[196] часто претерпевают особые трансформации за время бессознательной фазы своего существования. Например, они могут стать более эмоционально важными, автоматическими, стереотипными или более мифологическими и архаичными по форме, или же ассоциированными с материалом, который к ним изначально не относился, и потому они проявляются в сознании в измененном состоянии. Этот факт вынуждает к заключению, что бессознательное — это психизм sui generis [1], который действует независимо от нашего сознательного разума. Вслед за Уильямом Джеймсом, Юнг и Паули сравнили эту концепцию со сходной из области физики [2], а Нильс Бор указал, что отношения между сознанием и бессознательным обладают свойством дополнительности [3].
В пробужденном состоянии этот психизм sui generis или бессознательное[197] в человеческой личности преимущественно проявляется в прерывании постоянности сознательных умственных операций, например, через вторжение фантазий, оговорок, непроизвольных жестов, звуках, видениях, а во время сна в форме сновидений.
Изучая жизнь в сновидении как основной источник информации о бессознательном, Юнг обнаружил, что множество повторяющихся мотивов сновидений напоминают мифологические темы и мотивы, изучаемые в сравнительном религиоведении [4]. Всякий раз, когда во сне появляются такие темы, они также приводят к констелляции сильных динамических и эмоциональных реакций в сновидце. Они производят неудержимые импульсы, вроде неожиданного обращения в веру, «священной» убежденности, фанатических действий, непререкаемые убеждения и так далее. С позитивной точки зрения они также могут привести к постоянному творческому преследованию определенной темы. Юнг называл бессознательные (возможно, врожденные) структурные предрасположенности, которые вызывают упомянутые реакции, «архетипами»[198]. Их продукты в сновидениях и полусознательных состояниях, т. е. мифологические фантазии, мысли, символические действия и т. д. он называет «архетипическими»[199].
Эти архетипы в действительности в известной степени совпадают с тем, что зоологи называют шаблонами поведения, и юнгианские архетипы могут, в некотором смысле, быть названы шаблонами человеческого поведения[200]. Однако, есть разница в том, что зоологи могут изучать эти шаблоны только снаружи, в инстинктивных действиях животного, а психологические исследования человека позволяют наблюдать «изнутри» сопутствующие субъективные процессы, такие как типичные повторяющиеся фантазии, представления, чувства и эмоции.
Следующее важнейшее открытие глубинной психологии кроется в том факте, что эти архетипические шаблоны умственного поведения содержат не только воображаемый, но и вполне познаваемый элемент, который может влиять на сознательный разум в форме «вспышек озарения», как я продемонстрирую позже[201]. Юнг называет познавательный элемент архетипа «светимостью», чтобы отличить от сознательного пробужденного разума или эгосознания[202].
Шаблоны поведения у животных часто включают в область действия как пространственные, так и временные элементы. Животные, например, имеют особые территории, маршруты миграции, места встреч, т е. пространственные отношения, тогда как другие шаблоны предполагают некое «знание» будущих состояний эволюции, т. е. временные факторы[203]. Таким образом, неудивительно, что Юнг независимо обнаружил схожие факты, изучая архетипы или человеческие шаблоны психологического поведения.
Физики, изучающие кибернетику, обнаружили: то, что мы называем сознанием, похоже, состоит из внутрипсихического потока или последовательности идей[204], текущего «параллельно» «стреле» времени (или даже объясняется ею). Тогда как М.С. Ватанабэ (M.S. Watanabe) [5] убедительно доказывает, что это чувство времени — факт sui generis, другие, как Грюнбаум, склонны считать, что причина этого чувства времени в человеке лежит в энтропии [6]. Оливье Коста де Борегар подчеркивает, что вне зависимости от его происхождения, оно движется параллельно стреле времени в физике: «lejiux intérieur de la vie physique est lie de maniere essen-tielle a unflux d’information entrante»[205]. Для психолога это утверждение (что поток идей движется параллельно стреле времени) приемлемо только применительно к сознательной психике, или же к концентрированному «вниманию к жизни», как его называет Бергсон[206].
Однако, как только мы изучим функционирование бессознательной Психэ, верность этого утверждения становится спорной. Общепринятым считается, что люди, не добившиеся концентрированного состояния сознания или четко сфокусированного «внимания к жизни», как некоторые первобытные группы или дети, не способны сознательно «отсчитывать время». Они скорее живут в относительном и смутно воспринимаемом течении, в котором воспринимаются и сохраняются только эмоционально важные события, которые служат указательными столбами в неразличимом потоке жизни[207].
Когда психолог изучает явления, происходящие непосредственно из бессознательного, такие как видения, навязчивые фантазии и прежде всего сны, постоянность, «скорость» и различимость времени становится неясной[208] или даже сомнительной. Суть в том, что во сне мы скорее воспринимаем образно представленную группу событий одновременно, а сознательный разум, когда человек записывает сон, автоматически располагает их в порядке, который кажется логичной временной последовательностью. Это, похоже, в некоторой степени подтверждает идею о блок-вселенной, с которой сосуществовало бы бессознательное[209]. Похоже, что сознательные представления о времени как о стреле и «течении» в бессознательном самым любопытным образом становятся относительными (или даже несуществующими) [7].
Кроме наблюдения за материалом из сновидений, это подтверждается мифами всех времен, если, как мы сказали, признавать за ними архетипическую суть. В большинстве мифологий и примитивных религиозных систем существует представление об изначальном времени или illud tempus, как его называет Мирча Элиаде [8], «ином» времени по ту сторону этого, в котором происходили или до сих пор происходят чудесные мифологические и символические события. Это изначальное временное измерение сейчас либо исчезло либо продолжает существовать бок о бок с нашим обычным временем, но может быть достигнуто только в исключительных бессознательных умственных состояниях, как, например, в состоянии сна, комы, экстаза или опьянения. Это изначальное время часто описывают не как время, а как творческая duree (вслед за Бергсоном), или как вечность в смысле действительного расширения времени без развития [9] Австралийские аборигены называют это мифическое время aljira, что означает также «сон», ведь, по их мнению, это тот пространственно-временной континуум, в котором происходят события из снов. Иными словами, мифическая идея изначального времени как временного измерения событий из сна, видения и т. д., похоже, согласуется с тем, что глубинная психология сейчас называет бессознательным, ведь контакт с этим измерением возможно только через бессознательность [10].
Свидетельства об относительной «безвременности» бессознательного доходят не только от первобытных людей; то же мы обнаруживаем во всех мистических переживаниях, для которых характерно чувство единства со вселенной[210] и безвременности[211]. Это чувство безвременности свойственно для переживаний глубинных слоев бессознательного, которые Юнг называл коллективным бессознательным, поскольку его структура в сущности одинакова для всех людей. Люди, имевшие такой опыт, часто утверждают, что тогда могли даже предсказывать события будущего. Обычное восприятие времени с делением на прошлое, настоящее и будущее исчезает [11]. Это «мистический» опыт, который ищут во многих восточных религиозных движениях. Чувство единства со всем, возможно, основывается на свойственной бессознательным содержаниям «заразности» и склонности группироваться.
Мы также встречаем те же явления безвременной одновременности в проявлениях бессознательных результатов в истории научных открытий. Можно привести знаменитый пример Анри Пуанкаре [12] и схожее свидетельство из письма Карла-Фридриха Гаусса Ольберсу, что он нашел доказательство арифметической теоремы следующим образом: «Наконец… мне это удалось, но не благодаря тщательным усилиям, а по милости Божьей. Загадка разрешилась словно во вспышке молнии. Сам не знаю, что за проводящая нить связала то, что я уже знал с тем, что сделало возможным решение» [13]. Жак Гадамар (Jacques H. Hadamard) [14] и Б.Л. ван дер Верден (B.L. van der Waerden) [15] собрали множество других примеров таких математических «просветлений», а Харольд Рюгг (Harold Ruegg) [16] — схожие переживания в других областях научной деятельности. Всегда повторяющимся и важным фактором является та мгновенность, с которой воспринимается решение, впоследствии доступное для последовательного обдумывания. По нашему мнению, дело в том, что решение предстает как некий упорядоченный гештальт [17] или, в юнгианских терминах, как архетипический шаблон или образ, и все еще несет на себе следы относительной безвременности из бессознательного. Эти примеры также демонстрируют познавательный элемент в архетипических шаблонах, который был упомянут раньше