Владимир кивнул, отбросив сиюминутно вспыхнувшие сомнения. Путь был выбран. Отступить — значило признать окончательное поражение себя как Владимира Романова, уступив бразды правления тому, кого так долго и старательно в нём взращивал отец. Наследнику.
— Я иду. Проинструктируйте ваших людей, чтобы не мешали. И… если что-то пойдёт не так, — он сделал паузу, глядя Хусейну прямо в глаза, — действуйте по обстановке. Если что, мои люди подтвердят, что я решил туда идти самолично. Имейте это в виду.
Хусейн грустно улыбнулся.
— Я приму ваши слова к сведению, цесаревич Владимир. Да хранит вас Аллах… или тот, в кого вы верите. — Владимир удивился, пусть и не подал виду. А после Хусейн уже дал отмашку стоящим чуть поодаль офицерам с оружием наготове. — Проводите цесаревича Владимира ко входу «Гамма». В конфронтацию без причины не вступать, наблюдать издалека…
Последняя фраза уже не адресовалась его сопровождающим, так что удаляющийся от старейшины Владимир её едва слышал, а дальнейшую речь не разобрал даже отчасти. Но одно понял точно: для подстраховки старейшина всё же задействовал военных Империи, потому как к кому ещё он мог обращаться на международном языке? Уж точно не к своим подчинённым.
Путь к массивным, обшитым бронесталью воротам комплекса занял несколько минут. И воздух тут был как будто бы гуще, и спину сверлили тысячи взглядов, взирающих на него через объективы камер, дронов и через прицелы винтовок, и телепатическая какофония не сражающихся, но задающих «границы допустимого» телепатов обеих сторон конфликта… совсем не та атмосфера, к которой привык Владимир.
Вдобавок его собственный пси-кокон, построенный по методикам работы с ноосферой, вибрировал от слабых, но многочисленных попыток «прощупать» его через пси-восприятие…
Вход «Гамма» оказался примитивнейшим «чёрным ходом», который, ввиду его размеров, можно было легко контролировать, чем террористы и воспользовались. Когда бронированная дверь отъехала в сторону, за ними обнаружился освещённый лишь аварийными лампами коридор и трое вооружённых людей в простенькой, без излишеств, форме. Броня их представляла собой «микс» из доступных на рынке экземпляров, и с понятием стандартизации, очевидно, никогда не сталкивалась. Лица боевиков скрывали маски, но позы говорили о полной готовности и наличии определённого дара у каждого из них.
Стоящий по центру боевик шагнул вперёд, жестом потребовав поднять руки. Дальше последовал быстрый и профессиональный, — на удивление, — обыск. Изъяли комлинк и гарнитуру, чем и ограничились: оружия у Владимира при себе не было, потому как он сам, при необходимости, мог стать таковым.
— За мной. — Глухо прозвучало из-под маски «первого». Владимир последовал приказу, и оставшиеся двое боевиков пристроились позади него, направив стволы винтовок в район поясницы цесаревича: так риски упустить даже довольно подвижного псиона становились минимально возможными.
Цесаревича вели через вереницу петляющих коридоров и безликих дверей. Покрытые арабской вязью таблички ни о чём ему не говорили, но встречающиеся то тут, то там следы прошедшего боя весьма недвусмысленно намекали на судьбу персонала Врат. Часть проходов и вовсе была завалена, а остальные так или иначе, но контролировались бойцами террористов: то ли они всё это время поддерживали боеготовность, то ли с прибытием цесаревича не поскупились на дополнительные посты.
И только под конец «путешествия» на глаза Владимиру попались помещения, заполненные… беженцами, пожалуй. Обычными людьми из гражданских, представителей самых разных профессий. Они сидели в окружении своих пожитков, инструментов и техники, пытаясь по-всякому скоротать время. Подробностей мужчина не разглядел, потому как его быстро провели мимо, а один из боевиков так и вовсе попытался закрыть дверь своим телом: не хотел, видимо, демонстрировать столь жалкое положение среди тех, за кого они — фактические исполнители, несли ответственность.
Наконец, его завели в сравнительно небольшую комнату, которую не так давно очистили от лишней мебели. Тут была только пара стульев и стол со встроенным в столешницу экраном-проектором. Под потолком холодным синеватым светом светилась пара длинных люминесцентных ламп, а с противоположной ото входа стороны сидела она.
Лина.
Она выглядела измотанной. Не спавшей, с посеревшим, слегка осунувшимся лицом. Глубокие тени под глазами контрастировали с неестественным цветом кожи, но держалась она при этом так, словно не произошло ничего важного или значимого. Сидела прямо, руки держала перед собой, водрузив локти на стол и переплетя пальцы; одежда — универсальная имперская форма с лёгкой некомплектной бронёй поверх. Шлема не было, а волосы были забраны на затылке в тугой хвост, оставляя лицо бывшей цесаревны полностью открытым.
Возможно, поэтому Владимир в таких деталях воспринял её взгляд. Холодный, оценивающий, не дрожащий. Словно у загнанной в угол, но не сдавшейся хищницы. В этом взгляде не было ни капли былой сестринской теплоты.
Лишь расчёт и та самая, знакомая Владимиру с детства, безбашенная решимость.
— Брат. — Произнесла она ровным, почти что безжизненным голосом, в котором едва-едва слышалась усталость. — Не ожидала, что отец решит примерить на тебя роль парламентёра. Или это личная инициатива?
Владимир дождался, пока дверь за его спиной закроется, после чего медленно опустился на стул напротив. Стол был узким, так что теперь ближайших родственников разделял лишь один метр.
— Отец отрёкся от тебя, Лина. Официально. И ты знаешь это. — Он выдержал её резко ставший злым взгляд. — Я здесь не как представитель Империи. Я здесь как твой брат. Последний, кто действительно хочет вытащить тебя из этой ямы, пока не стало слишком поздно.
Лина усмехнулась зло, коротко и беззвучно. Уголки её губ дрогнули, а лицо исказили протянувшиеся из края в край тонкие тени.
— Вытащить? И куда, Вова? Золотая клетка мне больше не по рангу. Значит, камера «Лефортово», отсек для особо опасных государственных преступников? Спасибо, не надо. — Она слегка наклонилась вперёд. — Тем более, что мы не в яме, а на пороге обретения свободы. Хотя бы какой-то свободы от Его влияния…
Владимир как мог старался держать мимику, но в его взгляде на краткий миг всё равно промелькнула жалость к сестре, ставшей одержимой увиденным два года тому назад.
— Он уже ни на что не влияет, Лина. Артур буквально отказался как-либо влезать в дела людей после того, как убедился в том, что человечество как вид выживет даже в случае полномасштабной войны. Даже то, что вы устроили произошло с его молчаливого попустительства. Или ты думаешь, что тот, кто вырезал сотни преступных организаций по всей планете, которые не мог найти никто кроме него, ничего не знал о ваших планах? — Владимир подался вперёд. — Нет, сестра. Будь его воля, и на планете никто не смел бы и шагу ступить против его воли.
— Он лишь создаёт видимость неучастия, пустоголовый ты дурак! — Её голос впервые дрогнул, и в нём зазвучала горячая убеждённость. — Ты же знаешь о том, что видела я! Знаешь, что он делает с людьми? Как ломает? Как превращает в покорных марионеток, которым суждено прожить год-другой и сгинуть? А те, кого он просто и без жалости зачистил потому, что они могли создать проблемы его Плану? Десятки, сотни тысяч человек! И это только после Катастрофы! А что дальше? Он уже превращает наш дар, псионику, в болезнь! В причину надеть и затянуть потуже ошейник с шипами вовнутрь! «Меры безопасности», «контроль», «минимизация рисков»… Это путь к вырождению человека! Путь к тому, чтобы мы стали удобными, послушными винтиками в его бессмысленной игре в спасение! Игре, в которой невозможно победить, слышишь⁈
Лина набрала побольше воздуха в грудь:
— Но мы ещё можем уйти. Скоро наши специалисты разберутся и запустят Врата. Всё необходимое для организации колонии здесь уже есть, нужно лишь…
— У вас ничего нет, Лина! — Владимир едва сдержался, почти ударив кулаком по столу. И даже так металлический звон пронёсся по помещению. — Вы сидите в ловушке! Ваши хвалёные «специалисты», какие бы знания ты им не вынесла, не справятся со взломом системы безопасности! И времени у вас тоже нет! Думаешь, старейшины Калифата, страны, кровью выгрызающей себе право стоять вровень с остальными, будут смиренно ждать, пока вы отсюда уберётесь и оставите им врата? А после не попытаются проложить маршрут заново, отправив не горстку идеалистов с промытыми мозгами, а армию⁈ Ты погубишь всех, кто остался с тобой, Лина! Не только твоих боевиков, но и гражданских! Себя, наконец!..
— Мы найдём способ! — Выкрикнула она в ответ, сверкнув глазами. Виски цесаревича сдавило, но он отмахнулся от этого давления так, словно каждый день тренировался с ручным телепатом высокого ранга. Лина тем временем выдохнула, и продолжила уже куда спокойнее. — Или так, или ото Врат и всего комплекса останутся сплошные руины. Он не Бог, брат. И он ошибся, избрав путь страха, подчинения и рабства.
Владимир тяжело вздохнул, вдавив в виски пальцы. Рациональные доводы, его собственные слова о поведении Артура и его решении о невмешательстве, разбились о стену фанатичной веры, возникшей в пережившем страшное разуме сестры. Почему она считает, что Артур обязательно притворяется? И даже если да, то зачем изображать из себя невесть что тому, кто может за пару недель пройтись по всей планете огнём и мечом, предварительно устроив мировых масштабов катаклизм?..
Она рассказывала об «оригинальном» Артуре Геслере и о том, чем тот являлся на самом деле. О том, что ждало человечество, Лина говорила тоже, потому как весьма ясно «прочитала» это в ноосфере. Большинство её кошмаров впоследствии зиждились на «конце всего», но реальность, к счастью, не торопилась эти кошмары воплощать. Аватар делал всё для выживания людей, открыв им путь к звёздам и снабдив бесценными знаниями о псионике, которые сделали саму эту силу на порядок более контролируемой и понятной.
А после почти самоустранился от управления человечеством, во что Лина по каким-то своим причинам отказывалась верить.