Цесаревна пожала плечами, среди массы предложенных служанкой напитков выбрав яблочный пунш.
— Установку начали разрабатывать почти тридцать лет назад, и занимался этим ещё отец профессора Воробьёва. То, что сделал его сын, конечно, неприемлемо, но я понимаю его мотивы.
— Его хотя бы накажут?
— Отправят трудиться под начало другого, более адекватного специалиста, работающего в той же области, скорее всего. Казнить или отлучать от науки такого человека было бы слишком расточительно. — Печальный, хоть и ожидаемый итог. — Но давай не будем о грустном, ладно?
Как будто в наших обстоятельствах есть хоть что-то весёлое…
— Если брать темы повеселее, то у разлома я пересёкся со знакомой по академии, девушкой, которая меня, собственно, и нашла. Благо, маска и костюм сделали свою работу, а я особо не выделялся, чтобы у неё появились основания пытаться рассмотреть во мне кого-то знакомого. — Звукоизоляцию я нам уже обеспечил, и потому не опасался донести что-то до не тех ушей. Как известно, в вакууме звуки не распространяются, а с воздухом я управлялся диво как хорошо и незаметно. Даже Пси — и той практически не следил, так, на уровне погрешности. — Но сам факт… Владимир об этом, случайно, не знал?
— Я свечку не держала… — Мою «защиту от прослушивания» пересёк сам упомянутый всуе цесаревич, разбавивший нашу не особо разговорчивую компанию. — Да вот, у него и спроси.
— Спроси что? — Поинтересовался Владимир Романов, первым делом убедившийся в том, что я его сестру не обижаю и вообще веду себя цивильно. М-да, тут уже не синдром старшего брата, а синдромище.
— Да вот, говорил о том, не специально ли ты меня отправил именно туда, где, во-первых, испытывали экспериментальные научные приблуды, а во-вторых присутствовала Белёвская, перед которой мне было крайне нежелательно светиться. Я из-за этого даже разговоры разговаривать опасался, так, наблюдал со стороны, да и только…
Да, я нагло врал, но неистовое желание проверить цесаревича на совестливость оказалось сильнее меня.
— Анастасия-то там откуда? — Вскинул брови парень, тут же нахмурившись. — Что-то я не припомню…
— Не та Белёвская. — Я покачал головой. — Хельга. Она первой меня подобрала в городе, когда я сразу после пробуждения делал кассу общепитам и столовым всего района…
— Как это? — Неожиданно заинтересовалась Лина. — Только не говори мне, что ты в первый же день освоил проецирование!
— Во-первых, не освоил, а воспользовался. — Начал я менторским тоном. — Во-вторых, не в первый день, а в первый час! И это было не столько проецирование, сколько принудительная кормёжка моими желаниями всех причастных и непричастных.
— Дали варвару дубину… — Пробурчала девушка с лёгким оттенком зависти.
Владимир только покивал с подозрительной ухмылкой. Ему-то я об этом уже рассказывал.
— Между прочим, это был не худший вариант. Мало ли, о чём бы я мог тогда думать… — Несмотря на задорное начало, продолжать я не стал. Во-первых, сам передумал, а во-вторых цесаревич так на меня посмотрел, что аж страшно стало. — Сейчас я, чисто теоретически, могу накрыть весь город. Но и сам буду светиться как та люстра…
Произведение хрустального искусства нависало над гостями всей своей многокилограммовой громадой, пробуждая надежду на то, что в её случае при установке озаботились качественным крепежом.
— Мы уже поняли, что ты весь из себя сверхпсион. Давайте лучше к делам нашим скорбным, а?..
И мы действительно перешли к краткому обсуждению дел: с кем нужно встретиться, о чём и зачем поговорить, чего и как добиться. Иными словами, мне выдавали ц/у на вечер, которым я намеревался следовать хотя бы в общих чертах.
Ну и свои планы реализовать, куда ж без этого…
Глава 9Первый выход в свет. Часть II
— Основной своей задачей на ближайшее время я вижу учёбу, господин Елецкий, а никак не наращивание личного капитала. Потому вынужден вам отказать: времени, к сожалению, на всё просто не хватает. — Сказать, что неблизкий, но всё же родственник рода Романовых внешне расстроился — значит не сказать ничего. Держать лицо, да и лицедействовать тоже, он умел прекрасно. Лучше, чем кто-либо из тех, с кем мне пока довелось поговорить. Он не переигрывал и хорошо подмечал, на что обращает внимание собеседник, дабы обернуть чужую внимательность себе не пользу. От телепатов у него тоже была припасена защита, для меня, впрочем, переставшая быть преградой.
Всё, что не «пустота» Синицына и Марины подле цесаревны, для меня ни разу не препятствие.
— Жаль, очень жаль. Вы и сейчас, и в дальнейшем могли бы ко всеобщей выгоде поспособствовать укреплению имени нашего холдинга на международном рынке. Ваше имя и способности улучшили бы наше положение…
— Не в последнюю очередь, господин Елецкий, мы смогли встретиться здесь как раз по причине, из-за которой моё участие в работе ваших кампаний привело бы к очень нежелательным последствиям. — Я дождался, пока парень нахмурится, а как бы случайно оказавшиеся поблизости дворяне прислушаются. Да, я действительно хотел одним выстрелом покончить с этим «зайцем» раз и навсегда, чтобы в ближайшие месяцы точно не возвращаться к этому вопросу. — Сейчас я — это мишень для противников Трона. И я уверен в том, что всё, с чем я буду связан, попадёт под удар. Может, нанесут его не пулями и псионикой, но вам вряд ли понравится делить со мной последствия.
Думал Елецкий, истинный наследник своего отца и присущих ему около-либеральных движений, недолго.
— Это… имеет смысл, господин Геслер. Не то, чтобы я не хотел протянуть вам руку помощи, но так можно случайно помешать государственным структурам. Они ведь озаботились вашей защитой?..
— Бесспорно. — Я кивнул, отметив, что здесь и сейчас парнишку волновало то, что он оказался со мной в одном зале на границе центральных и срединных районов Москвы. — Не уверен, что даже самого Императора на прогулках охраняют так же, как сейчас этот дворец. Ни вам, ни другим гостям нечего опасаться.
Кроме какой-нибудь ядрёной бомбы компактных размеров, которая может оказаться в подвалах дворца по той же случайности, по которой спецы-самоубийцы оказались в Москве, сменив цель с псиона шестого ранга на такого скромного меня.
— Если не верить нашим защитникам, то кому вообще верить, верно? — Елецкий нервно хихикнул, сделав шаг в сторону. — Благодарю за беседу, господин Геслер, но на этом я, пожалуй, вас оставлю.
— Благодарность взаимна, господин Елецкий. — Трусам — скатертью дорожка. Хотя мне-то легко говорить, особенно после того, как я осознал собственную способность к выживанию хоть в геенне огненной.
Разного рода всё ещё оставалась единственным, чего я по-настоящему опасался, и эту проблему это нужно было срочно решать. Решено: ночью проштудирую всё, что у меня есть на тему применения биокинеза в деле определения подозрительных веществ. Ну и с тем, как можно применить теле-, пиро- и гидрокинез в черте своего тела для отделения и выведения отравы. Если получится таким образом фильтровать кровь, — слышал что-то про её очистку через выведение вовне тела, — то всё станет ещё проще. Главное — определить яд, а всё остальное, с моим контролем и «вечностью», заключённой в минуте, приложится. Но это, конечно же, самый минимум, ибо идеальным вариантом станет способность регенерировать или хотя бы заново выращивать повреждённые органы… и нервы. Потеря подвижности мне не грозит до тех пор, пока я нахожусь в сознании, чего не скажешь о ситуации, когда некий токсин или физическое воздействие заденет нервы или, скажем, печень. Я пока не был уверен в том, что повреждение нервной системы не срубит на корню мои псионические способности, а проверять было боязно. С одной стороны — действительность с моей «заморозкой», где тело вообще не играло никакой роли, а с другой — настоящая и ощутимая усталость, близкая к нервному истощению после чрезмерно активной работы с псионикой и разумом в течение всех суток. Притом манипуляции с разумом напрягали тело в большей степени, нежели теле-, крио-, пиро- и прочие кинезы.
Не было бы этих загадок — я бы уже удавился со скуки, наверное.
— А ты неплохо держишься, Артур. — Хмыкнула Лина, подошедшая ко мне сразу после того, как отвалился очередной желающий со мной поболтать. Очень, очень печальная ситуация… для цесаревны, которая искала моей компании только и исключительно потому, что здесь больше не было никого, с кем она могла бы нормально поговорить. Единственная подруга была вынуждена остаться где-то там, чтобы не ставить под удар маскировку Лины, а Владимира поглотило чудовище под названием «дела», отпинаться от которого у цесаревича было шансов меньше, чем у меня — отбиться от бесконечных девиц, стремящихся отведать комиссарского тела. — Скажи, тебе не тяжело постоянно думать в ускоренном состоянии? Не скучно? И как ты это выдерживаешь?..
Я хмыкнул, даже не став сдерживать полноценную улыбку. Хорошо, что я успел обезопасить наш разговор, ведь даже слушок об ускорении мысли может дорого мне обойтись в итоге.
— Я, конечно, успел закрыть нас от прослушки, но перед обсуждением таких вещей лучше как-нибудь намекать…
— А ты разве не устанавливаешь такую защиту моментально? — Хиро прищурилась девушка, будто пытаясь рассмотреть что-то в моих глазах.
— Все ошибаются, и не всегда из-за собственной расхлябанности или неожиданности. Любого можно опоить, отравить или просто вымотать, доведя до состояния нестояния… — Подумала Лина совсем не о том, но какие её годы. — Да и к хорошему быстро привыкаешь. Задумаешься, заговоришь не о том и не там, и случится… что-нибудь.
— Такими нотациями ты напоминаешь мне отца… — Покачала головой «принцесса», поправляя причёску. Волосы с рыжим отливом контрастировали на фоне тёмного с фиолетовыми элементами платья, как бы акцентируя внимание на природной красоте девушки. По крайней мере, так это, наверное, задумывалось стилистами, без услуг которых особа императорских кровей наверняка не обходилась. — Он тоже считает, что столпом наших жизней должна быть постоянная бдительность. Но на вопрос о том, как так жить, не отвечает…