Предмет и методология современной когнитивной психологии представлены в данной статье ясно и логически стройно, показана ее преемственность и по отношению к интроспективной психологии, и по отношению к бихевиоризму, но многие важные вопросы остаются без ответа. Неясно, какова онтологическая природа ментальных умственных процессов и почему, хотя они «невидимы», они проявляются в поведении. Ответ на этот вопрос дает понимание психики как отражения действительности, а деятельности мозга – как отражательной и регулирующей поведение.
Наконец, в статье ничего не говорится об исследованиях эмоций, мотиваций, личности, хотя современная психология это не только собственно когнитивная психология, по своему содержанию она далеко выходит за ее пределы.
Положения, высказанные в данной статье, как и в книге Р. Л. Солсо, заслуживают самого серьезного внимания. Есть все основания считать, что методология, которая объективно выработана и отрефлексирована в современной когнитивной психологии, имеет универсальное психологическое значение. В теоретическом плане она выступает как логическое следствие определенного понимания природы психической реальности как объекта и предмета психологической науки, а в эмпирическом – фактически обнаруживается в работе всех психологов, а не только когнитивных, когда они открывают новые факты, вводят новые понятия, приходят к новым обобщениям.
В отечественной психологии аналогичное понимание специфического метода психологии развивалось Б. М. Тепловым. Он писал, что объективный метод в психологии есть метод опосредствованного познания психики, сознания. Метод основан на том, что психическая деятельность всегда получает свое объективное выражение в тех или других действиях, речевых реакциях, в изменениях работы внутренних органов и т. д., что это неотъемлемое свойство психики. Б. М. Теплов приводит слова И. М. Сеченова, в которых основания объективного метода в психологии выражены предельно ясно и четко. Сеченов пишет следующее: «Психическая деятельность человека выражается, как известно, внешними признаками, и обыкновенно все люди, и простые, и ученые, и натуралисты, и люди, занимающиеся духом, судят о первой по последней, т. е. по внешним признакам». Отсюда естественный шаг к обоснованию собственного специфического для психологии объективного метода изучения психики – судить о ее содержании на основании ее внешних проявлений.
Однако фактически применяемый в психологии и отрефлексированный в когнитивной психологии метод исследования сам по себе еще не гарантирует получения твердых научных знаний. Метод предъявляет серьезные требования к понятийно-терминологическому аппарату, с помощью которого описывается «невидимая» психическая реальность, восстанавливаемая по ее внешним проявлениям в поведении. В психологии отсутствует рефлексия общей методологии перехода от внешне наблюдаемых проявлений психики к воссозданию на этой основе внутренней картины психического мира. Отсюда расплывчатость и приблизительность многих психологических понятий, употребление их в обыденно-житейском смысле, использование разными авторами разного понятийно-терминологического аппарата для описания сходных явлений.
Первое методологическое требование, которое должно быть отрефлексировано в теории психологии, состоит в том, чтобы описывать психологическую реальность в таких и только в таких терминах и понятиях, к которым «уполномочивают» наблюдаемые факты. Между тем многие теоретические построения в психологии выходят далеко за пределы, которые диктуются имеющимися поведенческими фактами. Об этом можно говорить много, но ограничимся двумя выразительными примерами.
Феномены «несохранения» детьми дошкольного возраста количества вещества, дискретных количеств веса и объема, описанные Ж. Пиаже, хорошо известны и неизменно уже более полувека воспроизводятся в экспериментах, но понимание их психологической природы продолжает оставаться достаточно туманным и малоопределенным. Психологам трудно отойти от толкования этих фактов, данного самим Ж. Пиаже, хотя оно достаточно сложно, запутанно и с теоретической точки зрения постоянно подвергается сомнению.
Дело в том, что толкование Ж. Пиаже внутренней психологической природы фактов несохранения выходит далеко за пределы того, к чему эти факты «уполномочивают», и на это уде давно обратили внимание П. Я. Гальперин и Д. Б. Эльконин. Они писали, что объяснения Ж. Пиаже «вызывают чувство искажения действительности в угоду предвзятой теоретической концепции», что «Пиаже использует понятия, которые не соответствуют открываемой им действительности; они ничего не разъясняют, но уводят его в схоластические дебри, в которые он своей убежденностью и талантом завлекает и многих своих читателей» П. Я. Гальперин и Д. Б. Эльконин высказали совсем другой, чем Ж. Пиаже, взгляд на психологическую природу феноменов несохранения, состоящий в том, что в их основе лежит отсутствие в познании ребенка (т. е. в картине его психического мира) четкого разделения разных параметров объектов, таких как длина, высота, толщина, форма, количество, вес и объем. Именно это ясное и простое толкование психологической природы феноменов несохранения полностью отвечает фактам, не выходит за их пределы и получило фактическое подтверждение во многих экспериментах по эффективному преодолению этих феноменов, описанных в работах Н. И. Чуприковой.
Второй пример – это психоанализ З. Фрейда. Поскольку он является одной из составляющих современного психологического знания и пользуется методом воссоздания раннего психического опыта пациентов по их вербальным высказываниям, имеет смысл остановиться на его оценке.
Г. Айзенк посвятил психоанализу немало страниц в своей книге. В одном месте у него можно прочитать следующее: «…при рассмотрении доказательств, на которых основываются теории Фрейда, можно обнаружить, что это не тот тип доказательств, который можно порекомендовать ученому. Вместо экспериментально проверенных выводов из четко сформулированных гипотез мы обнаруживаем всего лишь анекдотичные свидетельства, собранные довольно случайным образом из индивидуальных историй болезни. Этот недостаток достоверных доказательств часто скрывается от читателя превосходными писательскими способностями Фрейда, за что в Германии ему заслуженно была присуждена премия Гёте за достижения в области литературы. Однако в науке убеждение не должно подменять доказательств, и нам следует более тщательно исследовать доказательные попытки Фрейда, прежде чем сделать вывод о достоверности его гипотез».
А вот другая цитата: «Мне бы не хотелось, чтобы читатель подумал, будто я являюсь ярым противником психоанализа во всех его проявлениях. Как и многие другие психологи, я ценю тот свежий глоток воздуха, который Фрейд вдохнул в затхлую, сухую атмосферу академической психологии XIX в. Гениальность его ума открыла нам двери в новый мир, а его необычная проницательность подарила множество интересных теорий и гипотез, над которыми еще долго будут размышлять исследователи. Безусловно, многие идеи Фрейда являются важными, но это вовсе не значит, что мы должны соглашаться с ним во всем и воспринимать его теорию как некое откровение свыше. Фрейд привнес в психологию много полезного и много вредного одновременно. Научно-ориентированная психология должна поставить себе задачу устранить последнее, сохранив при этом первое. Ответ на вопрос, который является названием этой главы: “В чем недостатки психоанализа?” – очень прост. “Психоанализ ненаучен”. Только строгое следование традиционным научным методам аргументации и экспериментального обоснования поможет нам воспользоваться всеми благами, которые нам предлагает гений его создателя».
Та же оценка теории психоанализа З. Фрейда дана в книге Л. Млодинова. Ее автор, посвятивший свою книгу обоснованию очень большой роли бессознательного в психике и поведении человека, пишет следующее: «Необходимо, разумеется, отдать должное Фрейду за понимание огромной силы бессознательного – само это понимание есть великое достижение, – но также нужно признать, что наука всерьез сомневается в существовании многих специфических и мотивационных факторов бессознательного, которые Фрейд определял как формирующие сознательный ум».
Второе методологическое требование, которое должно быть отрефлексировано при использовании психологического метода «от внешнего к внутреннему», состоит в том, что понятия, в которых описывается психологическая реальность, не должны приходить в противоречие с тем, что известно о ее материальном мозговом субстрате, и чтобы становиться все более убедительными, они должны постоянно соотноситься с данными неройнауки. Такое соотнесение на первых порах не очень заботило представителей когнитивной психологии, где психологические модели в большой степени питались представлениями об основных блоках компьютера и реализуемых им процессах и математической теорией информации. Но сейчас положение стало меняться. В последнем издании учебника Дж. Андерсона прямо сказано, что «стало невозможно проводить исследования человеческого познания без понимания некоторых основных фактов, касающихся структур мозга и нервных процессов». В частности, дается ссылка (но без указания источника) на статью Дж. Андерсона 1973 г., в которой тот критиковал широко известную и очень популярную модель С. Стенберга, описывающую факт роста времени реакций при увеличении числа положительных тестовых стимулов как несовместимую с тем, что мы знаем о работе мозга. В работах Н. И. Чуприковой, опубликованных еще до выхода в свет статьи Дж. Андерсона, также указывалось на это обстоятельство применительно к модели закона Хика и предлагалось совсем другое модельное представление о причинах роста времени реакций при увеличении числа положительных сигналов в наборе стимулов, гораздо больше совместимое с механизмами работы мозга. Это те же самые причины, которые лежат в основе феноменов ограниченности объема внимания и кратковременной памяти, о чем речь шла в седьмой главе данной книги, посвященной вниманию. К сожалению, эти соображения не нашли отклика, хотя высказывались и позднее.