— Пока рано поднимать панику. Надо отправить исследовательскую группу, дабы измерить зону распространения, только потом делать выводы, — было выдвинуто первое предложение.
— У нас нет подходящего места для перебазирования целого училища, ни в городе, ни в ближайших районах. Если только экстренно освобождать какой-нибудь стратегический объект, но быстро его перестроить не получится. Нужно еще соблюсти конспирацию, — проблемы множились, как ком, катящийся с горы, и пока хорошего решения найдено не было.
— Предоставьте мне списки подходящих комплексов, можно даже спортивных, надо рассмотреть все варианты и начать подготовку. И завтра же отправляйте группу экспедиции, данные нужны как можно быстрее, — на этом император закончил совет, понимая, что больше пока ничего сделать не сможет. Девушку, скорее всего, уже не найдут, много людей пропадало бесследно. Зоны отчуждения плохо были исследованы, но работали по принципу бермудского треугольника. Часть заходивших туда, больше не возвращалась. Была гипотеза, что в этих местах истончилась реальность, которая граничила с другими измерениями. Иногда оттуда появлялись различные твари, которых отлавливали и изучали. Это пока было редким явлением, но если баланс в мире не восстановится, то возможны прорывы. И то, что зона отчуждения начала расширяться, стало первым звоночком, дабы предпринять серьезные меры…
Я весь вечер провел в своей комнате, на свидание забил. О чем мне разговаривать с однокурсницей, если отношения мне не нужны? С утра за завтраком ко мне подсела Верка Сердючка, явно обиженная на мой отказ встретиться.
— Ну, ты и гад Оболенский, сам предложил свидание, сам не пришел. Тогда какого лешего просил поцеловать? Не понимаю, приворот, что ли, не сработал? — она сейчас была разочарована, но непонятно от чего больше.
— Нет, не сработал. Да и спросил чисто гипотетически, было интересно понять твои чувства ко мне, — Лопухина быстро вскочила, словно ужаленная. Такого пренебрежительного обращения от меня не ожидала. А я решил больше не прогибаться под однокурсников, став для всех той еще сволочью.
— Да какой же ты Псих? Ты полный идиот, и что о себе возомнил? Считаешь себя неотразимым Казановым? Он был дамским угодником, а ты слабая тень, — развернувшись, Ворона упорхнула из-за моего столика. Подумал, что с кличкой ребята никак не ошиблись. Я Псих, но только неправильный.
После обеда у нас были стрельбища, где мы учились не только стрелять из оружия, но и метать ножи в цель. Иногда диверсантам необходимо действовать тихо, так что приходилось оттачивать навык убийц. Нас встретил старый военный Афанасий Петрович, бывший майор внешней разведки. За выслугой лет все звали его просто Петрович, но за былые заслуги относились к нему с уважением.
Как обычно, на стрельбище мы начали с метания ножей в самодельные чучела, набитые простой соломой. С десяти метров пока, так как главное точность, а не расстояние. Метать ножи нравилось всем, правда, не у всех хорошо получалось. В какой-то момент на стрельбище вошел сам начальник училища, отозвав майора в сторону. По хмурому лицу Конева понял, что случилось нечто неординарное. Петрович кивнул и оставил Трубецкого за старшего, удалился с начальником быстрым шагом.
— Что это Конев лично пришел за Петровичем? — заметила Лопухина, задав риторический вопрос. — Чувствую, случилось недоброе.
— Что это вы все застыли, как изваяния? Продолжаем занятие, — Вожак вошел в роль главного, начав раздавать указания. Мы продолжили тренировку.
— Такими темпами мы не научимся метко метать ножи и за год. У девчонок вообще получается плохо, словно у них две руки и обе левые. Нам надо найти какой-нибудь стимул, а еще лучше живую мишень, — он обвел взглядом ребят. И естественно, остановился на мне, словно на моем лбу прикрепили плакат: Не проходите мимо, получите скидку.
— Псих, слабо стать для меня мишенью? Не ссы, у меня боевое предвиденье, так что обещаю, не пострадаешь, — а вот я не совсем был уверен, вчера оно ему почему-то не помогло.
— Вот давай на тебе и проверим. Если не зассышь, то сможешь увернуться от моих промахов, — предложил самому стать мишенью. Вожак думал недолго, решил рискнуть и встал спиной к деревянному щиту. Слабоумие и отвага, ну или просто первый вариант. Он даже не поинтересовался, насколько метко я умею метать.
— Начни снизу, ты должен попасть в щит, но не задеть моего тела. А я буду предвидеть, куда именно ты попадешь, чуть что, увернусь, — очень опрометчиво, на мой взгляд, Трубецкой решил доказать себе работу своего дара. Мы уже битый час кидали ножи в чучела, но Петрович так и не появился. Всем стало скучно, группа сгрудилась вокруг нас.
Первый нож воткнулся между ног парня на уровне коленей, Максимилиан не дернулся, но побледнел.
— Оболенский, бросай по бокам, а не по центру, — он, вероятно, предвидел следующий мой бросок, который планировал воткнуть чуть повыше. Сейчас его яйца скукожились до размера орехов. Не стал нагнетать напряжение, но вместо того, чтобы кинуть нож справа от парня, воткнул его слева, рядом с бедром, кидал не раздумывая. Вожак громко сглотнул, не успев спрогнозировать этот шаг. А что он хотел, в бою часто решение меняется за секунды. На дар полагаться нельзя, лишь на рефлексы. И это хотел ему донести.
Следующий нож отправил точно туда, куда и планировал, справа от корпуса. А вот за ним, не раздумывая, на пять сантиметров выше, отчего Вожак дернулся, хотя я его не задел.
— Ты что творишь, Оболенский, надо сначала думать, куда хочешь бросить, а не метать просто так, — сейчас Максимилиан понял, что не контролирует ситуацию, но на глазах у ребят дать заднюю не посмел. Я же продолжил играться с сокурсником, втыкая ножи все выше, не думая наперед, куда полетит. Это одновременно злило и пугало Трубецкого. Зажмурив глаза, скрипнул зубами, когда нож воткнулся рядом с его головой. Все десять торчали в фанере на расстоянии несколько сантиметров от тела. Белый, как мел, Вожак покинул зону мишени. Ребята зааплодировали мне, как клоуну на манеже. Пришлось поклониться, окончив свое представление, и широко улыбнуться.
— Теперь поменяемся, я буду бросать, а ты стоять смирно, — вот это было плохим решением, руки у парня мелко дрожали. Но и отказываться все же не стал, понадеявшись на его дар. Занял место мишени, предварительно собрав торчащие ножи. Глаза закрывать не стал, решив реагировать, если нож полетит не туда, куда надо. Своим здоровьем рисковать не хотел.
Трубецкой тоже неплохо метал ножи. Не так, как я, но лучше многих остальных. Поэтому стоял и не дергался, видя, как он сам больше меня переживает. Он не хотел облажаться перед всеми, поэтому перепроверял даром место, куда попадет, чтоб не поранить меня. Это было прекрасно видно, вот только азарта за этим уже не было. Когда броски стали проходить на уровне туловища, за его спиной неожиданно раздался голос.
— Какого черта ты творишь, Трубецкой? — в этот момент рука парня дрогнула, и нож сорвался, летя в мою грудь. Я успел среагировать, смещая тело с его траектории, но увернуться полностью не успел. Нож вошел в руку. Теперь я заскрипел зубами от боли. Повисла гробовая тишина, все уставились на кровь, капающую на землю. Я выдернул нож и зажал рану рукой.
— Я не специально, — попытался оправдаться Трубецкой.
— Урок закончен. Оболенский срочно к врачу, а ты, — он остановил взгляд, не предвещающий ничего хорошего, на Максимилиане, — останешься и объяснишь, чем вы тут сейчас занимались.
Не стал ждать. Быстрым шагом пошел в целительский корпус, надеясь, что там будет нормальный врач, а не та бесцеремонная рыжая. Помню, что дал ей обещание, больше сюда ни ногой, но не прошло и дня, пришлось нарушить.
Мои ожидания оправдались. Взрослая женщина встретила меня в мед. корпусе и начала обрабатывать рану. Сразу отметил, что целительница недавно плакала, возможно, перед самым моим приходом.
— Что-то у вас случилось? Может чем-то смогу помочь? — как истинный джентльмен предложил поддержку. — И куда подевался ваш рыжий ассистент? — не то чтобы мне было интересно ее отсутствие, просто не хотел пересечься.
— А когда ты видел последний раз Клавдию? — она с надеждой на меня посмотрела.
«Что значит последний раз? Она же не могла пропасть или умереть?» — у меня нехорошо засосало под ложечкой.
— Вчера, когда зашел с несварением желудка, она меня осмотрела, — как бы ни хотелось говорить об этой встрече, но не сказать не мог, кажется, дело серьезное.
— Во сколько это было? Я отъезжала по делам до обеда, а когда вернулась, Клавдии уже здесь не было, — сейчас из глаз женщины брызнули слезы, а мне стало немного ссыкотно, ведь получается, я видел ее последним.
— После первой пары японского мне стало плохо, вот и зашел на обследование. Потом сразу же отправился на тренировку, — умолчал о нашем разговоре.
— Она не говорила, что хочет отлучиться? Ее со вчерашнего дня нигде не могут найти. Вероятно, ты последний, кто ее видел… — целительница, вероятно, хотела добавить живой, но не стала этого делать раньше времени. Теперь стало понятно, почему начальник вызвал с урока даже Петровича. Они обсуждали странный прецедент, связанный с пропажей Клавдии.
— Нет, девушка меня осмотрела, но ничего о своих планах не говорила, да и не знакомы мы с ней. А какие есть предположения, куда она могла уйти? — несмотря на свою неприязнь, хотелось, чтобы Клавдия поскорее нашлась.
— За ворота она не выходила, да и на территории замечена не была, словно исчезла бесследно прямо отсюда, — целительница с трудом сдерживала слезы. Я ее понимал. Это могло лишь означать, что зона отчуждения ее забрала. Вот только какого лешего она тут взялась? Хотя для того, чтобы утверждать, нужно провести расследование. Почему-то ощутил себя виноватым, мы не очень хорошо расстались. Для начала решил прочесать учебную территорию, раз за ворота рыжая не выходила. Может, чем-то таким занята, забив на всё, в силу скверного характера. Правда верилось в такое с трудом, целители все же ответственные люди. Вышел из корпуса с ноющей от пореза рукой и скверным предчувствием беды. Начать поиски решил с женского корпуса.