Пси-ON. Книга III — страница 16 из 41

— Просто твой отец здраво смотрит на реалии окружающего нас мира. Это обычный человек может, с оговорками, не видеть в каждом втором врага просто потому, что у него нечего отнимать. Но стоит только завладеть чем-то, что недоступно окружающим — как те начнут вольно и невольно размышлять о том, как бы это что-то отнять. — Я не был большим знатоком душ человеческих, но за эти объективные дни увидел столько эмоций и мыслей, что иной на моём месте уже просто и незатейливо начал бы истреблять бесперспективный вид, по недоразумению считающийся разумным. Но так как я был умнее табуретки, то принял во внимание установившуюся, так скажем, неприкосновенность чужого внутреннего мира. — На твоём месте я бы почаще прислушивался к жизненному опыту куда более мудрого человека.

— Уже наприслушивалась, как видишь. — Демонстративно разведённые руки ни о чём сами по себе не говорили, но вот слегка «приотпущенные» эмоции… Ей было больно от одиночества, сглаживаемого лишь семьёй и одной-единственной подругой. Были такие люди, которым хватало компании верной собаки, а были те, кому и десятка друзей недостаточно. «Линнет» относилась к таким, но из-за некогда принятого решения, неверного решения, не получила желаемого. Она наверняка хотела найти в академии друзей и знакомых, которые будут видеть в ней человека, но что в итоге? А в итоге она сама закрылась ото всех из-за попыток замаскировать разум при помощи методики, которая в перспективе оказала на неё угнетающее воздействие.

— И тем не менее, выход из этой ситуации есть. И даже не один…

— Замени я Линнет открыто, и это вызовет ненужные пересуды в обществе. Замени тайно — и останется вероятность раскрытия секрета, а это поставит под удар не только мою репутацию, но и репутацию отца и брата. Нет выхода, который устраивал бы всех…

— Мне кажется, что ты слегка переоцениваешь собственное влияние на репутацию семьи. Максимум, чего стоит ждать в случае открытой «замены Линнет» — это появление новой сплетни, которую будут обсасывать в ближайшие месяц-два. — Мгновение — и я понял, что мои слова девушку совсем не убедили. — Перед этим балом я изучил целую прорву информации об аристократии: досье, новостные сводки, отчёты вашей же разведки… И знаешь что? За последние десятилетия ни разу, Лина, ни разу «проступки» вроде твоего не приводили ни к чему действительно плохому. Потому что случайным людям вокруг, как правило, на тебя просто наплевать, будь ты хоть трижды цесаревной. Да, новость прозвучит громче, чем если бы то же самое произошло с какой-нибудь дочкой аристократа из побочной ветви княжеского рода, но влияние Трона тебе на что?

— Если я буду затыкать неугодных, то вместо затишья всё произойдёт с точностью до наоборот!

— А если подумать? — Я чуть наклонил голову, поймав взгляд цесаревны. — Ты говоришь абсолютно верно касательно попытки силой задавить слухи в зародыше. Но разве это единственный вариант?

— Предлагаешь устроить бал в честь моего раскрытия? — Фырк, казалось, проник сквозь всю мою защиту, ибо заинтересованные в нашей беседе взгляды я ощущал отовсюду. Даже радиус изолирующей звуки сферы пришлось слегка ужать, ибо нашлись господа, предпринявшие попытку подобраться поближе. Но от конкретного сближения их остановили невидимые и неслышимые, но прекрасно ощущающиеся завихрения горячего воздуха. — Я во всём этом с малых лет, и ни разу ещё никто не пытался выставить собственную ошибку за успех!

— Значит ты можешь стать первой… на своём веку. И это уж точно будет лучше смиренного уничтожения собственного разума… Ты мне доверяешь? — Неожиданный вопрос выбил цесаревну из колеи, на что она ответила вскинутой в немом вопросе бровкой. — Я могу показать тебе, что именно ты делаешь со своим разумом. На примере, так скажем.

— Ты телепат без году неделя, Артур. Сила — это ведь ещё не главное…

— По чистому времени я занимаюсь изучением своего разума дольше, чем ты. И дольше, чем твой отец тоже.

Видимо, этот аргумент стал решающим, ибо уже в следующую секунду Лина аккуратно попыталась установить телепатический контакт. Я не сопротивлялся, и даже поспособствовал, свернув некоторую часть пассивных защит разума.

— Вблизи это впечатляет ещё сильнее… — «Пробормотала» девушка, окинув взглядом махину моего разума, на фоне её маленького замка смотрящегося непоколебимой цитаделью, возведённой архитектором с фетишем на гигантизм. — Даже разум папы куда меньше. Сколько ты прожил… субъективно?

— Правильный вопрос, но мне не очень приятно на него отвечать. — Полуправда работает куда лучше простой лжи. Я так считал, считаю и буду считать. Ну и использовать сие знание, конечно же. — В первые минуты после пробуждения я очень плохо себя контролировал, и оттого чуть не сошёл с ума. Для меня это было сродни стазису, которым я не мог управлять. И даже не подозревал, что могу.

Меня обдало вполне себе искренними волнением и сочувствием.

— Это же ужасно! И ты никому ничего не сказал? Даже не обратился к телепатам⁈

— Когда я получил возможность к кому-то обратиться, помощь мне уже была не нужна. Я уже занимался структуризацией разума и нейтрализацией возникших проблем, и мне нужно было только время. Ну и я весьма настороженно отнёсся к тому, что моих способностей могут испугаться и… списать, как слишком опасную переменную.

— Не буду врать и говорить, что ничего подобного никогда не происходило, и что твои опасения не имели под собой оснований. Но ты, насколько мне известно, сразу раскрыл свою универсальность…

— Универсальность — это не синоним абсолютной мощи. Это во-первых. А во-вторых, на тот момент я слабо себе представлял, что на самом деле могут псионы, и какими возможностями на их фоне обладаю лично я. Ну и эйфория, вызванная обретением того, о чём я раньше мог только мечтать, сыграла свою роль. Уже потом я с запозданием, из-за особенностей мышления, осознал, что в глазах окружающих скорость моего развития превосходит все мыслимые и немыслимые пределы, но резко стать идиотом и всё отыграть уже не мог. — А вот тут я, пожалуй, соврал лишь в том, что опасался «списания» лишь в прошлом. Я и сейчас остерегаюсь такого исхода, всеми силами стараясь его избежать. — Тем не менее, сейчас всё устаканилось. И, между прочим, я хотел показать тебе не это…

Сложные манипуляции с собственным разумом давались мне непросто, чего уж было говорить о чужом? Потому я и не рискнул «показывать», беря в качестве примера саму Лину. Зато смог «сделать снимок» как минимум одного проблемного участка на поверхности её разума, грубо отмаштабировав, и тем самым получив модель, на которой был отлично виден корень проблемы. Дальше оставалось только смоделировать дальнейшее развитие «опухоли», упаковать всё в ментальный пакет и аккуратно, дабы не навредить, передать всю эту прелесть девушке.

Не без сопроводительных комментариев, конечно же.

— Я не хочу лезть в глубины твоего разума, потому сейчас ты видишь перед собой лишь поверхностное повреждение, а так же то, во что оно может вылиться спустя время. Не обращай внимания на то, что сейчас проблема несущественна, и может быть якобы устранена за несколько часов. Поверь: эта гадость вернётся, потому что это — естественная защитная реакция твоего разума на попытку его ограничить. Уничтожение наименее важного ради освобождения «пространства», если интересны подробности. — Даже задумываться не буду, как так вышло, что по итогу учу я, а не меня. — Что бы ни говорили другие телепаты, разум ни разу не пластичен. Да, мы можем в определённых рамках сжимать его или даже расширять, но подобные манипуляции активно расходуют изначально внушительный запас прочности. Конечный, хоть и восстанавливающийся со временем, запас. Сейчас ты приблизилась к своему пределу, и я категорически не советую проверять, что будет дальше.

Кажется, Император хотел, чтобы я выполнил задачу не столь быстро и напористо, но времени действительно почти нет. Точка невозврата ещё далеко, это правда. Вот только обратимость — это ещё не всё.

— Меня учили опытнейшие телепаты, но никто из них не говорил ни о чём таком. Маскировка разума — это вообще один из основных методов защиты, использующийся повсеместно!

— Регулярно, день за днём и по нескольку часов кряду? Я очень сомневаюсь, что кто-то кроме тебя заходил так далеко. — В действительности, я сам не смогу продержаться в таком состоянии и пятнадцати объективных минут. Просто сойду с ума от нарастающего дискомфорта. — Как появится свободное время, проверь целостность своих воспоминаний. В особенности там, где получится обнаружить нечто вроде того, что я тебе продемонстрировал.

Сильно удивишься, девочка. И испугаешься тоже. Зато уже следующим днём Линнет исчезнет, а на её месте появится Лина Романова со своей тайной. И я смогу вообще не задумываться о конспирации и сохранении этого секрета!

— Я… проверю, Артур.

— Ты уж постарайся. — В реальном мире я по-доброму улыбнулся, телекинезом придержав чуть пошатнувшуюся после разрыва контакта девушку. Всё-таки переданный мной ментальный пакет был не самым маленьким и легкоусваиваемым, так что такая реакция была ожидаема. — Не хотелось бы, что б твой ум пострадал из-за неосторожных действий и попустительства присматривающих за тобой наставников…

— За мной уже давно никто не присматривает! — По-доброму возмутилась цесаревна, зацепившись взглядом за приближающийся «ледокол» в лице Владимира, которому не иначе как не понравилась атмосфера нашей беседы. Или реакция дворян, натыкающихся на тёплую, по мере приближения к нам начинающую припекать воздушную завесу. Но я своё дело в любом случае сделал, так что…

Улыбаемся и машем, честными-честными глазами глядя на полного подозрений цесаревича.

И что самое приятное, ему действительно не в чем меня обвинить…

Глава 10Закономерность?

К концу затянувшегося вечера, наполненного разговорами, лицами и чужими эмоциями, я отчего-то ощущал себя точно переевший блинов на масленицу карапуз. Пресыщен, наполнен до краёв и готов от любого толчка лопнуть на манер перезревшего арбуза, но не в физическом смысле. Очень необычное, впервые встретившееся мне ощущение, приобрётшее некий мистический оттенок: сложно, знаете ли, «обожраться» чужими эмоциями. Но я справился, и теперь мог с изрядной долей уверенности сказать: это моё состояние действительно было напрямую связано с тем, насколько плотно я работал с чужими эмоциями и отголосками мыслей.