Любовь лежит в основании культуры. Такова позиция Фрейда, явственно выраженная им в работе «Неудовлетворенность культурой» (1930), где он подчеркнул, что составляющая остов семьи любовь не отрекается от сексуального удовлетворения, сохраняет свою первоначальную форму и продолжает воздействовать на культуру, будучи заторможенной по цели и включающей проявление нежности.
Фрейд отдавал себе отчет в том, что, апеллируя к слову «любовь», исследователи, включая психоаналитиков, сталкиваются с неточностью употребления этого термина. Такая неточность имеет, как он считал, генетическое основание, поскольку под любовью чаще всего понимаются отношения между мужчиной и женщиной, устанавливающиеся для удовлетворения их сексуальных потребностей. В то же время любовь включает в себя также добрые чувства между родителями и детьми, братьями и сестрами, что предполагает проявление заторможенной по цели любви, именуемой нежностью. Когда-то на заре становления человечества заторможенная по цели любовь была вполне чувственной и таковой осталась в бессознательном и в наше время. Другое дело, что по мере развития любовь утратила однозначное отношение к культуре, в результате чего она вступила в противоречие с интересами культуры, с одной стороны, а культура стала угрожать любви различными ограничениями, с другой стороны.
Первые ограничения сексуальной жизни начались с фазы тотемизма, принесшей, по мнению Фрейда, запрет на кровосмешение, оказавшийся глубокой раной для любовной жизни человека. С установлением тотемистической экзогамии был вбит клин между нежными и чувственными стремлениями мужчины, что сказывается и сегодня на его любовной жизни. Посредством табу и закона были введены дальнейшие ограничения, касающиеся как мужчин, так и женщин. Культура поставила под запрет также проявление детской сексуальности и тех форм выражения реализации сексуальности взрослых, которые не ограничивались только и исключительно продолжением человеческого рода. Другое дело, что культура заходит в этом слишком далеко и ее требования одинаковой для всех сексуальной жизни не учитывают различий во врожденной или приобретенной конституции людей, отнимают у них значительную часть сексуального наслаждения, не способствуют проявлению их индивидуальности.
Разумеется, благоприятная конституция позволяет некоторым людям находить счастье в любви. Фрейд считает, что такое вполне возможно. Только необходимо учитывать те психические изменения самой функции любви, которые имеют место в подобных случаях. Речь идет о том, что главная цель у таких людей может смещаться на собственную любовь. От потери любимого объекта они могут защищаться тем, что их любовь направляется не на отдельный объект, а в равной степени на всех людей. Избегая изменчивости половой любви и разочарований в ней, эти люди исповедуют всеобщую любовь, чаще всего граничащую с религиозным восприятием мира и идеальным культурным требованием, предъявляемым прежде всего христианством и отраженным в заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Фрейд исходил из того, что любовь человека является для него самого безусловной ценностью, и он не может безответственно разбрасываться ею. Любовь налагает на человека определенные обязательства, для выполнения которых ему приходится идти даже на жертвы. И если он любит другого человека, то тот должен хоть как-то заслужить эту любовь. Это предполагает, что заслуживающий любовь другой человек в чем-то важном похож на любящего, то есть в нем любят самого себя, или он совершеннее, и тогда в нем любят идеал собственной личности. Но если он чужд человеку, не привлекает его никакими собственными достоинствами, не вызывает никаких позитивных чувств, то любить его трудно. Кроме того, если рассматривать любовь как предпочтение, то отождествление любви к чужаку с любовью к близким людям может расцениваться последними в качестве несправедливости.
Отсюда напрашивается вопрос: если предписание «Возлюби ближнего своего, как самого себя» психологически не действенно и практически не выполнимо, то какой смысл настаивать на его соблюдении? Тем более, что другой человек подчас не только не вызывает никакого уважения, но и готов оскорбить, оклеветать и даже причинить вред. Другое дело, замечал Фрейд, если бы соответствующая заповедь звучала следующим образом: «Возлюби ближнего своего так, как он любит тебя». А если учесть, что человек отнюдь не мягкое и любящее существо, как это подчас принято считать, и что его влечения содержат значительную долю агрессивности, то следует признать ту истину, согласно которой ближний является для него не только возможным помощником или объектом бескорыстной любви, но и средством удовлетворения агрессивности и похоти.
В новом цикле лекций по введению в психоанализ (1933 [1932]) Фрейд обратил внимание на проблему женственности, пожалуй, меньше всего разработанную в то время в психоанализе, и в связи с этим рассмотрел некоторые аспекты любви. В частности, он подчеркнул, что притязания любви ребенка всегда безмерны, требуют исключительности и не допускают никакого разделения, что обусловлено природой детской сексуальности, а именно той двойственностью, которая связана с чрезмерными притязаниями любви и невыполнимостью сексуальных желаний. Кроме того, он еще раз высказал мысль, согласно которой ранняя привязанность ребенка к объекту, как правило, амбивалентна, наряду с сильной любовью всегда имеется значительная склонность к агрессии, и чем более страстно ребенок любит объект, тем более восприимчив он к разочарованиям, в результате чего любовь оказывается не в состоянии противостоять накопившейся враждебности.
И, наконец, Фрейд пришел к важной идее, связанной с попыткой рассмотрения возможных истоков отхода от женственности как реакции маленькой девочки на фаллическую мать. В основе этой идеи лежало положение о том, что первоначально любовь девочки относилась к фаллической матери, затем, с открытием кастрированности матери, она отказывается от нее как объекта любви, а накопленные мотивы враждебности одерживают верх. Это ведет к обесцениванию женщины в глазах девочки, что может сказаться в дальнейшем на ее уходе от женственности. Возможны и другие последствия, но главное заключается в том, что, согласно Фрейду, быть любимой для женщины – более сильная потребность, чем любить, а любовь мужчины и любовь женщины имеют психологически различные фазы.
Основатель психоанализа поставил перед собой сложные вопросы, связанные с глубинным пониманием того, что принято называть сексуальностью и любовью. Вполне очевидно, что ему не удалось найти исчерпывающие ответы на столь непростые вопросы, которые стоят перед многими исследователями, включая современных психоаналитиков, и поныне.
Несомненно лишь то, что Фрейд рассматривал половую любовь в качестве одного из главных содержаний жизни человека, а соединение физического и духовного удовлетворения в любовном наслаждении – наивысшего проявления ее. Несомненно и то, что состояния здоровья и болезни человека напрямую соотносились им с любовью. Во всяком случае он исходил из того, что в конечном счете человеку необходимо начать любить для того, чтобы не заболеть, и остается только заболеть, когда в результате собственной несостоятельности лишаешься возможности любить.
Последующее развитие теории и практики психоанализа сопровождалось переосмыслением идей Фрейда о сексуальности и любви. Одни психоаналитики сосредоточили свое внимание на феномене сексуальности, сконцентрировав свои усилия на раскрытии функций оргазма. Другие сместили акцент на исследование различных форм любви. Проблематика сексуальности и любви нашла свое отражение во многих трудах психоаналитиков (В. Райха, М. Кляйн, К. Хорни, М. Балинта, Э. Фромма, Р. Мэя, О. Кернберга и др.).
В. Райх исходил из того, что сексуальность является центральной точкой, вокруг которой развивается как индивидуальный мир человека, так и вся социальная жизнь. Если Фрейд, вскрывший различие между актуальными неврозами, представляющими собой непосредственное выражение застойной накопленной сексуальности, и психоневрозами, в основе которых лежат кровосмесительные фантазии и бессознательные сексуальные представления, сосредоточил свое внимание на последней группе психических заболеваний, то Райх обратился к углубленному изучению первой группы заболеваний. Основываясь на клинических данных и отталкиваясь от взглядов Фрейда на природу актуальных неврозов, он пришел к заключению, что застойный невроз является физическим нарушением, вызванным к жизни неудовлетворенным, неверно направленным половым возбуждением. Отсюда следует, что именно на основе поначалу безобидного сексуального торможения, обусловленного актуальной ситуацией, возникает хронический психоневроз, характеризующийся инфантильным содержанием сексуальных переживаний.
Если Фрейда интересовала главным образом догенитальная сексуальная деятельность ребенка, то Райх обратился к рассмотрению генитальных нарушений как важнейших симптомов невроза. Фактически он пошел дальше основателя психоанализа, поскольку утверждал, что, во-первых, тяжесть психического заболевания любого рода непосредственно связана с тяжестью генитального нарушения и, во-вторых, успех лечения напрямую зависит от возможности достижения полного генитального удовлетворения. Это привело Райха к выдвижению представления об оргастической импотенции и теории оргазма, в соответствии с которой при половом акте сила удовольствия в момент оргазма зависит от величины сексуального напряжения, сконцентрированного на генитальной сфере и не сопровождающегося страхом, отвращением или какой-либо фантазией.
До Райха в психоанализе внимание обращалось, как правило, на два вида потенции – эрективную и эякулятивную. Согласно его взглядам, оба вида потенции являются необходимым предварительным условием оргастической потенции, представляющей собой способность без каких-либо торможений предаться потоку биологической энергии и достичь с помощью непроизвольной конвульсии, вызывающей наслаждение, разрядки застоявшегося с