дин, бывший сотрудник берлинского «Руля», а до того – ряда виленских газет и петроградских «Биржевых ведомостей». Двадцать дней спустя короткая заметка в разделе хроники сообщила, что «бывший издатель и фактический редактор “Эхо”» 27 ноября «с ночным поездом уехал из Каунаса в СССР»[383]. С уходом Бухова из «Эха» исчезли передовицы и обзоры международной политики Н. Рокотова (печатались с 5 ноября 1926 г. до 9 октября 1927 г.) и передовицы, подписанные «Политик» (с 5 октября 1926 г. до 13 октября 1927 г.). Кроме того, с 1921 г. и до 30 августа 1927 г. в газете постоянно печатались передовицы на политические темы и статьи с обзорами международного положения за подписью «Александр Михайловский» (и ее вариантами Алекс. Михайловский, Ал. Михайловский, А. Михайловский, А. Мих – ский, Ал. Мих – ский, А. М.). Такого же рода ответственные публикации, отражавшие позицию газеты (передовицы, статьи о внутреннем и внешнем положении страны, обзоры печати), печатались также за подписью «В. Николаев» (и В. Н.; 1921–1926), «Н. Солнцев» (и Н. С – в, Н. С – ев; 1926), «Gaudens» (1925–1926).
Статьи с перечисленными подписями написаны усредненным языком газетной публицистики, без заметных индивидуальных черт, в частности таких, которые позволили бы уверенно атрибутировать их Бухову. Но некоторые тексты, публиковавшиеся в «Эхе» в 1925–1927 гг., такими чертами отмечены.
Вероятно, Бухову принадлежат юмористический рассказ «В мертвый сезон. Вроде судебного отчета», подписанный «Никанор Пташкин», и стихотворный «маленький фельетон» «Как надо быть осторожным в наше время» с подписью «Н. Пташкин», напечатанные буквально друг за другом, в двух номерах подряд, в августе 1925 г. Первый из текстов по форме представляет собой стилизацию рассказа в суде обвиненного в том, что он в присутствии свидетелей назвал гражданина Пупкиса дураком. Оказывается, Пупкис предложил рассказчику ограбить магазины на Лайсвес-аллее, главной улице Ковно, но добыча по причине мертвого сезона оказалась ничтожной. Грабители с горя зашли в ресторан, где и дошло дело до оскорбления Пупкиса, в чем подсудимый тщился оправдаться: «Так разве же он не дурак, господин судья? Как же это можно, чтобы целый час шляться и насобрать четырнадцать литов, а потом дать себя в ресторане ограбить?»[384]
Такая стилистическая маска свойственна Бухову в его фельетонах и юмористических рассказах. Фельетон «Кусок жизни», схожий по форме и отчасти по месту действия (ковенский суд), он под собственным именем напечатал спустя полгода, в феврале 1926 г.; ср. начало:
Если хотите посмотреть настоящую жизнь, ту, которую не увидишь в кафе, или из окна своего кабинета – сходите в камеру мирового судьи.
Для меня нет ничего более колоритного и сочного, чем этот – передаваемый дрожащим голосом истицы – какой-нибудь алексотский роман[385].
– Я, господин судья, извините, девица. Конечно, если какая там треплется, так ей все равно, а у меня все, чтобы приличия и никаких приставаний. Другая и конфекты жрет кавалерские и по кинушкам гниет – ей это может и подходит, а я уж извините[386].
Комичность звучания литовской фамилии (Пупкис) Бухов использовал в своих фельетонах, например в пародийной заметке местной хроники:
Всем ковенчанам известен p. Ионас Рыбкис. Вчера с ним произошел невероятный случай: проходя мимо ресторана, он не только не зашел туда и не напился, но даже по дороге ни у кого не занял денег до четверга. Странно, почему полиция по этому поводу не составила протокола[387].
Ср. также «литуанизированную» форму имени Тагора Рабиндас Тагорскис[388], выдуманные имена Йонас Синдетиконас и Пранас Карандашас[389] и т. п.
Фельетон в стихах «Как надо быть осторожным в наше время» («Я влюблен. Пошел к любимой…») в девяти строфах с рефреном «Ламца-дрица ха ца-ца!» излагает сюжет сватовства, не состоявшегося ввиду того, что в приданое за девицу давали векселя:
Что-с? Девица с векселями?
А жирантом будет тесть?
Нынче, знаете вы сами,
Векселя нельзя ведь есть!
Я – не глупая овца!
Ламца-дрица ха ца-ца!![390]
Сходные стихотворные фельетоны, пародийные стихи, сатирические стихотворения Бухов печатал и под собственным именем[391], и под псевдонимом Л. Аркадский[392]. Из них наибольшее внимание привлекал цикл стихотворных фельетонов Аркадского 1921–1922 гг. «Товарищ Онегин»[393], к которому примыкает сатирическая пьеса в стихах «Онегин по-ковенски» с перенесенными в Ковно персонажами оперы Чайковского, снабженными литуанизированными именами Онегинас, Ленскис, Греминас, Ларинене, паняле Ларинайте[394].
Псевдоним Чужой использован в фельетонной «жизненной картинке», напечатанной 9 февраля 1926 г.[395] в номере, в котором за подписью Бухова вышел упомянутый фельетон «Кусок жизни». Сам текст не содержит ярких признаков, которые позволяли бы уверенно говорить о его принадлежности. Если он написан Буховым, то псевдоним, по-видимому, применен в этом случае для того, чтобы не складывалось впечатления, что Бухов, он же Панин, он же Аркадский, заполняет газету. С большей уверенностью можно предполагать, что Бухову принадлежит подписанный тем же псевдонимом Чужой фельетон «Немного о журналистике», опубликованный 12 мая 1926 г. С аналогичными названиями печатались фельетоны Арк. Бухова «Немного об испанцах»[396], «Немного об Америке»[397], Л. Аркадского «Немного о неграх»[398].
Кроме того, «Немного о журналистике» содержит мемуарное отступление:
Пишущий эти строки имел дело – иначе нельзя назвать это несчастье – с одним цензором (в дни войны), который
– Выкинул из одного журнала портрет генерала Радко-Дмитриева, пояснив: незачем рекламировать всяких болгар, которых царь не особенно долюбливает.
– Зачеркнул портрет Льва Толстого, плохо отпечатанный на цензурном оттиске, тоже пояснив: неясно выходит, а борода видна – могут принять за генерала.
– Выкинул из воспоминаний депутата Караулова несколько строк о русско-турецкой войне, именно то место, где описывается взятие казаками какой-то горы. Пояснил цензор так: нельзя писать о передвижении войск.
Я мучился с этим цензором около года.
Очевидно, речь идет об участии Бухова в еженедельном иллюстрированном журнале «Всемирная панорама», выходившем в Петербурге под редакцией Б. А. Катловкера. В уже приводившихся воспоминаниях Е. Д. Зозуля, секретарь редакции «Нового Сатирикона» в 1915–1917 гг., упомянул о сотрудничестве Бухова в этом журнале, по-видимому, включавшем и некоторые редакторские функции:
Работал он много. Редактировал журнал «Всемирная панорама», писал, конечно, и в ней, писал в журнале «Солнце России», в разных других, в провинциальных газетах[399].
Именно в этом журнале была напечатана упомянутая в фельетоне статья члена Государственной думы М. А. Караулова «Русское казачество»[400]. В том же журнале в том же 1914 г. печатались, например, фельетон Бухова «Ликующий Берлин»[401], сатирические антигерманские стихотворения «Герой» («В той стране, где льется пиво…»)[402] и «Сказка о блохе» («Все это, правда, глупо…»)[403].
В фельетоне «Немного о журналистике» цензор приведен в качестве казенного дурака, исчезнувшего вместе с режимом; в отличие от казенных дураков, дураки общественные «всегда остаются нетленными», причем «каждый общественный дурак – прежде всего общественный же цензор». Ярким представителем «бывших всероссийских дураков и общественных цензоров» назван Д. И. Заславский. Согласно обсуждаемому тексту, он был сначала фельетонистом «Киевской мысли», потом «Дня», а затем советских «Известий»: «левая русская пресса […] благодаря своей наивной честности и бескорыстию умела воспитывать, взращивать и вскармливать у себя на груди невероятных паскудников, все паскудство которых скрашивалось и затушевывалось соседством с настоящими, хорошими именами». Заславский «засиял в “Дне”», значившемся органом социалистической мысли, а «источники на социалистическую мысль черпались» в банкирском доме «Лесин и К°». Г. Д. Лесин действительно приобрел газету в 1912 г., оставив редактором-издателем И. Р. Кугеля и предпочитая не вмешиваться в редакционную политику. Между тем фельетонист «Эха» утверждал, что, когда «социалистическая мысль стала проявляться в очень ничтожном количестве, а в слишком значительном количестве стал проявляться банкирский дом и К°», из «Дня» ушли Арк. Аверченко, Осип Дымов, Вл. Азов, А. Бухов, но остались О. Л. Д’ор и «некий штабной офицер, писавший под десятью псевдонимами»[404]. Среди других, неназванных в фельетоне сотрудников «Дня» того же круга следует назвать П. П. Потемкина, выступившего в газете с двумя десятками очерков, подписанных настоящей фамилией с инициалами, только фамилией,