– Я понимаю, штурмбаннфюрер, – ответила Маренн серьёзно. – Будем действовать осторожно.
– Желаю успеха, – в голосе Шелленберга послышались мягкие нотки. – Фрейлейн Джилл передаёт вам привет, как всегда. Сейчас она ушла на обед.
– Благодарю, штурмбаннфюрер. Надеюсь, мы с Джилл скоро увидимся. Во всяком случае, я желаю ей приятного аппетита, – Маренн улыбнулась.
– Я передам, – пообещал Шелленберг.
Мокрый снег хлопьями налипал на тусклое стекло и тут же таял, ручьями стекая вниз. Уже третий час Катя рассматривала то витиеватые разводы на стекле, то такие же витиеватые разводы засохшего пива на столе и присохших к нему мух, давно мёртвых. Тухловатый запах, исходящий от стола, она чувствовала всё острее по причине нарастающей боли в голове. Он становился просто невыносимым. Она уже выпила два стакана компота – больше не хотелось, да и те оказались лишними – появилась тошнота. Настырные подвыпившие кавалеры из люмпенов, одолевавшие своим вниманием и желавшие подсесть к столу, чтобы познакомиться, постепенно отвязались. Её неприветливость дала им понять, что она совсем не расположена к флирту. Квадратные часы над стойкой бармена уже пробили одиннадцать часов вечера, но Кутунен так и не появлялся. Катя дважды подходила к стойке. В последний раз – четверть часа назад.
– Так что же Кутунен, мастер по самоварам, не придёт? – спрашивала она бармена.
– А я почем знаю? – тот только пожимал плечами в ответ. – Среда – его день, он приходит по средам, это всё, что мне известно. А придёт или не придёт сегодня, я не знаю. Не вы одна его ждёте.
Он кивнул на молодого человека в серой рабочей куртке и кепке, который сидел за столом у двери.
– Тоже его спрашивал. А я ничего не знаю, – снова повторил он. – Ничего сказать не могу. Ждите. Может, ещё компоту, дамочка? – предложил бармен.
– Нет, спасибо.
Катя вернулась за стол. Ещё один человек, ожидающий Кутунена, к тому же весьма подозрительного вида, – кепка сильно сдвинута вниз, чтобы скрыть лицо, и в помещёнии он её не снял, – всё это ей не понравилось. Кто это такой? Связник рабочей организации? По словам Паананена, Кутунен встречается с ними здесь, в этой пивной. Полицейский шпик? Но раз бармен знает, что этот человек тоже ждёт Кутунена, значит, тот спрашивал его. А полицейский агент спрашивать бы не стал, ему заранее дали бы все приметы, показали фотографию, и он знал бы Кутунена в лицо. Обращать на себя внимание лишними вопросами – не в интересах полицейского агента. Ему чем незаметнее – тем лучше. Тогда кто? Остается связник от какой-то ячейки из близлежащих городов. Значит, им ничего не известно о том, что Кутунена сегодня не будет.
Катя ещё раз посмотрела на часы – одиннадцать с четвертью. Осталось сорок пять минут. «Как высидеть? – подумала она. – Голова болит нестерпимо, и без лекарства её уже не успокоить, это я знаю точно. Здесь вонь и духота, это только усиливает процесс. А лекарства нет, и где его достать, я пока не знаю, даже не думала на эту тему. Главное, Кутунен и княгиня Ливен. Не зря ли я жду его? – она задавала себе вопрос в который уже раз. – Сможет ли он мне помочь? А какие другие пути есть на сегодняшний день? Практически никаких. Без него я в изоляции здесь. Без связи, без контактов. А разведчик без связи – пустое место, это азбука. Поэтому Кутунен мне очень нужен, надо ждать».
Дверь за спиной хлопнула. У Кати всё сжалось внутри – словно предчувствие. Ей очень хотелось повернуться и взглянуть на дверь, но она понимала, что это нельзя. Но это нельзя Эльзе, а Ирме Такконен вполне даже и не запрещается проявить любопытство. Вполне естественно, что если она ждёт человека почти три часа, то уже теряет терпение и вертится на стуле при любом шорохе. Никто, в том числе и бармен, не заметит в её поведении ничего подозрительного. Так бы даже и лучше, для создания должного впечатления. Но всё-таки профессиональный навык взял верх. Катя раскрыла сумочку Ирмы Такконен, вынула пудреницу с зеркальцем, открыла её. Навела зеркальце так, чтобы в него было видно дверь и кто вошёл, и начала обмахивать пуховкой нос. Оказалось, что это был мужчина средних лет, довольно крупного телосложения, в длинной кожаной жилетке, отороченной мехом, какие носили зимой ремонтники трамвайных путей. Можно было не сомневаться, что это Кутунен. Паананен ничего не сказал ей, но, видимо, он намеренно так одевался, чтобы его легче было узнать. На голове – кожаная кепка. Войдя в пивную, он снял головной убор, открыв довольно большую лысину на макушке. Не задерживаясь при входе и даже не взглянув на ожидавшего его человека, – видимо, не ждал его и не знал в лицо, – Кутунен сразу направился к пивной стойке. Сдернул кожаные рукавицы, постучал одной о другую, стряхивая снег. Бармен засуетился за стойкой, приветствуя его. Сразу подставил стакан с пивом, потом, перегнувшись через стойку, начал шёпотом рассказывать, указывая взглядом то в сторону Кати, то в сторону субъекта, сидевшего перед дверью. Кутунен слушал, кивая. Потом что-то сказал бармену, положив перед ним деньги. Смахнув монеты в карман фартука, бармен налил большую кружку пива, поставил её на поднос и, выйдя из-за стойки, направился к столику у двери. Наклонившись к ожидавшему посетителю, что-то сказал ему, поставив перед ним кружку с пивом. Наверное, попросил ждать. Затем направился в сторону Кати. Она тут же спрятала пудреницу в сумку.
– Вы всё нос пудрите да в окно смотрите? – спросил бармен, подойдя к ней. – Пришел ваш Кутунен. Я ему сказал про вас, – сообщил с важностью. – Сейчас подсядет к вам. – И тут же добавил: – С вас две марки. За компот.
«Но я же уже платила за компот», – хотела возмутиться Катя, но сообразила – это не за компот, у бармена вовсе не дырявая память. Это за услугу, мол, мы же вам не обязаны. «Да ему неплохо бы пожить при большевиках, чтобы его раз и навсегда отучили от вредной буржуазной привычки драть деньги за всё, – подумала Катя. – Военный коммунизм с конфискациями явно его отрезвил бы. Но коммунизм пока застрял на линии Маннергейма. Так что придется платить».
– Хорошо, – согласилась она и положила на поднос две монеты.
– Благодарствуем-с. Ждите.
Бармен отскочил назад к стойке. А через минуту она услышала рядом с собой грубоватый мужской голос.
– У вас, кажется, самовар прохудился, дамочка. Мне сказали. Могу починить, но возьму дорого. Сами знаете, какие времена.
Катя повернула голову, и тут заметила, что, допив пиво, посетитель, дожидавшийся Кутунена за столиком у дверей, встал и вышел из пивной, оставив на столе монету. Это Кате не понравилось. Видимо, Кутунен распорядился, чтобы он ушёл. Зачем? Ведь он не знал заранее, кто она и что она ему скажет? Долго ли поговорить о самоваре. Кто-то предупредил его? Кто? Паананен, если остался жив в перестрелке? Она ведь не знала точно, жив он или погиб. Но вряд ли. Если бы он был способен связаться с Кутуненом, он бы и к магазину Пекканена пришёл. Скорее всего, он убит. Тогда кто?
– Так что с самоваром, дамочка?
Кутунен сел напротив неё. Достав из кармана жилетки трубку и кисет с табаком, начал набивать её, чтобы раскурить.
– Я от Арво Паананена из Пори, – сказала Катя негромко, наклонившись к нему, и назвала пароль: – Красный мак.
Положив трубку на стол, Кутунен несколько секунд внимательно смотрел на неё. Потом ответил:
– Калина.
Лицо его не понравилось Кате. Одутловатое, бледное. Глаза опухшие, тусклые. В нём было что-то отталкивающее. Но особенно не понравились ей его руки. Огромные толстые пальцы, похожие на щупальца, каждый – что та сосиска, которую Катя съела днем. «Такими легко задушить человека, – мелькнула у неё мысль. – Ни одна шея не выдержит».
– Паананен в Турку, – продолжил Кутунен, снова взявшись за трубку.
– Он раньше был в Турку, – ответила она, понимая, что он проверяет её, нашел, кого проверять. – Но с прошлого года жил в Пори. До вчерашнего дня. После провала агента вынужден был уехать и из Пори. Обосновался в сторожке обходчика путей. Его там обнаружили. Как видите, мне всё известно точно. Я была с ним…
– Паананен мёртв, – сообщил Кутунен.
Она ожидала этого, надежды на то, что ему удалось спастись, на самом деле было мало. «Тогда кто тебе сказал, что я здесь? – сразу пришла ей мысль. – Ты же знал, это очевидно».
– Застрелился, когда его окружили. Вы советский агент? – спросил вдруг, прямо взглянув ей в глаза. Она почувствовала острый приступ тошноты от его взгляда, колючего, цепкого, неприятного. «Такие вопросы не задают, браток, и тем более на них не отвечают». Ей не нравился этот Кутунен, какой-то скользкий тип. И разговор с ним не нравился. Она бы встала и ушла. Но куда? К кому? Никаких других контактов у неё нет. «Кроме бармена, – подумала она с грустной иронией. – Но толку с него мало». Она в безвыходном положении. Значит, надо пытаться дальше рисковать.
– Я думаю, вы знаете, кто я, – ответила она строго. – Объяснять не надо. У вас есть выходы на финскую контрразведку? Мне нужны контакты с ними. У меня очень важное дело.
– Но такие дела в пивной не обсуждают, знаете ли.
Кутунен завязал кисет с табаком, сунул его в карман. Потом убрал туда же трубку, так и не раскурив её.
– Идите за мной, – сказал он Кате, встав из-за стола. – Здесь недалеко.
«Вроде бы и логично, поговорить где-то в другом месте, где не так шумно, не так много народу, нет лишних ушей, – подумала Катя. – А может быть, наоборот, уши есть, и даже глаза? Уж лучше толпа веселящихся выпивох, чем одна прослушка спецслужбы. И ещё неизвестно какой, финской, немецкой?»
– Мы пойдём самовар посмотрим, – сказал Кутунен, проходя мимо бармена. – А то завтра я работаю, а дамочка торопится. Чай пить охота как привыкла, – пошутил он.
– Понятно, понятно, – бармен как-то двусмысленно усмехнулся, опустив голову.
– Меня сегодня уже не будет, – бросил ему Кутунен.
– Я понял, понял, – откликнулся тот.
Когда вышли из пивной, резкий ветер подул в лицо. Катя сразу почувствовала, как сжались сосуды в голове, виски пронзила острая боль. Её начал бить озноб. Она подняла воротник пальто. Но это не помогло. «Нужно лекарство, без него будет приступ, – подумала она, – все симптомы уже есть. Но где взять лекарство? Ладно, пока не до этого. Надо держаться», – она старалась ободрить сама себя.