– Вы что, больны?
Кутунен заметил, что она вся сжалась и замедлила шаг.
– Нет, нет, – быстро ответила она, чтобы он не заметил, как у неё стучат зубы. – Просто замерзла слегка. Куда идти?
– Сюда, за мной. Недалеко. Там погреетесь.
Ей показалось, что последнюю фразу он сказал с насмешкой. «Отвратительный тип, но куда денешься?»
Они прошли по пустынной площади Хаканиементори. Навстречу попалось несколько тёмных фигур, явно спешивших в пивную. За ними увязался бездомный пес. «Вот и я, как он, такая же жизнь, – неожиданно для себя самой вдруг тоскливо подумала Катя. – Вроде и хоромы в Москве, а дома нет, нет очага, нет тепла, уюта и миски гарантированной с едой тоже нет. Потому что не послужишь – не покормят. Этот пес даже счастливее, чем я. Он свободен. Он может бежать, куда ему захочется, может, найдётся добрая душа, которая его пожалеет, покормит, возьмет в дом. У него есть надежда. А у меня надежды нет. У меня есть хозяин. Но он взял меня не для того, чтобы заботиться обо мне. Он взял меня, чтобы я ему служила, и готов жестоко наказывать меня за любой проступок. А потом выбросит, как силы иссякнут. Выбросит труп на помойку. И никто не вспомнит обо мне, никому не нужна. Одна. Но стоп, – она одернула себя. – Раскисать нельзя. Надо держать себя в руках. Здесь твои жалобы никому не нужны, не помогут. А в Москве тем более, там тебе ещё предстоит выдержать бой за непослушание, придётся постоять за себя, показать клыки стае. Если туда ещё доберёшься, конечно. Но даже если всё здесь закончится удачно, там снисхождения не жди. Отчитают по полной. Ещё, может, и арестуют на пару деньков. Ну, больше-то у них не получится. Работы много, а работать некому. Сам Лаврентий Павлович за меня вкалывать не станет. Выпустит. Главное, не умереть раньше. Что сейчас в России главное, – она подумала с горьким сарказмом, – не умереть раньше, чем полегчает».
– Сюда идите.
Паананен свернул в темную подворотню. Видя, что она засомневалась, пояснил.
– Дворами пройдём, так быстрее.
– Вы же говорили, это недалеко, – напомнила она.
– Недалеко, на параллельной улице, – нетерпеливо бросил он. – Так короче.
Она заметила, он взглянул на башенные часы. «Кто его ждёт и где? Куда он торопится? Не иду ли я собственными ножками в ловушку. Если он агент, то чей, финской контрразведки, гестапо? – размышляла Катя. – И Паананен не знал об этом? Или сам был агент – это вряд ли. Нет, финны не могли так быстро узнать о моем возвращении, у них нет такого аппарата, они работают гораздо медленнее. Немцы?» Последняя мысль ей и самой очень не понравилась. «Только гестапо ещё и не хватало. Хоть и заключен пакт, а значит, мы союзники, но приятного от такой встречи мало». Вслед за Кутуненом она вошла в подворотню. Они прошли на тускло освещённый двор. И тут она услышала за спиной шаги. Резко обернулась – тот самый парень, который сидел за столиком в пивной. «А в пивной разыгрывали, будто не знают друг друга, на самом деле – заодно». Она раскрыла сумочку, чтобы выхватить вальтер, но ударом в шею парень сбил её с ног, она упала на обледенелую брусчатку, выпустив вальтер, схватилась руками за голову. Сделала это скорее инстинктивно, чем успела сообразить. Сейчас важно защитить голову от удара, иначе здесь же и умрёшь на месте. Пистолет покатился по брусчатке. Его подхватил ещё какой-то человек, выскочивший из темноты.
– Идиот! – прокричал он по-немецки. – Ты что наделал? У неё же голова больная! Тебе же сказано было – аккуратно.
Катя упала на плечо, прижав голову к коленям, весь удар от падения пришелся на руку и бедро, голову не задело. «Слава богу, ещё поживу! – подумала она с облегчением. – Кутунен провокатор, это ясно. Паананен не знал об этом. Но работает Кутунен на немцев. Может быть, в данном случае это и неплохо».
Она попыталась встать. Её подхватили под руки, подняли, и тут же всунули в рот кляп, крепко держа руки за спиной. «Чтоб не поднимала шум, ясно». Человек, поднявший её вальтер, сунул пистолет в карман. И тут же, выхватив из-под кожаного пальто парабеллум, выстрелил из него в Кутунена и его помощника. Они упали голова к голове, не успев издать ни звука.
– Давай в машину! – распорядился офицер, а, судя по тону и стремительности действий, это был явно офицер. Тот, кто держал Катю, мгновенно схватил её в охапку, и через несколько мгновений она оказалась внутри машины. Рядом сел человек в кожаном пальто. Впереди занял место его помощник, он был в чёрной куртке, напоминающей флотский бушлат. «Это тот, кто держал, наверное». Лица этого человека Катя не видела, он не поворачивался. Наклонившись к ней, офицер осторожно вынул кляп.
– Извините этих местных горилл, Эльза, – сказал он. – Они вас чуть не угробили. Им было приказано действовать осторожно. Пришлось вмешаться.
– Кто вы? И куда мы едем? – спросила она и закашлялась, тошнота подступила к горлу. – Остановите, – попросила она. – Меня сейчас будет рвать. А потом я потеряю сознание. Я предупреждаю. У меня нет лекарства.
– Вот лекарство, – достав из кармана упаковку с таблетками, офицер протянул ей. – Термос, чтобы запить. Гюнтер, передай, – попросил своего коллегу впереди. Едва повернувшись в профиль, тот передал термос. Катя с удивлением взглянула на упаковку – да, то самое лекарство. Откуда они узнали?
– Вы потеряли лекарство в Пори, – напомнил ей офицер. – Финская полиция подобрала его. Передали нам. Но это, конечно, новое, – он кивнул на упаковку.
– Вы из гестапо? – спросила она. Он промолчал. Впрочем, она уже понимала, что имеет дело с гестапо, а те знают всё, у них всё отработано досконально, все детали. У их шефа, оберфюрера СС Мюллера, по-другому не бывает. Только вот зачем гестапо вмешалось, кто ему дал приказ вмешаться, и зачем она понадобилась гестапо?
– Спасибо. Это действительно очень кстати, – призналась Катя, запивая таблетки. – Я, кажется, и сама догадываюсь, кто вы. Но куда мы едем? – спросила она, взглянув в окно.
– Вас ждет уполномоченный рейхсфюрера СС, – ответил офицер, забирая термос. – Дело касается вашей протеже Ливен. Вам всё объяснят.
– Дарья Ливен в тюрьме? – спросила Катя с тревогой.
– Она уже на свободе. Практически, – её собеседник усмехнулся. – У себя дома. К ней мы и едем. Я полагаю, вам знаком её адрес? – он взглянул на Катю со скрытой усмешкой.
– Да, знаком, – кивнула Катя. А зачем спорить?
Она прикрыла глаза. Лекарство начало действовать. Боль, сжимающая виски, прошла. Тошнота улеглась. По всему телу разливалась приятное тепло, озноб исчез. И как всегда бывало после приступа, она испытала острое чувство голода. «Ну, в гестапо меня кормить не будут, это ясно, – подумала Катя с иронией. – Но лучше терпеть голод, чем эту адскую боль и тошноту». Она повернула голову, снова взглянула в окно. Машина промчалась по затемненной улице Алексантаренкату, мимо кафе, где она всего три дня назад ждала советского резидента Ярцева, – оно было тёмным, ни огонька. Сделав поворот, машина выехала на площадь. Проскочив её, свернула в переулок Суурикату и остановилась перед домом, где жила княгиня Ливен.
– Выходите, – офицер распахнул перед Катей дверцу машины. – Пистолет отдам после разговора, – пообещал он. – Раньше не положено.
«Значит, арестовывать меня не собираются, – заключила Катя. – И на том спасибо».
Офицер легко взбежал по выложенным мозаикой ступеням и позвонил в звонок. Ему быстро открыли – значит, ждали. Катя успела бросить взгляд на окно квартиры Ливен на втором этаже. Как и все окна в доме, оно было затемнено, ни огонька – от налетов.
– Прошу, входите, фрау.
Гестаповец распахнул перед ней дверь подъезда.
– Я полагаю, вы знаете, куда идти, – предположил со скрытой насмешкой.
– Да, мне известно, – сухо ответила Катя, поднимаясь на второй этаж по мраморной лестнице.
– Если у вас есть какие-то обстоятельства, связанные с состоянием здоровья, например вам требуется небольшой отдых или дополнительная медицинская помощь, – предупредил офицер, – скажите. Представитель рейхсфюрера учтёт ваши пожелания.
– Представитель рейхсфюрера сведущ в медицине? – Катя удивилась.
– Представитель рейхсфюрера – дама, и весьма хороший врач, – сообщил офицер. – Так что вам предстоит дамский разговор, – добавил он со скрытой иронией.
Они поднялись на площадку второго этажа. Вот и дубовая входная дверь, хорошо знакомая Кате. Офицер потянул за круглую медную ручку.
– Входите. Вас ждут.
– Катрин!
На пороге Катя увидела княгиню Ливен. Она сразу заметила, что бывшая преподавательница осунулась, побледнела. Она была явно напугана, но старалась держаться спокойно.
– Катрин, я всё испортила, простите меня! – воскликнула Дарья Александровна, умоляюще прижав руки в груди, так что вышивка на темно-голубой блузе заметно смялась – Я всё спутала, я забыла. Мне ни в коем случае нельзя было доверяться тому шоферу в такси, вы же меня предупреждали. Но я так испугалась, что я всё забыла, я думала, он порядочный человек, – оправдывалась Ливен, – что он поможет мне. А он отвел меня в полицию! – возмутилась она, всплеснув руками. – Бессовестный молодой человек!
– Это я виновата, Дарья Александровна, не вините себя, – поспешила успокоить её Катя. – Мне надо было принять во внимание вашу неопытность и возраст и не подвергать вас ненужному риску. Мне нужно было бы действовать самой…
– Мне сказали, – взяв её за руку, Ливен наклонилась к ней, – вы вернулись, чтобы освободить меня. Вы остались благородной дамой, Катрин, как бы они там, в Москве, эти безбожники ни старались переделать вас под себя.
– Пожалуйста, проводите гостью, – офицер прервал Ливен. – её ждут.
«Да, верно негоже стоять на пороге, – подумала Катя. – Неизвестно, кто ещё может слышать этот разговор. Хотя наверняка большинство жителей дома уехало из столицы, чтобы спастись от налетов. Да и гестапо позаботилось, чтобы лишние свидетели исчезли, хотя бы на время».
– Да, я разговорилась, разговорилась не вовремя, – Ливен прижала к глазам платок, вытирая выступившие от волнения слезы. – Идемте, Катрин, вас действительно ждут. Сюда, сюда, вы же знаете, в комнату.