В качестве примера сновидений первого типа позволю себе процитировать историю, которая в свое время очень заинтересовала Шопенгауэра[118] [7]. В номере Лондонской «Таймс» (Times of London) за 2 декабря 1852 года упоминалось следующее: утонул некий мистер Марклан. Вроде бы ничего необычного в этом не было, но оказалось, что еще до того, как был найден труп, брат погибшего заявил, что ему известно, где он, так как за ночь до этого ему приснился сон: он стоит в реке близ ворот Окзенхолл и пытается вытащить труп на берег. Рядом с трупом, как он помнил, плыла форель. Подняв на следующее утро тревогу, брат с товарищами и в самом деле обнаружили тело погибшего там, где было указано. И как и во сне, рядом с трупом плыла небольшая форель. Как указывал Шопенгауэр, даже мелкая деталь типа этой форели, которая плыла рядом не более нескольких секунд, с точностью была предвидена во сне.
Второй тип сновидений труднее поддается предсказательной интерпретации, поскольку требует символического толкования. Бывает, кстати, что такой сон снится одновременно с неким внешним синхронистичным событием. К таким случаям относится, например, известный сон о скарабее, который Юнг упоминает в своей работе о синхронистичности, что совсем не обязательно должно было повлечь «чудесное» появление жука, допустим, на сеансе анализа. В Древнем Египте скарабей вообще символизировал ту силу, которая заставляет солнце всходить каждое утро на небосводе; это можно понимать и как полное обновление сознания, некую подготовку спящего к пробуждению. Синхронистичное же появление похожего на скарабея насекомого в тот момент, когда анализанд рассказывал Юнгу свой сон, послужило в данном случае высшим подтверждением важности этого обновления сознания.
Позволю себе проиллюстрировать эту точку зрения на своем опыте: Когда я путешествовала по Канаде, то остановилась однажды у одной очень милой семьи. Накануне, во время перелета в Чикаго, мне приснилось, будто я постепенно тону в глубоком снегу и внезапно к моей голове начинают двигаться аэросани — тут я проснулась, закричав о помощи. Обычная трактовка снега во сне как холодности чувств здесь была бессмысленна, так что я была в некотором замешательстве. Торонто мы покинули в чудесную солнечную погоду, однако на пути к Чикаго попали в такую сильную снежную бурю, что в итоге пришлось принудительно сесть в Кливленде. Зрелище мечущейся в панике толпы было очень неприятным и тревожным, и только спустя восемь часов ожидания и начинающейся сильной простуды мне дали плохонькую комнату на ночь. Телефон не работал, в окно с силой били снег и ветер. Выбравшись утром из холодной постели, я вдруг подумала: «А ведь это мой сон!» Сон, конечно, не был однозначно телепатическим, но он символически точно описывал мое психическое и физическое состояние на тот момент. Вообще, насколько я могу судить по моему опыту, вторая, косвенная, форма предсказания будущего гораздо больше распространена, чем первая. Будущие события редко появляется в сновидениях точно в том виде, как сбудутся, скорее они будут символически выражены, оставляя небольшое пространство для нашей свободы выбора: произойдут ли они вовне или внутри нас, то есть на психическом либо физическом планах. Я, кстати, отменила потом свой рейс, избежав тем самым еще больших проблем.
Как вам уже известно, К.Г. Юнг продемонстрировал в ходе своих изысканий, что сновидение имеет ту же базовую структуру, что и классическая драма: 1. Экспозицию, где мы узнаем о времени, месте и действующих лицах; 2. Нам сообщается о проблеме, вопросе требующем разрешения; 3. Происходят различные перипетии действия и 4. Финальное разрешение проблемы либо катастрофа. Доктор Пол Уолдер (Dr. Paul Walder) благодаря одному из своих сновидений позднее добавил к этой идее важную деталь: по его мнению, первые два пункта относятся к прошлому, перипетии — к настоящему, а финальная часть — к будущему. Изучив более сотни сновидений, он подтвердил свою точку зрения, и я также считаю, что часто она оказывается верной.
Во времени Эго движется из прошлого в будущее. Сновидения возникают из глубин бессознательного, их будто выносят на берег сознания волны архетипических процессов. Три стрелки означают поле восприятия, когда мы начинаем осознавать сон: сначала мы принимаем прошлое, затем сталкиваемся с настоящим, находясь в ожидании будущего, которое принесет с собой решение проблемы. Все это делает весьма вероятным тот факт, что структура нашего сознания на самом деле тесно связана с часовым временем. Юнг даже назвал это явным modus cogitandi. Жан Пиаже также показал, что дети значительно медленнее и только в процессе обучения, усваивают чувство времени, прекрасно воспринимая до этого ритм, частоту и скорость безо всяких затруднений и на значительно высоком уровне [8]. Многие африканские племена и североамериканские индейцы не имеют, кстати, ни малейшего понятия о нашем чувстве времени. Особенно интересны в этом отношении индейцы хопи, в языке которых отсутствуют понятия прошлого, настоящего и будущего [9], У них также нет слов, обозначающих «быстро» или «скоро», вместо них они используют слова, означающие интенсивность [10]. Глаголы в их языке тоже не имеют времен [11], а у имен существительных только две формы: одна, которой говорящий имеет в виду нечто, относящееся к прошлому или настоящему, и другая, когда он ожидает чего-то, то есть к тому, что мы понимаем под будущим.
Вселенная хопи, таким образом, располагает всего двумя крупными темпоральными формами: проявлением и проявляющимся (либо еще не проявленным) [12]. Проявленное это то, что мы можем ощутить органами чувств; оно объективно и относится к прошлому. Проявляющееся полностью субъективно и средоточием его в нас служит сердце, соотносимое с «Сердцем Природы», «могущественным нечто» (a’ne himu) или Духом (hi’wsn). Проявляющееся объемлет собой все события будущего. Тончайшая грань между проявленным и проявляющимся, объективным и субъективным и есть то, что мы называем настоящим. Однако хопи ограничивают это указанием на то, что причинность себя исчерпала либо начальным суффиксом в слове, сообщающим нам, что конечная ситуация начала проявляться. «Субъективная» или «будущая» форма полностью означает надежду [13]. Глагол tunatya означает «думать, желать, быть причиной», слово это означает непроявленное и субъективное. Прошлое же в большинстве своих даже отдаленных форм, напротив, проявляется и может восприниматься до тех пор, пока оно снова не возникнет в мифологическом времени и пространстве родовых предков. Здесь оно снова становится «субъективным», поскольку наше сознание сможет принять его только тогда, когда прошлое обретет видимую форму. Весь процесс напоминает то, как если бы из «Сердца Природы» начал исходить поток событий, проявляясь и тем самым становясь прошлым, пока каждое вечно-новое событие начинает свой путь из субъективной реальности в проявленное бытие. Отдаленное прошлое, как я уже сказала, также «субъективно», поскольку мы более не способны его постичь. В этой связи можно вспомнить Aljira австралийских аборигенов, у которых существует мифологическое Время Снов (Aljira), когда героические образы предков начинают созидать мир. Души новорожденных исходят от них, а души умирающих уходят к ним. Отсюда в человеческую реальность приходят и сновидения. Мы видим здесь еще один образец вневременной природы того, что сейчас называем коллективным бессознательным.
Понятие о времени у Хопи, на мой взгляд, близко связано с китайской идеей «семян», называемых «первыми знаками времени». «Семена», читаем мы в И-Цзин, «это первые неощутимые начала движения, первый след благого (или неудачного) случая. Мудрый постигает эти семена и немедленно действует» [14]. Материальный мир разворачивается, согласно китайской традиции, следующим образом: Из изначального образа (триграммы) появляется его копия, принимающая физическую форму. То, что регулирует этот процесс подражания высшему, называется моделью. «То, что вверху, есть Дао, то, что внутри формы, есть орудие Дао» [15]. Движения линий, образов, а также бесконечно малых зародышей событий, символизирующих их, невидимы нашему глазу, но результаты их действий проявляют себя в видимом мире как счастье ли несчастье [16]. «Линии и образы проявляются внутри, а несчастливые или счастливые события — вовне». (Хопи называют эти «семена» субъективным и непроявленным, счастливый или несчастливый случай — проявленным, то есть уже прошлым, растянутым во времени-пространстве). Тут мы вплотную подходим к точке зрения, что архетипы коллективного бессознательного напоминают такие «семена»; они так же невидимы, обладают лишь потенциальным бытием и мы не способны их воспринять. Только в форме архетипического образа они становятся «реальными» и только так мы сможем их осознать и впустить в наш обусловленный мир.
Будучи достаточно чувствительными, мы сможем ощутить эти «ростки» в нас. Ближе к концу жизни Юнг больше не использовал И-Цзин для гадания потому, что, по его словам, уже знал, что ему выпадет. Он, очевидно, следовал совету Чу Си (Chu Hsi):
«Мы познаем перемены после того, как линии лягут вместе. Почему же мы не можем настроить ум наш еще до того, как узнаем исход? Когда мы поймем, что две формы от Высшего исходят, то сможем спокойно сказать, что изучать И-Цзин нам более не нужно» [18].
Вневременная природа архетипических «ростков» подтверждается еще одним фактом. В нашей аналитической работе, когда мы имеем дело со сновидениями, содержащими исключительно личностный материал, мы можем связать его с непосредственными событиями реальности, как реакцию на то, что сновидец сделал или пережил за день до этого либо будет испытывать на следующий после сновидения день. В сновидениях же с архетипическими мотивами значение сна будет неизменно верным на протяжении многих месяцев или даже лет. Архетипические сновидения появляются с раннего детства и часто несут в себе предсказание судьбы человека на всю последующую жизнь или, по крайней мере, на первую половину жизни. Китайские «семена» поэтому представляют собой то, что мы бы назвали архетипическими констелляциями в глубоких слоях психики. Интерпретируя сновидения, мы пытаемся (и иногда нам это удается) распознать это семя внутри каждой индивидуальности так, что, если оно окажется негативным, это можно было бы исправить так, чтобы оно не повлекло за собой внешних неприятностей.