В сравнении с «Большими пятницами», то есть заседаниями Общества невропатологов и психиатров, «Малые пятницы» отличались заметной открытостью, в результате чего предметом обсуждения были не только клинические аспекты психоанализа, но и его социально-психологические и культурные импликации.
На протяжении 1911–1914 годов в различных российских изданиях публикуются оригинальные материалы, авторы которых обсуждают те или иные проблемы теории и практики психоанализа. В «Журнале невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова» Н. Осипов выступает со статьей «О «пансексуализме» Фрейда» (1911, кн. 5–6). В журнале «Психотерапия» появляются статьи А.А. Певницкого «О психоанализе при лечении алкоголиков» (1912, № 1), Л.Я. Белобородовой «Психоанализ случая истерии» (1912, № 2, 6), А.Б. Залкинда «К вопросу о факторах, сущности и терапии психоневрозов» (1913, № 1), С. С. Голоушева «К казуистике психоанализа» (1913, № 5). Некоторые русские психоаналитически ориентированные врачи и ученые, включая Л. Дрознеса, Н. Вырубова, Т. Розенталь, становятся членами зарубежных психоаналитических обществ. Статьи и обзоры русских психоаналитиков публикуются в немецкоязычных изданиях, например, статьи Д.Я. Эпштейна (Киев), изложившего случаи толкования забывания и оговорок, почерпнутые им из своего собственного опыта, М. Вульфа (Одесса), сделавшего небольшие заметки по психоаналитической практике, С. С. Голоушева, высказавшего свои соображения в связи с конкретными клиническими случаями психоанализа больных, а также реферат М. Вульфа о русской психоаналитической литературе до 1911 года – все это свидетельствует как о широком распространении психоаналитических идей в дореволюционной России, так и о признании русского психоанализа за рубежом.
Как и в других странах, отношение к психоанализу в России не было однозначным. С самого начала освоения психоаналитических идей русской психиатрией и психологией учение Фрейда о бессознательной деятельности человека и сексуальной этиологии неврозов вызывало дискуссии и споры. Причем если одни русские врачи и ученые пытались уточнить содержание и суть психоаналитического учения Фрейда, то другие высказывали ряд критических замечаний или вообще подвергали сомнению теоретическое значение и терапевтическую пользу психоанализа.
Согласно взглядам Н.Е. Осипова, выраженным в его статье «Последние работы фрейдовской школы» (Журнал невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова. 1909. Кн. 3–4), психоанализ может быть рассмотрен в качестве «хорошего метода исследования» глубин человеческой психики, а не терапевтического приема, как это подчас трактовалось самим Фрейдом. По мнению В.А. Муратова (Томск), высказанному в апреле 1910 году на секции нервных и душевных болезней ХI Пироговского съезда, сексуальные травматические переживания не являются единственной причиной возникновения истерии, на чем обычно настаивают психоаналитики. В представлении Н. А. Вырубова, Фрейд и его ближайшие сторонники грешат слишком узким пониманием сексуальности, которое должно быть расширено, поскольку не ограничивается половой сферой, но распространяется «на все сложные чувствования, имеющие отношение к этой специальной области аффективной жизни» (Вырубов, 1910).
По убеждению Я.М. Раймиста (Одесса), высказанному им в статье «Истерия. К вопросу о происхождении психиатрических симптомов» (Журнал невропатологии и психиатрии имени С. С. Корсакова. 1912. Кн. 4.), психотерапевтический метод Брейера и Фрейда является сомнительным, а результаты его собственного наблюдения над больными не позволяют ему согласиться с выводами этих авторов относительно этиологии неврозов. С точки зрения О.Б. Фельцмана, в ряде случаев психоанализ оказывается излишним и даже вредным, о чем свидетельствует его собственная клиническая практика, в процессе которой психоаналитический метод не дал ни разу положительного терапевтического эффекта. «Как терапевтический прием, – подчеркнул он, – психоанализ едва ли стоит тех трудов и времени, которых он требует для себя» (Фельцман, 1909, с. 24).
Как видим, даже русские врачи и ученые, активно выступавшие в поддержку психоанализа, нередко высказывали свои критические замечания по отношению к различным положениям психоаналитического учения Фрейда. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, свидетельствующим о недостаточном почтении к психоаналитическим концепциям в России. Напротив, критика отдельных положений учения Фрейда о человеке и его неврозах, а также высказываемые сомнения в терапевтической эффективности предложенного им метода лечения были направлены скорее на то, чтобы лучше разобраться в теории и практике психоанализа, внести в них необходимые коррективы, учитывающие специфику российской действительности.
И если ряд русских врачей и ученых обращались к психоанализу Фрейда в поисках новых подходов к лечению нервных больных и объяснению причин возникновения психических расстройств, то многие из них стремились к творческому осмыслению психоаналитических идей. Им претила установка на догматическое восприятие психоаналитических схем, пригодных на все случаи жизни и абсолютизирующих отдельные факторы жизнедеятельности человека. Как заметил по этому поводу А.Б. Залкинд, приложивший немало усилий для распространения психоаналитических идей, в попытках самостоятельно разобраться в концепциях Фрейда в России «замечается благородный, ценный импульс поставить фрейдовское учение на единственно подходящую, общепсихологическую почву» (Залкинд, 1913, с. 14–15).
Уже обращалось внимание на то, что распространению психоаналитических идей в России способствовало предшествующее развитие философской и естественнонаучной мысли, в рамках которой наблюдалось разностороннее обсуждение проблематики бессознательного. К этому следует добавить, что благосклонное отношение ряда русских врачей и ученых к психоанализу было обусловлено не в последнюю очередь личностью Фрейда, производившего впечатление серьезного исследователя глубин человеческой психики, компетентного невропатолога и весьма одаренного теоретика, обладавшего редкой способностью в образной и доступной для понимания форме излагать сложные и далеко не всегда очевидные представления о механизмах и процессах, лежащих в основе деятельности людей. «Быстрое распространение психоанализа, в настоящее время имеющего сторонников и у нас в России, во многом обязано личности самого Фрейда. Тонкий наблюдатель, остроумный диалектик, прекрасный популяризатор, он сумел приобрести многочисленных сторонников» (Лихницкий, 1912, с. 45).
Напомню историю с русским пациентом Сергеем Панкеевым, который вместе со своим лечащим врачом Л. Дрознесом направлялся к известному в то время бернскому психотерапевту Дюбуа. Стоило Панкееву впервые увидеть Фрейда и поговорить с ним, как тут же изменились его первоначальные планы, и он решил лечиться у основателя психоанализа.
Не меньшее воздействие на людей оказывали и работы Фрейда, которые отличались не только образностью изложения материала, но и логической последовательностью рассуждений. Не случайно при всех критических замечаниях, связанных с выявлением недостатков и односторонностей, присущих психоаналитическим концепциям, большинство русских врачей и ученых отдавали должное основателю психоанализа. «Такое логическое совершенство, последовательное проведение естественнонаучного мышления, в сочетании с глубокою индивидуализацией и объясняет нам, – подчеркивал Н.Е. Осипов, – то несомненное обаяние, которое способно оказывать учение Фрейда» (Осипов, 1912, с. 303).
Все это, безусловно, содействовало распространению психоаналитических идей в дореволюционной России. Во всяком случае можно говорить о том, что до Первой мировой войны теория и практика психоанализа оказали влияние на русскую психиатрию и психотерапию.
Но вторжение психоанализа в Россию не ограничилось исключительно сферой медицины. Оно имело более значительные масштабы, ибо психоаналитические идеи оказали влияние и на русскую философскую и психологическую мысль, литературу и художественное творчество в целом. Достаточно сказать, что в журнале «Психотерапия», наряду с разбором клинических случаев применения психоаналитического метода лечения, публиковались материалы, относящиеся к специфическому толкованию литературных произведений. Это нашло отражение, в частности, в статьях Н.Е. Осипова «Психотерапия в литературных произведениях Л. Н. Толстого» (1911, № 1), «Записки сумасшедшего», незаконченное произведение Л. Н. Толстого» (1913, № 3) и Н.А. Вырубова «Святой Сатир – Флорентийская легенда. Опыт приложения психоанализа» (1914, № 5–6). И если Н.Е. Осипов указывает на необходимость изучения врачами классических произведений русской литературы, а также на замечательные совпадения некоторых моментов теории Фрейда с объяснениями причин невроза в «Записках сумасшедшего» Толстого, то Н.А. Вырубов показывает, что принадлежащая перу Д. Мережковского Флорентийская легенда о «Святом Сатире» отражает борьбу между требованиями религии, морали и вытесненными из сознания желаниями человека.
Психоаналитические идеи проникли и в русскую педагогику. Так, в 1912 году в общепедагогическом журнале для учителей и деятелей народного образования, издававшемся в Санкт-Петербурге под редакцией Я. Я. Гуревича, была опубликована статья В. Рахманова «Психоанализ и воспитание». В начале статьи подчеркивалось: «Еще недавно известный только специалистам по нервным болезням, психоанализ начинает заинтересовывать все более и более широкие круги публики. Особенно привлекает он внимание лиц, занятых разработкой теоретической и практической педагогики» (Рахманов, 1912, с. 1) Затем В. Рахманов изложил идеи Фрейда о механизмах формирования человеческой психики, толковании сновидений, методах психоаналитического исследования человека и лечения его психических расстройств. Обращая внимание на предложенные основателем психоанализа приемы изучения детской души, он особо отметил значение метода Фрейда для развития медицины, психологии, педагогики и показал, что «ни врач-невропатолог, ни педагог как практик, так и теоретик, разрабатывающий науку педагогику и педологию, не могут, не должны пройти мимо него» (Рахматов, 1912, с. 10).