Поскольку к тому времени в сфере моих профессиональных интересов были психоаналитические идеи и концепции, то основное мое внимание было привлечено к соответствующим выступлениям зарубежных психоаналитиков, включая доклады Г. Поллака «О современном психоаналитическом подходе к проблеме бессознательного», С. Леклера «О направлении в психоанализе, созданном Ж. Лаканом» и др. Особый интерес вызвала также дискуссия, имевшая место в рамках внепрограммного круглого стола «Методы и техника психоанализа», организованного по желанию зарубежных участников симпозиума и представленная такими зарубежными психоаналитиками как С. Коэн, С. Леклер, Т. Мэйн, Ж. Насиф, Г. Полок, Э. Рудинеско и др.
В рамках симпозиума состоялась поездка по Грузии, которая была увлекательной и интересной. Организаторы поездки показывали как древние достопримечательности, так и современные на то время сооружения. Вместе с некоторыми участниками симпозиума я побывал в винном хранилище, представляющем собой 600–700-метровый тоннель в горах, где содержались лучшие сорта грузинских вин. Потом нас пригласили в дегустационный зал, построенный французскими специалистами, где началось традиционное грузинское застолье с многочисленными тостами. Нас угощали молодым вином «Киндзмараули», после принятия которого голова оставалась совершенно ясной, а вот ноги отказывались ходить. И, поскольку не было возможности встать из-за стола, а в голове бродили разные мысли, требующие своего выплескивания наружу, то мы все могли использовать то праздное время для дружеского общения, включая обмен мнениями по поводу ранее прослушанных докладов, в том числе и по психоаналитической проблематике.
По возвращении в Тбилиси я продолжил общение с зарубежными психоаналитиками, а на заключительном банкете имел возможность потанцевать с прекрасными дамами. Помню, что после знакомства с К. Клеман (автора раздела «Истоки фрейдизма в эволюции психоанализа», содержащегося в переведенной на русский язык и опубликованной в 1976 г. коллективной работе) мне удалось пригласить ее на танец, и мы лихо «сбацали» рок-н-ролл.
Во время проведения Международного симпозиума мне удалось познакомиться со многими ведущими учеными и практикующими психоаналитиками.
Незабываемым было знакомство с Романом Якобсоном, профессором Гарвардского университета и всемирно известным лингвистом, чье выступление на конгрессе было встречено бурными овациями, все участники конгресса приветствовали его стоя. В то время ему было 83 года, но он был настолько бодр, что, казалось, сорокапятиминутное выступление нисколько его не утомило.
У меня было небольшое поручение к Якобсону, и я воспользовался представившейся возможностью, чтобы познакомиться с ним. Дело в том, что отец моей жены, известный специалист в области финно-угроведения Василий Лыткин в молодые годы был лично знаком с Якобсоном и попросил меня передать ему привет. В 1920 году они были начинающими лингвистами и, как говорил мне Василий Ильич, успели вступить в полемику друг с другом. В 1921 году в составе полпредства РСФСР Якобсон выехал в Прагу и остался за рубежом, а Лыткин, пройдя обучение в Венгрии, Германии и Финляндии, продолжил свою научно-исследовательскую деятельность в СССР, в 1933 году был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и реабилитирован лишь в 1956 году.
Во время общения с Якобсоном удалось затронуть не только сюжеты, связанные с прошлым, но и вопросы, относящиеся к психоанализу. Оказалось, что имевший мировое признание лингвист благосклонно относился к психоаналитическим идеям. Не случайно он был почетным участником Тбилисского симпозиума.
Чуть более десятилетия спустя я узнал от профессора Калифорнийского университета Д. Ранкур-Лафаррьера, опубликовавшего ряд работ по исследованию русской литературы с психоаналитических позиций, что именно Р. Якобсон поддержал его в соответствующих исследованиях. Когда Д. Ранкур-Лафаррьер готовил докторскую диссертацию, то назначенный ему руководитель не хотел ставить свою подпись под завершенным текстом работы, поскольку не согласился с психоаналитической трактовкой одного сюжета русской литературы. Неизвестно, каков был бы исход и самой исследовательской работы и карьеры начинающего ученого, если бы Д. Ранкур-Лафаррьер не заручился поддержкой со стороны Р. Якобсона, который поставил свою подпись под данным исследованием. После одобрения со стороны Р. Якобсона работы молодого ученого официальный руководитель и другие лица поставили свои подписи, в результате чего состоялась защита докторской диссертации Д. Ранкур-Лафаррьера.
В период работы Тбилисского симпозиума удалось принять участие в личных встречах с рядом зарубежных психоаналитиков. В частности, вместе с двумя своими коллегами я имел возможность общения с французским психоаналитиком С. Леклером, который в часовой беседе с нами изложил некоторые идеи Ж. Лакана. Я имел также частную беседу с Дж. Поллаком, К. Клеман.
Впоследствии на протяжении нескольких лет я вел переписку с некоторыми участниками данного конгресса, включая директора Чикагского института психоанализа Дж. Поллака и профессора Вермонтского университета Г. Ансбахера. Позднее, благодаря Дж. Поллаку, я имел информацию о психоаналитических публикациях, библиографическое описание которых мне присылали время от время из Чикагского института психоанализа.
После завершения работы Тбилисского симпозиума меня в Москве разыскали Г. Ансбахер и Р. Ансбахер, которые внесли значительный вклад в переводы на английский язык работ А. Адлера и их публикацию в США. Как оказалось, они познакомились с моей книгой «Психоанализ и американский неофрейдизм» (1977), в которой был раздел об индивидуальной психологии А. Адлера. Я пригласил чету Ансбахеров к себе домой, и мы имели возможность обсудить интересующие нас вопросы в непринужденной обстановке. Так началось наше деловое сотрудничество, в результате которого в американском и немецком журналах по индивидуальной психологии было опубликовано несколько моих материалов, включая исторические документы, ранее неизвестные западным исследователям. В процессе подготовки соответствующих публикаций я начал переписываться с дочерью А. Адлера Александрой Адлер, которая в то время проживала в Нью-Йорке и которая сообщила информацию о деятельности основателя индивидуальной психологии, не отраженную в исследовательской литературе.
Словом, лично для меня Тбилисский симпозиум оказался своего рода трамплином, позволившим сперва преодолеть огромное пространство, отделявшее тогда еще младшего научного сотрудника одного из научных институтов от мировой сокровищницы психоаналитического знания, а затем, спустя 12 лет, приземлиться на той ранее неизведанной, загадочной и манящей территории, которая предполагает встречу двух бессознательных – пациента и аналитика.
2006
Рефлексия, бессознательное, психоанализ
19 июня 2009 года на диссертационном Совете психологического факультета МГУ состоялась защита диссертации А. В. Россохина «Психология рефлексии измененных состояний сознания», представленной на соискание ученой степени доктора психологических наук. В качестве официального оппонента я не только внимательно прочитал текст данной диссертации и подготовил соответствующий отзыв, но и с интересом следил за той дискуссией, которая развернулась между официальными оппонентами и диссертантом.
Выступавшие до меня двое официальных оппонентов столь подробно раскрыли основные концептуальные положения обсуждаемой диссертации, что у меня создалось впечатление, что я оказался, как говорится, «третьим лишним». Поэтому у меня не было необходимости подробно говорить об актуальности темы диссертационного исследования А.В. Россохина, о его новизне, эвристичности выдвинутых гипотез, достоверности фактов, обоснованности выводов и всего того, что требуется в соответствии с Положением ВАК, предъявляемым к докторским диссертациям и что нашло отражение в моем письменном отзыве, который месяц тому назад был представлен в данный диссертационный Совет.
Отведенное мне время я использовал для рассмотрения тех дискуссионных вопросов, которые были затронуты как в отзывах на автореферат диссертации, так и в выступлениях других официальных оппонентов.
Прежде всего я не нашел ничего удивительного в том, что обсуждаемая в диссертации А.В. Россохина проблема рефлексии остается, по мнению одного из выступавших, не до конца выясненной. Если бы эта проблема оказалась предельно ясной и не вызывающей никаких вопросов, то можно было бы рассматривать данную диссертацию как своего рода неудачу. Ее ценность как раз и состоит, на мой взгляд, в том, что она порождает желание и необходимость в продолжении исследований, связанных с пониманием существа и смысла рефлексии.
В самом деле, само название диссертации «Психология рефлексии измененных состояний сознания» включает четыре взаимосвязанные проблемы: рефлексии, измененных состояний сознания, рефлексии измененных состояний сознания и, наконец, психологии рефлексии измененных состояний сознания. Каждая из них по-своему значима, трудноуловима и дискуссионна.
Если учесть, что в современных условиях статус психологии как науки подвергается, по выражению одного из участников обсуждения, сомнению, то приходится констатировать необходимость в переосмыслении целого ряда ранее признанных концептуальных положений, включая проблематику рефлексии и измененных состояний сознания. Правда, мне представляется сам факт рассмотрения психологии как не относящейся к науке весьма удивительным на фоне многочисленных научных исследований в сфере психологического знания, тем более в рамках диссертационного Совета. Но, скорее всего, это удивление связано с моей недостаточной компетентностью в тонкостях и нюансах понимания отдельных аспектов психологии как таковой.
Скажу откровенно, внимательно ознакомившись с текстом диссертации, я испытал серьезные затруднения, поскольку попытался прибегнуть к рефлексии над психологией рефлексии измененных состояний сознания, чему посвящено исследование А.В. Россохина. Аналогичные затруднения я испытал вновь и после того, как прослушал вступительное слово диссертанта, изложившего основные положения своего исследования, а также выступления двух официальных оппонентов, которые достаточно глубоко разобрали содержащиеся в нем идеи, поделились своими соображениями и дали соответствующую оценку диссертации в целом.