– Надеюсь, Курт, вы будете относиться к княгине Ливен с прежним вниманием, – попросила она, прощаясь.
– Да, я сделаю всё возможное, буду держать вас в курсе, – пообещал гауптштурмфюрер.
Когда Маренн вернулась на квартиру Маннергейма, где находились княжна Шаховская с сестрой, Маша встретила её восклицанием:
– Мадам де Кле, мы вас ждем! Густав ответил на мою записку, – сообщила она. – Только что приезжал его адъютант. Линию для переговоров с Берлином предоставят через полчаса. Они хотели бы раньше. Но бомбардировки повредили кабель, сейчас его чинят.
– Это очень хорошо, – обрадовалась Маренн.
«Правда, кстати, – подумала про себя. – Особенно учитывая тот факт, что Паананен мёртв и Росслинг находится в безвыходном положении. Надо обезопасить княгиню Ливен, заручившись поддержкой сверху. Пусть Росслинг поищет других виновников, чтобы списать на них неудачу».
– Как вы себя чувствуете, княжна? Позвольте, я осмотрю шов.
Она подошла к постели Маши. Взяв со столика пропитанную спиртом салфетку, оставленную медсестрой, обработала руки.
– Но скоро уже приедет адъютант Густава, – та смутилась.
– Ничего, мы успеем, – заверила её Маренн.
Откинув одеяло, она осторожно сняла повязку. Ощупала шов.
– Я могу порадовать вас, он затягивается, никаких воспалений, – сообщила через минуту. – Хотя сейчас критический период, возможны осложнения. Ну у вас всё идет благополучно.
– Слава Богу! – Зина перекрестилась на икону в углу.
– Вы быстро идете на поправку, – она ободряюще улыбнулась княжне. – Я очень рада. Сейчас снова наложим повязку, – она раскрыла саквояж, доставая медикаменты и коробку с инструментом, снова протерла руки спиртом. Положив лекарство на шов, прикрыла его чистой марлей.
– Вы ничего не говорите о княгине Ливен, как она? – спросила Маша, внимательно глядя на неё. – Ей удалось чем-нибудь помочь?
– Как я и говорила, как раз о её судьбе я собираюсь побеседовать со своим начальством в Берлине, – ответила Маренн, накладывая повязку. – Вы оказали мне большую услугу, договорившись об этом с господином Маннергеймом. Но чтобы вы сказали, Мари, если бы я сообщила вам, – остановившись на мгновение, Маренн взглянула Маше в лицо, – что как я догадываюсь, бывшая ваша протеже Екатерина Опалева, о которой вы мне рассказывали, вернулась в Хельсинки, так как, вероятно, тоже озабочена судьбой княгини Ливен.
– Она её столкнула в эту пропасть, а теперь её совесть загрызла?! – возмутилась Зина.
– Подожди, Зина, – Маша остановила её жестом. – Если она на самом деле вернулась, то совесть у неё всё-таки есть. Впрочем, в отличие от тебя, я в этом не сомневалась.
– Показательно, что княгиня Ливен также довольно высокого мнения о моральных качествах госпожи Опалевой, – подтвердила Маренн, закрепляя бинт. – Что меня даже удивило. Как вы думаете, Мари, если мне удастся найти подходы к госпоже Опалевой, сможем мы с ней действовать совместно ради спасения старой княгини Ливен? Вы лучше знаете её. Что вы мне посоветуете?
– Ни в коем случае, – поспешно заявила Зина. – Она вас немедленно сдаст в НКВД. Или каким-нибудь своим рабочим активистам.
– Зина, не торопись, – Маша снова остановила её. – Я так понимаю, что сейчас находиться в Финляндии, когда дипломатические отношения разорваны, началась война, Катрин очень опасно? – спросила она. – У неё нет никакого прикрытия, ей, в сущности, не на кого опереться. Она действует на свой страх и риск. И наверняка против воли своих начальников в Москве.
– Вы совершенно правы, княжна, – подтвердила Маренн. – Уверена, так и есть.
– Значит, её действительно волнует судьба Дарьи Александровны, она чувствует свою ответственность, – заключила Маша. – И поскольку у неё нет поддержки от своих, она будет готова на любые контакты ради достижения цели. А как иначе она доберётся до княгини Ливен, которую, как я понимаю, держат в тюрьме.
– Она не в тюрьме, но это не имеет значения, – поправила Маренн.
– Катрин добьется успеха, только налаживая контакт с кем-то из властей, кто сочувствует большевикам, – продолжила Маша. – Рабочими демонстрациями здесь не поможешь, сколько их не устраивай. Значит, она будет искать такие контакты. Я думаю, да, мадам де Кле, вы сможете на этой почве найти с ней общий язык. Если потребуется, я готова выступить посредником, – предложила она неожиданно.
– Ты встретишься с этим демоном, который лишил жизни Григория, расправился с моим отцом, а ты сама едва выжила, просто чудом! – возмутилась Зина.
– Я же не прошу тебя с ней встречаться, – спокойно возразила Маша. – Я говорю исключительно за себя. Ты можешь остаться здесь, я же готова поехать, куда мне укажет мадам де Кле, и встретиться с Катрин. Даже если бы с княгиней Ливен не приключилось несчастья, я была бы всё равно готова это сделать при возможности, – добавила она решительно. – Я бы хотела ей сказать, что не таю на неё зла, – Маша перевела взгляд на портрет князя Белозёрского на камине. – И если это мучит её, пусть она забудет и живёт спокойно.
– Нет, я не могу отпустить тебя одну на встречу с этим демоном! Я абсолютно против! – запротестовала Зина. – Ты едва держишься на ногах! Кто знает, чем закончится для тебя такая встреча?! Если нужно, я пойду с тобой, я буду молчать, ты меня уговорила, – заявила она, хотя Маша ни словом не обмолвилась об этом. – Но я тебя не оставлю. А когда состоится эта встреча? – спросила она Маренн.
– Я пока ничего не знаю, – та пожала плечами. – Сначала надо установить, где находится госпожа Опалева, потом поискать пути, как наладить с ней контакт, это всё непросто. А времени у нас мало, – предупредила она. – Представители германской разведки здесь тоже не бездействуют, рано или поздно они также обнаружат, что госпожа Опалева вернулась, и тогда ситуация сильно осложнится. Пока они не наткнулись на неё и уверены, что она отбыла в Стокгольм, надо действовать. Должна признаться, Мари, ваше посредничество действительно оказалось бы весьма полезным, я думаю, – Маренн внимательно посмотрела на княжну Шаховскую. – И ваша готовность встретиться с Катрин вселяет в меня уверенность, что нам удастся наш план.
Внизу на улице послышалось шуршание шин, хлопнула дверца автомобиля.
– Приехал адъютант Густава, – сообщила Зина, взглянув в окно.
– Это за вами, мадам де Кле, – сказала Маша. – Густав точен как всегда.
– Замечательно, мы как раз готовы, – Маренн кивнула, собирая медикаменты в ридикюль.
В дверь позвонили, дежурная медсестра пошла открывать.
– Госпожа де Кле? – спросил молодой мужской голос. – К ней от маршала Маннергейма.
– Она сейчас спустится, – ответила медсестра и сняла с вешалки меховое манто Маренн, чтобы передать хозяйке.
– Ждите меня, когда я вернусь, ситуация станет определённей, – сказала Маренн обеим женщинам, направляясь к двери. – Я надеюсь получить некоторые сведения от моих берлинских руководителей, а также заручиться их поддержкой в деле княгини Ливен. Обо всем расскажу, когда вернусь.
– Маша, ты смелая, добрая, я много хуже.
Обернувшись на пороге, Маренн увидела, как Зина присела на кровать сестры и обняла за плечи.
– Я бы не смогла, я даже не знаю, что мне делать? Простить ей смерть отца? Как это сделать? – спрашивала она.
– Прости, Зина. Не нам судить. Бог рассудит, – Маша поцеловала сестру в лоб. Та всхлипнула, прижав ладонь к лицу.
«Это верно. Не нам судить». Маренн вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Разговор с Шелленбергом состоялся спустя двадцать минут в специально оборудованной комнате в здании Генерального штаба на улице Мариенкату, где в это время располагался Совет обороны Финляндии во главе с Маннергеймом. Переговорная комната была полностью изолирована, отсюда можно было говорить свободно, не опасаясь, что подслушают.
– Добрый день, фрау Ким.
Голос штурмбаннфюрера в телефонной трубке звучал так четко, что казалось, он находится не в Берлине, а за столом напротив.
– Признаться, мы по вам соскучились. Профессор де Кринис едва ли не каждый день начинает со звонка в мою канцелярию, чтобы узнать, а когда же возвращается фрау Сэтерлэнд и почему она задерживается.
«Ещё бы де Кринис не нервничал, – подумала Маренн про себя иронично. – Так ему никакой заботы, только подписывай документы, а всё решаю я. А тут ответственность свалилась, он давно отвык от такой напряжённой работы».
– Мне доложили, операция прошла успешно, – продолжил Шелленберг. – Как здоровье княжны Шаховской? Мне звонил Геринг, он на постоянной связи с бароном Маннергеймом. Говорит, она идёт на поправку, рейхсминистр просил вас благодарить. Я доложил рейхсфюреру. Он также очень доволен.
– Да, операция прошла без осложнений, – ответила Маренн сдержанно. – Окончательные выводы делать пока рано, это покажет время. Но первые результаты обнадеживают. Думаю, нам удалось подавить процесс, так что скоро княжна забудет о неприятностях.
– Рейхсфюрер отметил важное политическое значение вашего успеха, фрау Ким, – в голосе Шелленберга послышалась скрытая усмешка.
– Я благодарна рейхсфюреру за высокую оценку, – ответила Маренн скромно.
Она понимала иронию Шелленберга: «А что ещё мог отметить рейхсфюрер? В медицине он не разбирается. Только по политике, конечно. Но ничего не сказать он тоже не мог».
– В связи с началом боевых действий между Финляндией и СССР рейхсфюрер просит вас вернуться в рейх, – сообщил Шелленберг. – Он полагает, что оставаться в Хельсинки небезопасно. Город подвергается бомбардировкам. Хотя советское правительство и не признаёт это, но скрыть такие факты им не удастся. Мы заявили протест, Молотов же ответил, что ему ничего об этом не известно, но они примут во внимание.
– Сегодня утром авиация Балтийского флота бомбила центр города, – подтвердила Маренн. – Бомбы попали в густонаселенный район около Зоологического музея. Почти сто человек среди мирных граждан убито. Атаку можно было наблюдать из окна дома, где живёт княжна Шаховская. Надо было бы спуститься в бомбоубежище, – призналась она. – Но княжне пока трудно спускаться и подниматься по лестнице. Поэтому мы остались в квартире. Я уже привычная к вое