Вариинга и Гатуирия заразительно хохочут.
Верно говорят: любовь не знает страха. Для нее нет ни бед, ни боли, ни дурных снов. Любовь не помнит дня вчерашнего и позавчерашнего; она верит только в завтра и послезавтра, сулящие вечное блаженство. Будущее для Гатуирии и Вариинги начнется завтра…
— Но я плачу не из-за мастерской и не потому, что видела дурной сон.
— Тогда вытри слезы.
— Не выйдет, они текут и текут — это от печали и радости.
— Что ты хочешь сказать?
— Я давно не была в Накуру — с тех пор, как едва не погибла на переезде. Накуру — начало моих бед, а завтра в Накуру начнется мое счастье.
— Что же в этом плохого? — спрашивает Гатуирия. — Завтрашний Накуру отомстит за Накуру вчерашний. — Он хочет успокоить Вариингу.
— Это так. Накуру — источник слез и смеха.
— Аминь! — восклицает Гатуирия. — Накуру — земля чудес, превращающая печаль в радость. Позволь, я осушу твои глаза, моя любовь!
— Профессор вранья! — Вариинга притворно отталкивает Гатуирию. — Где это ты научился заморской привычке целоваться? Нет, все-таки живучи пережитки!
— А тебе хочется ласки туземцев! — смеется Гатуирия. Оба напевают строчки из народной песни.
Гатуирия.
Я тебя в объятиях сжимаю,
Я тебя в объятиях сжимаю.
Любимая, тебе не больно?
Вариинга.
Ты меня в объятиях сжимаешь,
Но не больно мне в твоих руках.
Держи крепче и не отпускай!
Гатуирия.
Мы уйдем с тобой отсюда вместе.
Не бросай меня — озябну я один!
Допев, Гатуирия крепко обнимает Вариингу.
— Кто научил тебя этой песне? — спрашивает Вариинга.
— Тот самый старик из Бахати, я тебе о нем рассказывал. Он же поведал мне легенду о Ндин-гури, продавшем душу злым духам, — отвечает Гатуирия.
— Но старик тебя учил не для того, чтобы ты обижал бедных девушек под покровом ночи.
— Слышала поговорку: в темноте даже плохой танцор чувствует себя уверенно!
Буду танцевать я на горе,
Буду танцевать я на горе —
Ведь в долину не пускает злой плантатор!
— Уходи, дурной ты человек! — кричит сквозь смех Вариинга. — Видишь, на траве вечерняя роса и уже совсем стемнело.
— Иди ко мне, моя любовь! — шепчет Гатуирия ей на ухо и тянет за собой. — Господь бесплатно дал нам ложе из трав, ночной мрак послужит нам покрывалом!..
Глава двенадцатая
Когда в воскресенье утром Гатуирия приехал за Вариингой, она уже ждала его. Наряд ее был тщательно продуман. Гатуирия даже не сразу узнал ее.
На ней было платье народности кикуйю. Коричневая ткань, собранная у шеи в складки, обнажала левое плечо. На правом плече материя была сколота так, что напоминала цветок. Длинное одеяние доходило до щиколоток. Кисти вязаного кушака из белой шерсти доставали до земли. На ногах сандалии из леопардовой шкуры; ожерелье из разноцветного бисера; в ушах — серьги народности ньори. Волосы гладко зачесаны назад. Вариинга показалась Гатуирии истинным дитя красоты, исполненным всех прелестей, вдохновенным созданием взыскательного вкуса!
— Подумать только, и материя-то простая, а как смотрится! — наконец придя в себя, восхищенно произнес Гатуирия.
— Ты хочешь сказать, что не я красивая, а платье! Тогда я его немедленно сниму, — шутливо пригрозила Вариинга.
— Кожа становится гладкой от притираний, — в том же шутливом тоне ответил Гатуирия, — но душистую мазь делают не из красавиц.
— Я испытываю чувство вины, мне стыдно наряжаться как на свадьбу. — Голос Вариинги погрустнел.
— Почему?
— Не то сейчас время, чтобы думать об украшениях, — ответила Вариинга. — Нельзя отвлекаться на пустяки, нужно быть все время наготове.
— А к чему ты себя готовишь?
— К предстоящим битвам.
— Они не за горами, — откликнулся Гатуирия. — А пока что надо жить сегодняшним днем.
Если бог меня услышит,
Я ему пожалуюсь на женщин:
Дал он им бесплатно прелести неземные,
А они губят их отбеливающими кремами! —
спел Гатуирия шутливую песенку.
Торопись, молодой человек!
Ждет тебя божий суд,
Потому что глаза, что дал тебе творец,
Замечают лишь заморскую красу! —
ответила Вариинга.
Сев в "тойоту", они покатили в Накуру; там наступит конец всем сомнениям!
Гатуирия украдкой посматривал на Вариингу, про себя одобряя ее вкус, любуясь платьем и бусами, В конце концов Вариинга заметила, что он на нее заглядывается, и сказала сурово:
— На отвлекайтесь, молодой человек. Иначе перевернемся, как матату Мвауры.
— Жизнь на бренной земле что тающее облако, — ответил Гатуирия. — Пусть мы сейчас погибнем — я умру счастливым человеком. Если ты предстанешь у врат рая в таком платье, ангел со всех ног бросится отпирать тебе. Ты войдешь, а вместе с тобой и я, грешный, проскользну, и мы навеки воссоединимся с тобой и с господом.
— Эта земля — мой дом. Я на небо не тороплюсь, так что веди машину внимательно.
— Ты абсолютно права. Но поскольку твоя земля — это мой рай, мое небо, я все гляжу на тебя и не могу наглядеться.
Они сделали привал в Найваше и Гитгиле, не торопясь пили чай и лимонад, чтобы не приехать раньше двух часов. Гатуирия радовался, что можно не торопиться. Его сердце трепетало: Вариинга, нарядная, красивая, рядом с ним! Не один Гатуирия любовался его. Даже прохожие останавливались, чтобы разглядеть ее получше.
— Ну и красавица! — воскликнул кто-то.
— Видите, что значит развивать традиции, — заметил другой. — Где бы ни появилась эта молодая женщина, она никого не оставит равнодушным.
Уже в машине Гатуирия продолжил эту мысль:
— Верно люди говорят, — кенийцам есть чем гордиться: наши песни, архитектура, театр, литература, техника, наша система ведения хозяйства абсолютно самобытны. Хотя покойный Мвирери ва Мукираи и эксплуататор, кое-что в его словах заслуживает внимания: нам не следует гнаться за заграничным, идти по чьим-то следам, петь чужие песни, да и не петь, а только подпевать заморским солистам. Мы в состоянии сочинять собственную музыку, и солисты свои найдутся.
— Может быть, твоя оратория произведет подлинную революцию? — сказала Вариинга и добавила с улыбкой: — Гатуирии — ура!
— Какой из меня политик. Не надо мне льстить и преувеличивать мой талант. Революция? Ты мне напомнила слова Игоря Стравинского о том, что никто еще революции в музыке не совершал: каждый композитор лишь добавляет что-то свое к тому, что сделано его предшественниками. Вот так же и кенийская молодежь — ей суждено проложить новые дороги, которыми пойдет наша родина. Ты, кстати, служишь прекрасным подтверждением моих слов. Твое техническое образование и профессия, конечно же, новшество. Ты подаешь пример другим женщинам, открываешь для них новые пути.
На миг Вариинге показалось, что она слышит не Гатуирию, а лектора из политехнического, объясняющего устройство двигателя внутреннего сгорания…
Внезапная горечь, зазвучавшая в его голосе, вернула ее к действительности.
— А сегодня наши женщины, — говорил Гатуирия, — скованы цепями: пишущие машинки, бары, номера в отелях — вот их удел. Как это оскорбительно для нас: женщины превращены в цветочки, украшающие постели иностранных туристов! Возвращаясь к себе домой, те расхваливают доброту и доступность наших сестер. Такая похвала хуже хулы!
— Не одни иностранцы в этом повинны, — вступает Вариинга. — Кенийские мужчины тоже считают, что женщина годится только на то, чтобы готовить еду и стелить постель. Как-то я обмолвилась в компании молодых людей, что мечтаю сконструировать машину для облегчения труда крестьянок. Эта простейшая машина будет работать на солнечной энергии. И знаешь, мужчины подняли меня на смех! Забыли, как в годы партизанской войны против англичан кенийские женщины изготовляли оружие. А чего только не пришлось делать крестьянкам, когда мужчин отправили в концлагеря! Хвалебная песнь начинается дома. Если бы кенийские мужчины были менее высокомерны, иностранцы относились бы к нам иначе.
— Ладно уж тебе, — Гатуирия пристыжено покачал головой, — сойдемся на том, что в недалеком будущем вас ждет лучшая участь.
Его оптимизм основывался на вере в то, что все на свете неизбежно меняется.
Вспомнив о злосчастном приглашении на сегодняшнее торжество, Гатуирия нахмурился. Гостям предписывалось быть в вечерних туалетах! Какой неожиданностью явится для его родителей наряд Вариинги; простой кусок ткани, бусы из бисера, серьги ремесленников ньори.
Гатуирия ухмыльнулся и решил было показать Вариинге пригласительную карточку, но передумал.
— Ты предвозвестница новых свершений и добрых перемен, — сказал он, словно желая в этом уверить не только Вариингу, но и самого себя.
— Да будет так! — вздохнула Вариинга. — Однако нельзя довольствоваться одной надеждой. Мы не станем ждать, пока все само собой образуется.
— Революция мятежных потомков иреги?
— Обновим землю, начнем все с начала! — воскликнула Вариинга.
— Будь по-твоему! — согласился Гатуирия и надавил на педаль акселератора…
Путешествие в Накуру оказалось на редкость приятным. Они проехали Ланет, и красная "тойота" свернула к Нгорике. Молодые люди и не заметили, как доехали до дома мистера и миссис Испаниоры Гринвей Гитахи, стоящего в Небесных Садах…
Вы же сами были там и знаете это райское место, так что к сказанному мне нечего добавить.
Войдя в ворота, долгожданные гости зашагали по двору к дому, испытывая радостное волнение. Но тут им попались на глаза Кихаху ва Гатхика, Гитуту ва Гатаангуру, Ндитика ва Нгуунджи, Кимендери ва Канийанджи и еще многие другие участники достопамятного бала Сатаны в Илмороге. Робин Мваура, владелец транспортной компании, тоже был здесь. В своих новеньких матату он доставил сюда иностранных гостей.