожно наступаю на входную дверь – лязгает. Не так громко, как могла бы. Рядом с ней я нахожу болгарку, лом и монтировку.
Монтировка… Она гораздо удобнее, поэтому беру ее вместо сковороды. Уже лучше.
Дверь к молодым распахнута. Я медленно, почти не дыша, захожу к ним.
На пороге валяются пакеты с раздавленными и залитыми скисшим молоком продукты. В куче разбитых яиц лежит пара телефонов с треснувшими экранами. На полу коридора размазано засохшее пятно рвоты болотного цвета, брызги которой есть и на обоях, и на тумбочке, и на белых женских кроссовках у стены.
Я закрываю дверь на оба замка. Думаю секунду…
– Эй! – бью монтировкой по деревянной напольной вешалке при входе. Пара курток, одна шапка, две кепки. Пластмассовая коротенькая ложка для обуви.
Тишина в ответ. Нет хрипов, нет шарканья. Никто не бежит ко мне, выпучив глаза.
Проверить все равно надо.
Гостиная, спальня, кухня, ванная комната и туалет – никого.
Жалобно заворчавший живот просит поесть. Не рискнув брать продукты из пакетов в коридоре, я открываю холодильник на кухне.
Банка консервированной кукурузы. Одинокая. Два сырых кабачка на нижней полке и зубчик чеснока.
Как будто открыл свой холодильник. Только алкоголя нет.
Я запираюсь в гостиной. На всякий случай подпираю дверь комодом. Задергиваю шторы и в полумраке, сидя на сером диване, ем кукурузу.
Металлическая ложка постукивает по металлической банке. В абсолютной тишине это звучит удручающе. Напротив – телевизор, диагональю не меньше метра. Я наблюдаю за своим отражением в его темном, выключенном экране.
Не моргаю.
Ложка за ложкой… Желтые зерна отправляются на переработку.
После второго «ужина» я ложусь на спину и засыпаю. Наверное, даже раньше, чем сомкнулись веки.
Скелет
– И почему ты сам не поедешь? Обещал же! – возмущается Рита, когда сестра выходит из комнаты.
– Лишний час с родителями ей не помешает. Ты же знаешь, какие у них отношения, – я продолжаю невозмутимо сидеть в любимом бордовом кресле, но со странным ощущением… Как будто я – это вовсе не я…
– Вот именно! Не дай бог, они поругаются по дороге к нам!
– Не поругаются. Варя будет паинькой, – ощущение вроде бы уходит, появляется ясность.
– Та-а-ак! И что ты пообещал ей? – Рита прищуривает свои карие глаза и подходит ко мне.
– Я? Ничего! Да как ты смеешь подозревать меня в подкупе родной сестры?! – театрально всплеснув руками, я лукаво улыбаюсь.
– Признавайся!
– Так и быть… Модель скелета в натуральную величину. Она давно ее хотела.
– Я знала! – Рита садится на меня. – Повезло ей с братом.
Варя просовывает голову в приоткрытую дверь и корчит гримасу.
– Эй! Подождали бы пока я уеду! Устроили тут разврат при ребенке…
– При ребенке? А, случайно, не этому ребенку я только что доверил свою машину? И детям, кстати, не дарят никаких страшных скелетов! Это навредит их хрупкой психике и…
– Да все-все. Поняла. Уже еду! – ворча, но предвкушая подарок, она забирает ключи с тумбочки.
Я закрываю за ней дверь и возвращаюсь к Рите, застывшей у окна.
– Волнуешься? – спрашивает она.
– Я всегда волнуюсь, когда вижу твои трусики…
– Дурак! – Рита одергивает вниз поднявшийся край короткого халатика и поворачивается ко мне лицом.
– Если серьезно, то немного переживаю, – я улыбаюсь и обнимаю ее. – Я с ними и так не очень-то общаюсь… Но… Они ведь мои родители. Хотя бы один мой выбор одобрят.
– Уверен, что я им понравлюсь? Свадьба через неделю им тоже понравится?
– Ну… Сегодня об этом им не скажем. Не все сразу. И, да, я уверен, что ты им понравишься. Особенно то, что ты успешный адвокат… Жди кучу вопросов от отца и его повышенное внимание!
– Ладно… Люблю тебя… – она прижимается ко мне.
– И я тебя люблю. Все будет хорошо…