Псевдоним «Эльза» — страница 38 из 46

низировала про себя. – Но вряд ли вы согласитесь на приглашение отправиться добровольно прямо в лапы гестапо. Даже если бы Мюллер вдруг забыл свой долг и дал санкцию на подобное мероприятие». Даже Коувола, поместье княжны Шаховской – очень далеко, надо искать подходящее место в Хельсинки. Причем место, где не было бы никаких посторонних глаз и ушей. Так что любые варианты конспиративных квартир, будь то абвера или СД, а такие в Хельсинки наверняка существовали, Маренн также не устраивали. Обычно в них устанавливалась прослушка, а нередко даже велась фотосъемка. Квартира княгини Ливен во всех смыслах подходила. Это было знакомое Эльзе место. К тому же она располагалась не так далеко от квартиры маршала Маннергейма, где жила княжна Шаховская. Мари не пришлось бы совершать долгое путешествие, такие испытания были ей пока категорически противопоказаны.

– Так что вы ответите, мадам?

Маренн снова обратилась к пожилой женщине, хранившей молчание, вероятно от испуга.

– Я стольким обязана вам, мадам де Кле, – проговорила Ливен растерянно и прижала кошку к груди. – Я не могу отказать.

«Вот так, вероятно, она мучилась, не зная, соглашаться ли ей на просьбу бывшей ученицы или лучше отказаться? – подумала грустно Маренн. – Отказаться не позволила порядочность. Слава богу, сейчас ей не грозит снова оказаться под арестом».

– Вы не должны бояться, – предупредила Маренн, ласково прикоснувшись к руке женщины. – Ничего страшного, такого, как в прошлый раз, больше не случится. Я скажу вам прямо, я надеюсь встретиться у вас на квартире с госпожой Опалевой…

– Но она же в Стокгольме! – воскликнула Ливен, всплеснув руками, так что кошка упала ей на колени и недовольно мяукнула, спрыгнув на пол.

– Вы были правы насчёт вашей бывшей ученицы, – терпеливо продолжала Маренн. – Она вернулась в Хельсинки, чтобы спасти вас. Но без моей помощи ей вряд ли это удастся. Я хочу предупредить вас, вы должны быть готовы выехать с госпожой Опалевой в Швецию, как и предполагалось с самого начала. Поймите правильно, вы скомпрометированы в глазах финской полиции сотрудничеством с большевиками. Сейчас идёт война. Они не оставят вас в покое. А я должна вернуться в Берлин уже через несколько дней, меня там ждёт срочная работа. Неизвестно как будут дальше разворачиваться события. Красная армия ведёт наступление по всем фронтам, – рассказывала Маренн. – Вы лишены здесь возможности слушать радио, но поверьте мне. Вполне вероятно, что их усилия будут иметь некоторый успех, хотя в их окончательную победу я не верю. Но это вызовет усиление контроля внутри страны. Вас будут преследовать как пособницу красных. Я понимаю, что это не так, что вы вовсе не сочувствуете большевикам, но в условиях военного времени никто не будет вникать в тонкости. Вполне вероятно, арестуют ещё раз, и тогда уже некому будет помочь. Если бы госпожа Опалева не вернулась, я думала о том, чтобы забрать вас с собой в Германию, а оттуда уже переправить в нейтральную страну. У меня есть такие возможности, поверьте. Но лучше пусть это сделает она. С моей помощью, конечно, иначе не получится. Я думаю, так вам будет спокойнее.

– А когда Катрин приедет ко мне? – спросила княгиня Ливен испуганно. – Она приедет сама?

– Пока я не могу вам сказать, как всё это будет, – призналась Маренн честно. – Мы не знаем пока, где находится госпожа Опалева, приехала ли она уже в Хельсинки, у нас нет такой информации. Но вчера она была в Пори, это совершенно точно. И путь её лежит в Хельсинки, куда же ещё? Кстати, вполне вероятно, что вам предстоит встретиться и с другой своей петербургской ученицей, княжной Марией Шаховской, она любезно согласилась выступить посредником между мной и госпожой Опалевой, чтобы Катрин мне доверяла. Думаю, все вместе мы поможем вам выпутаться из той неприятной истории, в которую вы попали. Вы согласны?

– Да, вполне, – пролепетала Ливен едва слышно.

– Вот и замечательно, – Маренн ободряюще сжала дрожащую сморщенную руку пожилой княгини. – Внизу ждёт машина. Она отвезёт вас с Марусей домой. Сейчас я приглашу свою помощницу фрау Кнобель, она очень опытная медсестра и сиделка. Она будет сопровождать вас до дома, поможет убраться в квартире, там же был обыск, ну и будет находиться с вами, на случай, если вы почувствуете себя хуже.

Маренн подошла к двери, приоткрыла её.

– Фрау Кнобель, – позвала, чуть повысив голос, – поднимитесь, пожалуйста.

– Я прошу прощения, фрау Ким, – на лестнице, ведущей на второй этаж, появился Росслинг. – Вас вызывает Берлин. Штурмбаннфюрер Шелленберг.

«Теперь Вальтер, конечно, звонит сюда, Росслинг ведь отстранен от дела Ливен», – мелькнула у Маренн мысль.

– Сейчас я спущусь, Курт, благодарю вас. Фрау Кнобель, – она обратилась к медсестре. – Спускайтесь с вашей подопечной в машину. Я скоро подойду. Соберите все вещи. И не забудьте кошку, это самое главное! – Маренн улыбнулась.

– Я всё сделаю, фрау, не волнуйтесь, – деловито кивнула медсестра.

Маренн прошла в кабинет Росслинга. Гауптштурмфюрер закрыл за ней дверь. Сам он войти не посмел. «Чему в СС учат хорошо, так это дисциплине, – подумала Маренн. – Сказано, тебя больше не касается, всё – никаких возражений».

Подойдя к столу, Маренн сняла трубку телефона.

– Я слушаю, штурмбаннфюрер.

– Добрый вечер, фрау Ким, – услышала она голос Шелленберга. – Как чувствуют себя ваши подопечные, я имею в виду обеих русских знатных дам, княжну Шаховскую и княгиню Ливен?

– Они обе радуют меня, штурмбаннфюрер, – ответила Маренн. – Княжна Шаховская уже немного ходит сама, но пока что только в помещении. А княгиня Ливен только что отправилась домой. Я забрала её у Росслинга, и пока она побудет под наблюдением фрау Кнобель, моей медсестры. Я попросила Росслинга дать распоряжение финской полиции, чтобы они сняли арест с квартиры Ливен. Я надеюсь использовать её для возможной встречи с Эльзой. Других возможностей у меня в Хельсинки нет. Если только специально снимать помещение, но это может привлечь ненужное внимание.

Маренн замолчала, ожидая, что скажет штурмбаннфюрер, одобрит ли её решение. В конце концов, ситуацию ещё не поздно изменить, княгиня Ливен и фрау Кнобель ждут её в машине.

– Это разумно, – согласился Шелленберг после паузы. – Во всяком случае, этот ход позволяет и нам, и Эльзе на время выйти из поля зрения агентов абвера и прочих заинтересованных в наблюдении за нашей деятельностью лиц. Вы приняли правильное решение, фрау Ким.

– Известно ли уже что-либо об Эльзе, мой штурмбаннфюрер? – спросила Маренн с тревогой. – Где она? Уже в Хельсинки?

– Она в Хельсинки, – подтвердил Шелленберг. – Имеет при себе документы на имя погибшей Ирмы Такконен. Сняла квартиру в доме на улице Силтасааренкату в районе Каллио, это рабочий квартал. Сегодня вечером будет ждать связь в пивной на площади Хаканиементори. Этот адрес она получила от своего погибшего агента в Пори, и это её единственная ниточка, которой она придерживается. Пивная на площади Хаканиементори – бойкое местечко, там вертится много людей сомнительного толка.

– Откуда такая точность? – Маренн искренне удивилась. – О действиях Эльзы, я имею в виду?

– От нашего общего друга оберфюрера Мюллера, – ответил Шелленберг. – Он, кстати, просил передать вам привет, фрау Ким. Гестапо умеет работать, когда захочет. У них действительно налажена четкая система, очень много информаторов. Особенно хорошо у Мюллера получается с люмпенами. Вот князи, бароны, дипломатический корпус – здесь Мюллер пас, к нему не стоит обращаться. Это по нашей части. А вот гомосексуалисты, проститутки, всевозможные пролетарии в пивных, вообще рабочий класс – здесь Мюллер незаменим. Вот и в пивной на площади Хаканиементори у него нашёлся свой человек. Кстати, весьма авторитетный в рабочей среде Каллио, его там многие знают. Некто Марко Кутунен, работает на ремонте трамвайных путей. В гестапо он проходит под кличкой Эрик. Попался Мюллеру на гомосексуализме. Предпочитает мальчиков юного возраста. Этот Кутунен координирует действия большого количества рабочих организаций в столице Финляндии. Мюллер умеет поймать крупную рыбку. Тут с ним никто сравниться не может. Кстати, НКВД сейчас настаивает, чтобы Мюллер раскрыл им провокаторов в рабочей среде, мол, согласно пакту надо обмениваться информацией. Мы вам своих людей, а вы нам своих. Но Мюллер ничего раскрывать не собирается. Он их просто уберёт и завербует новых. Так что по Кутунену у него уже принято решение. Разыскать Эльзу – его последнее задание, которое Мюллер ему уже поручил. Ему переданы её приметы. Сегодня до полуночи он должен встретиться с советским агентом в той самой пивной на площади Хаканиементори и доставить её по адресу, который ему укажут. Как я понимаю, это будет квартира княгини Ливен? – уточнил Шелленберг.

– Да, мой штурмбаннфюрер, – подтвердила Маренн и назвала адрес: – Суурикату, 6. Квартира Ливен, номеров там нет.

– Я сообщу Мюллеру…

– Мне надо быть на площади Хаканиементори, мой штурмбаннфюрер? – спросила Маренн. – Во сколько?

– Нет, ждите в квартире Ливен, – распорядился Шелленберг. – Люди Мюллера всё сделают сами. Эльзу привезут к вам туда. Это будет около полуночи, он рассчитывает.

– Если она согласится на наши условия, то как оформить выезд княгини Ливен? – спросила Маренн озабоченно. – Вряд ли Эльза справится с этим, ведь советский дипломатический корпус эвакуирован, – напомнила она.

– Я дам указание Росслингу, он свяжется с нашим посольством. Они всё сделают, – решил быстро Шелленберг. – Прошу вас, фрау Ким, постоянно оставаться с Росслингом на связи, он же будет всё сообщать сюда, в Берлин. Нельзя забывать, что Эльза – крупная фигура, мало ли кто ещё идёт по её следу. По словам Мюллера, вроде бы пока всё чисто, никаких хвостов за ней нет. Они следят за этим. Но бдительность терять нельзя, ни в коем случае, – предупредил он. – Не сбрасывайте со счетов и большевиков. В Хельсинки наверняка ещё остались их люди, которые нам неизвестны. Не исключено, что они получили какие-то указания из Москвы на её счёт, ведь Москва явно не санкционировала поступок Эльзы. Я не думаю, что Сталин сейчас решит от неё избавиться. Если её и накажут за непослушание, то, скорее всего, это произойдёт в Москве. Однако никаких вариантов, даже самых неправдоподобных, исключать нельзя. Во всяком случае, нельзя допустить, чтобы её контакт с нами каким-то образом привлек их внимание. Тем более, стал им известен.