жизни…
Моё восприятие, которым я с самого пробуждения сканировал окрестности на предмет незваных гостей вроде членов ОМП, расцвело мириадом красок, а у стены напротив появился… человеческий силуэт? Нет: при ближайшем рассмотрении глазами «тело» его состояло из всё тех же червей, но теперь они не копошились и не дёргались в безмолвных судорогах. И от сканирования посредством восприятия Гость, — несложно было его опознать, — был всё так же высококлассно защищён.
А ещё он сидел в позе мыслителя, и его ненатуральное лицо как будто бы полнилось тяжкими думами. Взгляд, впрочем, был направлен на меня, но так он лишь демонстрировал, на кого нацелено всё его внимание.
— «Поздравляем с завершением восстановления оболочки. Надеемся, ты сохранил разум, Артур Геслер». — Поток понятных, человеческих образов, которые вывалились из расшифрованной мыслеформы Гостя, стал для меня настоящим шоком. — «За время, которое ты провёл в гибернации, мы изучили ваш вид и постарались адаптироваться для упрощения дальнейшего общения».
Ещё не до конца веря в то, что на свете существует некто, способный разум абсолютно другого вида разобрать по винтикам менее, чем за сутки, я ответил в достаточно сложной для восприятия даже другими телепатами-людьми форме.
— «Вам удалось так быстро понять нас?».
— «Вы не первые, кого мы встретили. У нас есть опыт в адаптации, сохранившийся ещё со времён существования в полностью материальных телах. Этого не стоит бояться, но стоит принять. Мы не представляем для тебя угрозы». — Очевидно, помимо адаптации для общения, Гость начал превосходно разбираться в людских эмоциях. А я, вообразив себе новый виток могущества собеседника, должен был испугаться. — «Нам больно видеть, как ты страдаешь в клетке из плоти и крови. Материальная оболочка увечит твой разум. Попытки это компенсировать делают только хуже».
— «Я ещё не достиг уровня, на котором можно было бы сменить форму существования. Когда-нибудь я познаю мир на уровне, достаточном для того, чтобы разобраться, как стать подобным вам. Но пока я на это не способен». — И ведь про нежелание полностью расставаться с человечностью ему не расскажешь. К слову, о «нём». По какой-то причине Гость говорит так, словно «его» тут сильно больше одного. И тут-то вспоминается его изначальный, да и текущий тоже, образ. Переплетение чего-то. — «Я соглашусь с тем, что тело ограничивает меня: это очевидно. Но оно — не просто балласт. Олицетворение моего „я“. Без тела я стану кем-то другим».
— «Заблуждение. Тело не делает тебя кем-то. Одежда не делает тебя кем-то. Внутренняя суть неизменна, но попытки мимикрировать под низшую форму жизни бессмысленны. Что же до принципиальной невозможности отказа от тела и отсутствия необходимого понимания…». — Поток размытых и не слишком понятных образов я всё же принял, посчитав, что непонятое сейчас можно будет расшифровать после. — «Ты спутал причину и следствие, как и все мы когда-то. Твои способности ограничены не отсутствием знания, но неспособностью с достаточной детализацией воспринять материальный мир. Отказ от тела и псионическое воплощение нивелируют эту проблему».
— «Вы хотите сказать, что без тела мне покорится управление пространством?»
— «В полной мере».
— «Но это же значит, что я изменюсь так сильно, что перестану быть собой». — Это же произошло, когда я обрёл силу. Стазис изменил меня. Убил человека, оставив жалкое его подобие. Какое-то время я ещё подёргался, по инерции изображая из себя невесть что, но итог остался тем же.
— «Не перестанешь. Суть неизменна, но искусственные границы могут быть ложно восприняты как нечто монументальное. Сменив форму, ты станешь тем, кем должен являться». — И то, что он сам себе несколько противоречил, Гостя нисколько не беспокоило. Очевидно, что он, всё же, мыслил по-другому.
А потоки моего сознания тем временем расшифровывали образы, в которых содержалась ни много, ни мало, а обезличенная схема того самого процесса, к которому меня подталкивал Гость. Отказ от тела в пользу энергетической формы существования.
Принципиально — ничего сложного, но в очень уж общих чертах всё это было описано.
— «Мне нужно будет обдумать всё это, и задать ещё несколько вопросов. Например, мне очень интересно узнать, что из себя представляет ваш вид?». — Животрепещущий вопрос, от ответа на который зависит удовлетворённость моего любопытства.
Практической пользы — ноль целых, ноль десятых, но не всё в этом мире измеряется только лишь ею.
— «Мы — не вид, Артур Геслер. Так же, как ты — не вид. Вид способен к размножению. Мы этого лишены. Вид объединён общими признаками. Все „мы“ разные. Иная ступень эволюции. Иная форма жизни». — Я не торопился что-то «говорить», напряжённо обдумывая услышанное и решая, о чём ещё сейчас важнее всего узнать. Впрочем, Гость решил самостоятельно слегка расширить этот экскурс в «биологию не-видов». — «Ты видел наш мир. Он — наше творение и моё дитя. Мы создали всё, чем он является. Воссоздали свою родину. Возможно, когда-нибудь там появится один из „нас“, но вероятность этого исчезающе мала».
— «Тогда зачем вы их создали?».
— «Познание вселенной. Эксперименты. Вечности нужно что-то, способное её заполнить». — Всё постепенно вставало на свои места, если, конечно, принять за данность то, что Гость кристально честен. Способа проверить это у меня нет, как нет и реальной возможности в сжатые сроки проверить его выкладки и слова. Тем не менее, в мире без Пси он действительно оказался одним, и подозрительно напоминал внешне пресловутых паразитов. Покрупнее, правда, но всё же. — «Ты уникален, Артур Геслер. Сохранивший рассудок и всё ещё запертый в теле. Первый такой среди сотен и тысяч. Мы рассчитываем понять тебя. Изучить тебя. Для этого ты должен уподобиться нам».
— «Что-то препятствует изучению меня?».
— «Твоя форма. Невозможно подобающе изучить спрессованный клубок нитей. Ты — такой клубок. Видна поверхность, но не внутренности». — А вот это уже похоже на правду, так как разум человека, — и меня тоже, — имеет довольно чёткую структуру, вглубь которой заглянуть может только тот, кто этой структурой и является. Изучить содержимое разума в таком случае можно, но не заглянуть в суть того, чем он является. Из этого же следует, что разум моего собеседника другой…
И я, внутренне содрогаясь от частички чужого и раздутого в свой спроецированного страха, всё таки не смог противиться любопытству.
— «Я бы хотел взглянуть на то, как выглядит ваш разум…».
Глава 20Песчинка в океане
— «Я бы хотел взглянуть на то, как выглядит ваш разум». — Вопрос наглый, почти на грани фола, ибо даже среди телепатов-псионов разум является чем-то сокровенным. Просто так могут продемонстрировать максимум его внешнюю часть, или «предбанник», создаваемый для установления телепатического контакта с кем-либо. Я же вложил в мыслеобраз желание узреть нечто большее.
Потому что это было очень важно для меня лично — понять, чем же на самом деле я могу стать, и чего лишаюсь, поддерживая связь с мозгом-дублёром.
— «Похвальное стремление. Правильное, но опасное». — Я бы вздёрнул бровь, если бы в этом был хоть какой-то смысл. — «Не всё ограниченный разум может осознать. Но ты можешь попробовать: мы проконтролируем, чтобы наблюдаемая картина не была во вред тебе».
Страх. Опаска. Крик извечной паранойи, которую нельзя было заставить кому-то доверять даже в малом. Её конфликт с логикой, согласно которой я для Гостя — почти что гусеница на дороге у человека. Насекомое можно раздавить, если наскучит, а можно понаблюдать за ним, если оно тебе интересно.
Я же был интересен Гостю, в чём он сам признался. Или, всё же, стоит называть его как есть — они? Решу после того, как взгляну на его разум.
Приоткрывшись ещё сильнее, я провалился в телепатический омут, отведя под это как бы не половину мощностей своего разума. Не сразу, но моё восприятие начало, наконец, подстраиваться и адаптироваться, в какой-то момент дав, так скажем, «картинку».
Хаос. Пожалуй, только так можно было всеобъемлюще описать то, что я «видел». Мой разум изначально выстраивал наравне с сугубо телепатическими ощущениями визуальные образы чужих разумов, но здесь этот метод… не дал сбой, конечно, но не привносил особой ясности. Я не то, что не мог сказать, какие черты характера преобладают у Гостя, или на каком фундаменте сформирована его личность, нет.
Я даже не мог точно сказать, что вижу именно чей-то разум, а не искусно сплетённую иллюзию или просто что-то другое. И попытки вглядеться и осознать отзывались не самыми лучшими ощущениями. Словно в бутылочное горлышко я пытался впихнуть нечто несоразмерно большее, при этом отчего-то ощущая, что ещё немного — и оно пролезет. Вот только единственным результатом могли стать необратимые повреждения «бутылки»…
Не об этом ли предупреждал Гость, и я действительно слишком примитивен для того, чтобы хотя бы в малом осознать форму жизни, расположенную на другом уровне. Это было даже хуже, чем если бы тому, старому мне всучили чертёж какого-нибудь жутко сложного здания, и потребовали за пять минут понять, как и что там устроено.
Бесспорно, на листе бумаги можно отразить сложный трёхмерный объект, но вот с восприятием его у большинства будут проблемы.
Нужен опыт и понимание того, как такое «читается».
Впрочем, ни один из всех всплывающих в голове примеров нельзя было назвать даже минимально подходящим для описания наблюдаемой мною картины. Просто потому, что я затруднялся это воспринять, а разум человека или простого псиона гарантированно оставался в пролёте.
Хаотичное переплетение нитей, жгутов и канатов чем-то напоминало сложную систему обороны телекинета с тем лишь отличием, что тут отсутствовал явный акцент на перехват снарядов или воздействий, а самих «каналов» было на порядки больше, чем мог бы создать сильнейший телекинет Земли.
Если я смотрел на картину в целом, то как будто бы наблюдал схему, изображающую функционирование нейронных связей в мозгу. А если концентрировал «взгляд» на конкретном «сосуде», то, к собственному удивлению, мог распознать струящиеся внутри потоки данных. Это само по себе указывало или на то, что разум Гостя открыт всем ветрам, или на то, что он специально открылся. Полная противоположность тому бункеру, каковой представлял из себя мой собственный разум.