Хотелось бы, чтобы это было именно так, и тренировки со мной не приблизят конец затухающего псиона-ветерана, столько повидавшего на своём веку, но не озлобившегося и сохраняющего бодрость духа.
Всем бы так, и человечество тогда горя бы не знало.
— Я, конечно, нарушу установившуюся идиллию, но хотя бы сегодня — только тесты, без тренировок. Не стоит лишний раз беспокоить наших сенсоров. — Вмешался обер-комиссар. — И не забывайте, учитель, что Олег Сергеевич тоже имеет свой интерес. Ничуть не меньший, чем ваш.
Палей в ответ на это тяжко, по-старчески вздохнул… и отступил, как буквально, так и не совсем.
— Не наседаю, не наседаю. Всему своё время, но поставленной задачей я очень доволен. Андрей, можешь передать выше, что я возьмусь за обучение столь перспективного юноши. Мы возмёмся. — Исправился старик.
— Прекрасно. — Ворошилов действительно был рад. И не тому, что с него как будто сползла ответственность за мою подготовку, а… за меня? Что ж, вполне логично, ведь эти люди когда-то учили и его самого. Хорошо, видно, учили, что спустя столько лет мужчина, ныне ставший обер-комиссаром, так ценит полученные уроки. Нередко всё обстоит с точностью до наоборот, и с возрастом люди преуменьшают значимость обучения в детстве, отрочестве и юности. — Не буду отнимать у вас бесценное время, решим ряд формальных вопросов и я вас оставлю. Работы ещё в достатке…
Ещё бы её было мало, с военным-то городком над нашими головами. Но это — мелочи, на которые можно не обращать внимания. Сейчас куда важнее навести мосты с учителями, ответить на все их вопросы и позадавать свои.
Чем я совсем скоро и займусь. Дорвался-таки не до практиков, но до матёрых теоретиков! Это и есть счастье жадных до знаний людей?
Очень похоже на то.
А я и рад!
Глава 19Первая ночь
Я неспешно вышагивал по парку, подобно радару сканируя окружающее пространство на предмет наличия людей или порождённых псионикой явлений. Шаг за шагом я наращивал дистанцию своего восприятия, надеясь таким образом наработать соответствующий навык. Сенсорика — непростая, доступная отнюдь не каждому псиону наука оказалась мне вполне себе подвластна, и Олег Сергеевич, постукивая тростью об пол, довольно долго рассказывал, почему я просто обязан нащупать свой предел, которому, казалось, нет ни конца, ни края. Уже на протяжении получаса, по дороге домой, я заглядывал всё дальше, поражаясь тому, насколько легко мой разум обрабатывает поступающие потоки информации.
А это были именно потоки: мощные, неудержимые, полноводные. Обычный человек за доли секунды в моём нынешнем состоянии получил бы инсульт, а я просто в двухсоткратном, — пока что, — ускорении фильтровал приходящие данные, отбрасывал ненужное и раскладывал оставшееся по полочкам, формируя в голове подробную… нет, не карту, конечно же, а что-то типа схемы событий. Если в радиусе двух-трёх километров я ещё мог всё воспринимать в реальном времени, то на нынешние двадцать приходилось ограничиваться относительно узким лучом, сканирующим реальность и оставляющим своего рода метки о представляющих интерес моментах. Нет, опять не так: метки я оставлял сам, и луч тоже контролировал сам. Просто со стороны, если бы на это можно было посмотреть, я и правда выглядел бы как радар в новомодном кино, где по кругу бегает полоска, и на ней вспыхивают и затухают обнаруженные сигнатуры. Прямо сейчас таковыми выступали, по большей части, псионы, коих я весьма отчётливо видел независимо от расстояния, плюс эхо псионических воздействий, так же вызывающее у меня интерес.
И что я мог сказать сейчас, так и не добравшись до даже условного предела, который для меня находился действительно далеко благодаря скорости работы ускоренного разума?
Очень, очень многое я мог сказать, господа. Но в первую очередь это восприятие, его природа и механизм действия, до которого я дорвался только сейчас после пинка со стороны присматривающихся ко мне наставников, прямо указывали на существование… не знаю, ноосферы? Не в том мистическом понимании, которое в это слово вкладывают люди, а в более приземлённом и близком к нашей псионической реальности. Потому что не мог я получать такие объёмы информации, никак не взаимодействуя с окружающей действительностью. Я не манипулировал энергией напрямую, не оставлял следы из Пси, и в целом для стороннего наблюдателя просто гулял, разглядывая густые кроны деревьев и наслаждаясь тишиной, установившейся под куполом ближе к позднему вечеру. Но при этом видел так далеко, что учителей кондрашка хватит, если они узнают.
Следовательно, я уже находился в контакте с чем-то, окутывающим по меньшей мере всю территорию вокруг меня в радиусе двадцати пяти километров. И это что-то предоставляло крайне подробную информацию всюду, где не было псионов. С последними было интереснее, так как в близости любого пробуждённого одарённого реальность как будто не могла определиться, чем она является на самом деле, и я получал чуть ли не «слепое пятно», размеры которого зависели сугубо от личной силы каждого конкретного псиона. А судя по тому, что раньше я подобного не ощущал, взгляд «вдаль» имеет мало общего с тем, чем я обычно пользуюсь. Интересно? Ещё как, ведь это открытие не только увеличивает мои возможности как псиона ужасающего уровня силы, но и приближает меня к открытию всех секретов псионики. Уж не знаю, лежит ли в основе дара человечества формула или конкретное знание, но его получение я теперь могу назвать своей идеей-фикс. В мире просто нет ничего, привлекающего меня сильнее, и это — непреложная истина.
«Ведь чем ещё заняться, если пропасть в силе между мной и сильнейшими псионами совсем скоро станет не меньше, чем между ними и обычными людьми?».
Дом Ксении показался среди десятков себе подобных, и я позволил себе небольшую вольность в виде полёта до точки назначения: окна спальни, в которое я тут же вежливо постучался.
— Артур?
— Единственный и неповторимый. — Улыбаюсь, оставляя налипшую на обуви грязь снаружи и пролетая в комнату. — Извини, что так резко пропал и появился только сейчас. За меня собираются взяться всерьёз… в плане обучения.
— Ты уедешь?..
Не только в голосе, но и в эмоциях столько тихой грусти, что мне даже не по себе стало.
— Пока неясно. С одной стороны, академия теперь действительно безопасное место, но с другой — все яйца в одной корзине не хранят, и чем больше тут собрано «ценного», тем сильнее будет желание наших врагов уничтожить всё одним ударом. — Да, ради студентов-аристократов-псионов можно было поднапрячься, но это могло того и не стоить. А если к этим студентам добавить такого распрекрасного меня? — Но я договорился о том, чтобы ты в любом случае получила возможность отправиться со мной. Обучение тебе тоже предоставят, если, конечно, ты захочешь.
А вот чужие надежда и радость эхом отразились в моей душе, отчего мне самому стало так хорошо, словно это меня одарили неожиданной, но такой желанной новостью. Это напрягло, но я решил разобраться в этом позже. Сейчас не хотелось не то, что срываться в глубокое ускорение для целенаправленного анализа этого факта, но и просто излишне напрягаться.
— Конечно захочу! Спасибо! — Сказала — и сблизилась резким рывком, повиснув на моей шее. Я не успел даже удивиться, как её губы уже нашли мои, а по всему телу разошлась волна приятного тепла. Руки самостоятельно легли на талию девушки, а её ладони упёрлись в мою грудь. Коктейль эмоций, шибанувший от Ксении, затуманил разум похлеще самого крепкого алкоголя, а всплеск гормонов сгладил все «но». Я вдыхал её запах и целовал, целовал до тех самых пор, пока губы не начало жечь огнём. Но отстранившись лишь на секунду, я припал уже к нежной шее, продолжая покрывать ту поцелуями. Ладони девушки уже залезли ко мне под рубашку и скользили по коже, изредка царапая ту ноготками. Но это не было неприятно, нет: наоборот, каждое такое касание лишь сильнее распаляло во мне желание.
Мне не нужно было оглядываться, чтобы сделать пару неловких шагов и упасть спиной на кровать, увлекая за собой маленькую хрупкую колдунью, сумевшую сделать то, на что оказалась неспособна группа боевых псионов-террористов. Она выбила меня из душевного равновесия, заставила отколоться от реальности и отдаться моменту, в котором существовали только мы и ничего больше. Прерывистое дыхание, прикосновения и поцелуи, первый вырвавшийся стон — я уже и не пытался как-то что-то контролировать. Тепло любимого человека оказалось самым сильным магнитом, а сладкий вкус её губ, казалось, пытался запомниться мне навечно. Я не мог насытиться девушкой, как и она — мной. Но даже так мы очень долго бродили у самой границы, пока я не обнаружил себя нависшим над раскрасневшейся, тяжело дышащей Ксенией, белые волосы которой выступили для картины с чертами её прекрасного лица наилучшим холстом из всех возможных. Пронзительно-синие глаза с плещущейся в них силой требовали взглянуть на них поближе, и я не удержался, наклонившись и захватив её губы в плен. Разум отступал всё дальше, и на передний план выходили инстинкты.
— Не могу больше… — Прошептала Ксения, обжигая моё лицо своим дыханием. Я же почувствовал, как её обнажённые бёдра, — юбка давно задралась, открыв вид на белые трусики, — касаются моих ног. Штаны отправились в ту же бездну, в которой давно оказалась рубашка, а я сам спустился чуть ниже, нежно поцеловал ключицу и добрался до такой приятной глазу ложбинки. Пиджачок девушки ничуть не мешал моим планам, а пуговицы блузки оказались бессильны перед инстинктивно задействованным телекинезом. Лифчик очень удобно расстёгивался спереди, так что я, ещё раз взглянув в глаза уже даже не просившей, а умолявшей девушки, совладал с замком и на мгновение замер, глядя на своё сокровище. Страсть? Да. Влечение? Тоже да. Любовь?..
Наши эмоции можно было трактовать и так, и я искренне надеялся на то, что со временем крепнущие привязанность и влечение не канут в лету.
А пока я коснулся губами затвердевшего сос