С полным ходом чуть не влетели в гранитную стену. Отпечатки ног кончались у широкой металлической двери. Рычаг, находящийся рядом, бессильно болтался — он был сломан изнутри. Но это нас не остановило. В одну секунду при помощи жидкого солнца взорвали не только дверь, но и часть стены. Жидкое солнце взрывалось со страшной силой от электрического тока.
Через неправильный излом широкого отверстия въехали внутрь. Рефлектор далеко разогнал окружающую тьму. Дохнуло сухим, жарким воздухом. Кругом возвышались разнообразные машины, забронированные теми же белыми покрышками, но отличавшиеся от первых более солидным, массивным видом. Они молчали, не было стука и грохота, к которому привыкли наши уши в первом машинном отделении.
Мы за стеной... Но следы исчезли. Исчезли сразу, оборвавшись в одном месте за три шага до куполообразного двухсаженного возвышения.
"Отсюда Вепрев прыгнул", — смекнул наконец я.
Прыгнуть-то прыгнул, но куда?
Взор остановился на куполообразном возвышении, как на самом ближайшем пункте.
Рассчитав расстояние, я прыгнул. На лету охватил глазами крышу купола и, чтобы остановить свой полет, наметил опору в виде рукоятки, возвышавшейся над крышей.
Рукоятка дрогнула и подалась в сторону, как только я ухватился за нее.
Никодим, следивший за прыжком, радостно крикнул.
— Купол поднимается!..
На самом деле, поскрипывая, как несмазанная телега, и вращаясь кругом, купол вместе со мной полз кверху. Хорошо знакомые следы ног Вепрева отчетливо выделялись здесь рядом с моими.
На душе посвежело. Должно быть, чувства мои в ту минуту походили на чувства доброй ищейки, снова напавшей на след... Сравнение не особенно лестное, но что поделаешь, если оно верно.
Нетерпеливый мой друг уже скрылся под куполом. Я огляделся, прыгнул вниз и с возрастающим удовольствием отметил, что опять попал на те же следы. Отсюда я метнулся прямо к Никодиму, уже бесновавшемуся в бурном восторге...
— Ну, конечно, они там! — восклицал он, указывая в глубокий круглый колодец, из центра которого поднимались два плетеных из проволоки каната, переброшенные через блок в своде купола.
— Это лифт, — сказал я. Сверху из-под купола, как мертвое эхо, отозвалось:
— Да, да, друзья мои; это — лифт!..
— Кто сказал? — изумился Никодим, тревожно всматриваясь сначала на меня, потом вверх.
— Вепрев! — коротко отвечал я, сдерживая бешенство.
И, как насмешливое эхо, отдалось:
— Да, друзья мои, Вепрев...
Голос шел снизу и, отраженный сводами купола, попадал нам в уши. Когда мы, растерявшиеся и ошеломленные, склонились через перила к отверстию колодца, нам стаю ясно: Вепрев находился глубоко под нами.
— Что же вы замолкли, юные революционеры? — снова прозвучал глухой, придушенный расстоянием, ядовитый голос.
Впервые, после мирного посещения хутора, я слышал его, и — какая разница! — это уже не был нежный, добродушный учитель, отечески относящийся ко мне, желающий добра, только добра... Теперь Вепрев не находил нужным притворяться, в его голосе звучал яд; то был беспощадный враг, не суливший при встрече ничего хорошего!..
Мне стало стыдно до густой краски в лице, когда я вспомнил свои занятия со стеклянными шариками... Никодим хрипел, задыхаясь, — не знаю, от каких чувств...
— Что же, юнцы, перелякались?..
К ехидному голосу присоединилось глупое торжествующее хихиканье... Значит, Шариков — жив... Это его смех!..
— Да ответьте же вы ему что-нибудь, подлецу! — прошептал, багровея от злобы, Никодим.
— Господин Вепрев, — сказал я, как плюнул, в колодец, — не находите ли вы, что ваш разговор происходит в слишком неопасной для вас обстановке?
— Вы хотите сказать, — отвечал голос, — что если бы меня не отделяло большое расстояние...
— Вот именно! — прервал я его.
— Ошибаетесь!.. Я сейчас пришлю вам лифт, можете спуститься сюда, к нам, — тогда поговорим...
Опять ехидное, торжествующее хихиканье вторило голосу...
Блок заскрипел, канат заструился перекрученными проволоками — Вепрев исполнял свое обещание...
Никодим стиснул мою руку и прохрипел:
— Нельзя, нельзя этого допустить... Они что-то замышляют... нужно отойти от лифта!..
Как по вдохновению, выхватив из кобуры револьвер, я в упор выстрелил в один из концов каната...
Перерезанный пулей, канат свистнул мимо нас, выскользнув из блока... Что-то с дребезжанием сорвалось вниз... Все произошло в несколько секунд...
В глубине колодца грохнул разбившийся лифт... Донеслись отчаянные крики... и вдруг — страшный взрыв заглушил все и потряс почву...
Бурный порыв — отзвук взрыва, дошедший через колодец, вывернул наизнанку стальной купол, как дождевой зонтик, сорвал нас с площадки и взметнул кверху на несколько саженей...
Неожиданный полет закончился так:
Никодим чуть не разорвался пополам, оседлав со всего маху острый гребень какой-то нелепой машины... не не разорвался и даже нашел в себе достаточно сил, сидя верхом, прокричать:
— Так им и надо!..
Я, сделав несколько воздушных сальто-мортале, довольно плавно опустился и плотно уселся на рефлектор нашей сигары, раздавив его. "Солнце" сверкающим каскадом разлилось вокруг в сияющие лужи, и через лучеиспускание стало быстро испаряться. Пока я под солнечными струйками, брызгавшими из оборванного провода, спускался по шесту, от луж не осталось и следа.
Не считая этих слабо светившихся струек, все кругом исчезло во мраке.
Я выключил баллон, и с электрическим фонарем пошел искать Никодима.
— Где вы и что поделываете?! — крикнул я в пространство.
— Сижу и думаю, — последовал спокойный ответ.
— О чем думаете? — смеясь, спросил л.
— Прежде всего о том, как спешиться, а затем: действительно ли погибли эти мерзавцы?
Слезать со стального коня было несколько мудрено — от ушиба Никодим с трудом владел ногами, — но кое-как это удалось.
По поводу второй его "думы" я отвечал, что пока не увижу своими глазами трупов врага, не поверю его смерти.
Перетащив в "сигару" сильно потрепанного товарища, я не чаял, как добрался до подушки, симпровизированной из сапог и куртки. Больше 12-и часов мы была на ногах, в весьма приподнятом настроении. Энергии затратили невероятно много, взрыв уничтожил последние ее остатки.
Мы бултыхнулись в сон, как камень в воду.
Проснулись мы почти одновременно и от одного чувства — сильной жажды. Спали немного: часа четыре, не более.
Искусственный солнечный свет снова струился через окна машины. Это нас восхитило, но омрачило другое — кончалась вода... Едва хватило по полстакана и пить захотелось еще сильней.
За свое, правда, короткое пребывание в подлунном мире, мы еще ни разу не встречали водных бассейнов или водопроводов, хотя высокоразвитая техника оборудования посещенных нами мест говорила за необходимость присутствия каких-либо водопроводных сооружений.
Превозмогая жажду, мы все-таки прежде всего занялись заменой раздавленного при вчерашней катастрофе стеклянного шара. Новый найти было не трудно. Поднявшись по пристройкам и лесенкам к потолку, мы изолировали из него одно сверкавшее стеклянное "солнце".
При обратном спуске Никодим заинтересовался потолком. Над нами простиралась громадная заслонка, знакомая уже нам по кратеру и отличавшаяся от первой тем, что ее края прорезали саженные в ширину, крытые кругом желоба, сходившие радиально вниз. Каждый желоб заканчивался отдельно внизу — в центре круглого бака.
Любознательность моего друга пересилила его боли в пояснице и других частях тела, и пока я возился с установкой рефлектора, он опять пустил в ход свой неразлучный английский ключ.
Жажда все более давала себя знать. А тут еще откуда-то потянула струя горячего воздуха, отнимая от моего и без того иссохшего организма последнюю влагу.
Кое-как справившись с рефлектором, я отправился к баку, где должен был находиться Никодим.
Он сидел в позе глубокого созерцания перед отвинченной покрышкой бака. Из этого-то отверстия и лился горячий воздух.
— Нам очень холодно? — несколько сурово спросил я, возвращая своего друга из области грез в печальную действительность.
Да... Нет... — рассеянно отвечал тот. — Знаете, что это такое? — он указал в глубь бака.
— Было бы не дурно, если бы вы сначала заткнули его, — прервал я резко, — а потом объяснили.
— Ах, да! — спохватился Никодим, сообразив свою оплошность, из-за которой воздух, окружающий нас, жарил, как полымя доменной печи.
— Ну-с, так что представляет из себя ваше открытие? — поинтересовался наконец я, когда злополучный бак был закрыт.
— Это резервуар, куда стекает солнечная тепловая энергия...
Только чтобы не обидеть приятеля — мне было не до научных изысканий, — я спросил:
— Откуда стекает?
Помните те полосы? — живо отозвался друг, будто не чувствовал никакой изнуряющей жажды.
— Те, что отходят от кратеров?
— Да, да! Моя догадка оправдалась...
И он развил стройную теорию, ту, что я приводил выше, о поимке полосами солнечного тепла и об использовании его для отопления луны.
— Так! — резюмировал я и сделал не вполне логичный вывод:
— Значит, мы в отопительном отделении луны, от чего нам не легче, как видите... Давайте искать воду...
— Чертовски пить хочется! — жалобно простонал Никодим, стряхнув с себя состояние "небытия".
Мы обыскали все закоулки громадного здания и ничего, кроме тех же самих баков и полос, не нашли, Никодим еле плелся, то и дело высовывая шершавый язык и пытаясь смазать им запекшиеся губы.
— Чертовски пить хочется... — стереотипно повторял он, блуждая взором по ненавистным громадам, пропускавшим через покрышки зной.