Рита с теплом смотрит в мои глаза, проводит ладонью по щеке и, притянув к себе, целует. Такие мягкие губы… Нежная, пахнущая миндалем кожа… Этот аромат кружит голову, ноги становятся ватными, и я теряю контакт с землей…
Наши сердца бьются чаще, дыхание становится глубже, а поцелуй из невинного перетекает в более чувственный и страстный. Я на миг открываю глаза и вижу, что лицо Риты, она сама и комната целиком отдаляются, вытягиваются в прямые линии, сужаются в точку… Затем все погружается во мрак.
Вспышка.
Ночь. Вдалеке воет приближающаяся сирена «скорой». Сильно пахнет жженой резиной…
Я стою на дороге, освещенный фарами нескольких машин под испуганными взглядами людей. Поодаль лежит до боли знакомый автомобиль, но разбитый и искореженный. С дырой в лобовом стекле. Глаза женщины, что находится ко мне ближе всех, блестят от подступивших слез, и, понимая, что я в некой растерянности, она указывает дрожащей рукой куда-то вниз…
Я смотрю под ноги, которые тут же лишаются сил и подкашиваются. Колени ударяются об асфальт рядом с бездыханным, переломанным телом девушки. Мне не требуется и секунды, чтобы узнать израненное, залитое кровью лицо.
– Варь… Варя! – я прикладываю дрожащие пальцы к ее шее, понимая, что пульса не обнаружу, но отказываюсь в это верить. – Нет… нет… нет… Варя…
Слезы мешают ясно видеть… Воздуха не хватает. Я обнимаю безжизненное тело сестры, уповая на то, что это всего лишь страшный сон. Самый страшный, какой только можно придумать.
Я прижимаюсь к сестре… Это моя вина. Это я должен был забрать родителей…
– Варя… Варя… Сестренка… Прошу… Я должен умереть… Я умру! Только живи… Пожалуйста… – внутри меня, как и в лобовом стекле машины, зияет огромная дыра. Пустота, за которой скрывается бесконечная и непроглядная тьма. Такую рану не зашить… Только в утиль.
Отдайте в утиль целиком. Всего меня. Уничтожьте, чтобы я не чувствовал ничего.
Вой «скорой» совсем близко. Как и свет ее фар… Он все ярче и ярче. Водитель и не думает тормозить – давит на газ, набирая скорость.
– Не тормози… Давай! – я прижимаю тело Вари к себе и кричу. – Ну же!!! Давай!!!
Лучше умереть здесь и сейчас, чем угасать годами от разъедающей изнутри боли. Единственное, что у меня было… Единственный якорь… Единственный человек…
Но мир вокруг исчезает, ныряет во мрак… И снова…
Вспышка.
Я открываю глаза и вижу свое отражение в темном экране телевизора напротив. Метровая диагональ… К двери пододвинут комод. Квартира молодых, значит. Просто сон… Просто кошмар, который периодически меня навещает. Не дает расслабиться. Держит в агрессивно-депрессивном тонусе.
– Прости… Если б я мог, то не давал бы этому кошмару повторяться…
Голос действительно сожалеет и хотел бы помочь. На этот раз он говорит тихо и осторожно, чтобы не напугать внезапным появлением.
08:59 – часы показывают утро.
– Спасибо… – отвечаю я хриплым после сна голосом и встаю со скрипучего дивана.
Шторы – открытое окно – подоконник.
Облокачиваюсь на него и изучаю улицу по эту сторону дома. Ничего нового: Дикие едят, трупы лежат, живые прячутся.
Две женщины быстрыми шагами передвигаются по дороге между брошенных машин. На обеих черные брюки и некогда белые блузки. Волосы растрепанные, обуви нет. Перебежки сменяются «гусиным» шагом, а «гусиный» шаг переходит в ожидание за укрытием.
И вновь перебежка. И вновь укрытие.
Им удается проскользнуть незамеченными и забежать за угол. Далеко ли уйдут…
Мужской вопль совсем неподалеку привлекает внимание нескольких Диких. Захрипев, они отправляются на поиски новой добычи, так и не доев старую.
Их поведение… Слишком непредсказуемое. То быстрые, то медленные. То игнорируют, то срываются с места на любой звук.
Игра на скорость, игра на опережение, игра на выживание. Но удача стоит во главе всего.
Я достаю телефон.
– Вызываемый вами абонент не отвечает. Пож…
– Вызываемый вами абон…
Артем и Ева не берут трубки.
– Что будешь делать?
– Не знаю.
Один Дикий прекращает разрывать чье-то тело, встает и уходит. Просто потому что… На одну ногу босой, ковыляющий в неизвестном направлении Дикий… Его шлепающая по асфальту ступня вызывает у меня улыбку.
– Весело?
– Предлагаешь поплакать?
– Предлагаю раздобыть еду.
Мысль здравая. На сытый желудок сходить с ума гораздо приятнее. Но мелкие магазины внизу с большой вероятностью либо разграблены, либо разгромлены, а до супермаркета, находящегося отсюда минутах в семи, добраться живым будет нелегко. Там уж точно еще имеются запасы.
Что ж… Значит, за дело.
– Ну и как ощущения?
– Ты о чем? – я с треском разрываю найденную в комоде белую футболку и наматываю ее на левое предплечье.
– Об убийствах.
– Ты же у меня в голове. Покопайся – узнаешь, – со второй белой футболкой проделываю то же самое, затягиваю ткань потуже и отодвигаю комод от двери.
– Я хочу от тебя услышать.
Голос говорит настойчивей.
– Никаких ощущений… – я пожимаю плечами.
– Совесть не мучает?
– Не до нее сейчас.
На кухне я нахожу ящик со столовыми приборами и достаю нож с коротким лезвием. Четыре патрона – слишком мало, чтобы ходить только с пистолетом, а монтировкой сильно не помашешь, если Дикий прижмет.
– Понятно… Как шея?
– Шея…?
Точно. Шея. Вчера она была прокушена и болела, но сегодня… Ничего не чувствую.
Сняв повязку и подойдя к зеркалу в прихожей, я обнаруживаю, что рана затянулась. Совсем. Ни намека на укус.
– Не благодари.
– Как это…
Копилка вопросов переполнена. Копилка ответов практически пуста.
Удивляться стоит в более спокойное и стабильное время – не сейчас. Пока, чтобы выжить, необходимо свести эмоции к минимуму и… Что-то делать. В первую очередь – провизия. А жить можно и в этой квартире.
Ухватиться за логику. Не терять рассудок.
Пластырь и бинт я бросаю в пакеты с продуктами у двери. Вынесу их, когда вернусь. Если вернусь.
Левое предплечье на уровне груди, правая рука сжимает рукоятку ножа. Монтировку с собой не беру.
Я выглядываю в подъезд, прислушиваюсь… Абсолютная тишина. Ни шороха, ни хрипа.
С пятки на носок. С пятки на носок.
Бесшумно прохожу мимо лежащей у моей двери болгарки и иду вдоль провода, который тянется от нее прямиком в квартиру Сереги. Если пистолет принадлежал ему, то есть шанс, что где-то у себя дома он припрятал еще патронов… Невелик шанс, но есть. Хотя, скорее всего, оружием владел лысый.
В коридоре меня встречает резкий запах гниения. Стучу рукояткой ножа о стену – звук никого не привлекает.
Замки не трогаю. Если придется отступать, то они только задержат. Сожрут драгоценные секунды. Потом сожрут и меня… В квартире молодых я об этом не подумал.
– Знания приходят с опытом.
Такой опыт может стоить жизни, а мертвецу знания ни к чему.
Мертвецу… Где-то здесь он точно есть. Этот запах ни с чем не спутать… Но после многих лет работы судмедэкспертом, ощущения уже не те.
Труп – это работа. Запах – это работа.
Он напоминает гниющие продукты в мусорном ведре, которые томились пару недель: куски овощей, остатки яичного салата, комок тушеной капусты, шмат мяса… Свинина, говядина, курица – без разницы. Вонь невыносимая.
Свои первые «встречи» с телами я переносил с трудом, но вида не показывал. Засмеяли бы. Привык быстро, ведь сосредоточенность на деле отлично отвлекала, переманивая внимание на себя.
Сейчас отвращения нет. Просто факт.
Наличие трупа в квартире Сереги весьма настораживает…
Поворот направо – комната со старым телевизором, кроватью, на которой разбросано мятое постельное белье, большим шкафом у окна и двумя старыми прикроватными тумбочками. Чуть дальше поворот налево – туалет, еще дальше – ванная. В конце коридора, перед входом на кухню, лежит кучка скомканных простыней с засохшими пятнами крови. А за закрытой дверью царит тишина.
Я прижимаюсь к стене и практически не дышу.
– Не бойся, я помогу.
Как ни странно, но это успокаивает. Особенно учитывая то, что Голос вытащил меня из торгового центра. Да, я уверен… Именно он. Только не знаю как.
– Узнаешь. Потом… Давай уже войдем.
Я киваю, сжимаю покрепче рукоятку ножа и толкаю дверь. Со скрипом она открывается, и запах разлагающегося тела всей своей мощью врывается в нос.
Мы делаем шаг на кухню: ни живых, ни Диких, но…
Раковина, столешница рядом с ней, обеденный стол и линолеум – все залито кровью.
На разделочной доске лежат отрубленные кисти рук и предплечья. Под столом – женский халат и нижнее белье. У холодильника стоит черный мусорный пакет, под которым виднеется расплывшаяся багровая лужа.
Жена… Наверное…
Я выхожу и закрываю дверь. Подтверждать догадку копанием в пакете, естественно, нет ни желания, ни необходимости. Может, головы и вовсе нет…
– Да уж… За что он ее так…
Хороший вопрос. Но ответ на него, вероятно, прост.
Алкогольный дели́рий или «белочка». Алкогольный психоз, который буквально сводит человека с ума. Особенно по ночам, когда зрительные и слуховые галлюцинации могут довести вот до таких жестоких убийств… Голоса обращаются к пьянице, дразнят его, приказывают что-нибудь сделать, подталкивают к странным поступкам. Полностью увязнув в галлюцинациях, он начинает беседовать с этими голосами и приступает к активным действиям.
Не у всех «белочка» протекает именно так, но у многих.
В том, что Серега ловил иногда этого «зверька», я не сомневался – лично видел несколько приступов, да и поведение в целом, когда он напивался вусмерть.