Как-то Ференци упрекал Фрейда в том, что тот не до конца проработал все его комплексы, переносы, а также не обратил внимание на скрытый негативный перенос или не захотел проявлять недружелюбное отношение к нему в процессе анализа. В ответ на эти обвинения основатель психоанализа высказал одно существенное для понимания психоанализа соображение. В одном из своих писем Ференци он заметил, что задача психоаналитика состоит не в том, чтобы лишить пациента присущих ему комплексов, а в том, чтобы научить его жить с ними, не прибегая при этом к невротическому бегству в болезнь.
Рассматривая вопрос о завершенности или незавершенности анализа, Фрейд особо подчеркнул, что нормальность в целом – это не что иное, как «идеальная фикция». Психоаналитическая терапия стремится только к такому изменению человека, при котором он все же остается самим собой, со всеми своими страстями и желаниями, влечениями и переживаниями. Но в то же время, и это главное, человек становится способным к переосмыслению предшествующего опыта решения проблем и конфликтов, приведших его к психическому расстройству, и осознанию новых возможностей организации своей жизнедеятельности.
По своим внутренним интенциям психоаналитическое лечение не предусматривает превращения человека в бесчувственный автомат, лишенный каких-либо человеческих страстей вообще. Оно не выступает в качестве технического средства, предназначенного для стерилизации всего и вся ради абсолютной нормальности индивида. Напротив, психоанализ включает в себя установку на пробуждение жизненных сил человека, связанных с устранением шор и иллюзий (включая представления об абсолютной нормальности) и возможностью реализации его естественных желаний с соответствующими огорчениями и радостями, сомнениями и переживаниями. Другое дело, что некоторые психоаналитики интерпретировали и модифицировали основополагающие идеи Фрейда. В результате психоанализ стал ассоциироваться в умах многих людей с терапией, предназначенной для стирания различий между индивидами, лишения их индивидуальности, приглушения страстей, приспособления к тому миру, в котором нет личностей, а есть вещи, объекты, объектные отношения.
В конечном итоге вопрос о завершенности анализа оказывается тесным образом связанным с ответом на другой вопрос: каковы цели аналитической терапии и в чем они конкретно состоят.
Изречения
З. Фрейд: «Каждый нормальный человек нормален лишь в среднем, его Я приближается к Я психотика в той или иной части, в большей или меньшей мере, а степень удаления от одного конца ряда и приближения к другому будет пока для нас мерой того, что мы столь неопределенно назвали „изменением Я“».
З. Фрейд: «Анализ нельзя считать законченным, пока не поняты все неясности данного случая, не заполнены пробелы в воспоминаниях, не найдены поводы к вытеснениям».
З. Фрейд: «Никто не ставит себе целью стереть все человеческие особенности во имя схематической нормальности и не требует, чтобы „основательно проанализированный человек“ не испытывал страстей и не переживал внутренних конфликтов. Анализ должен создать наиболее благоприятные психологические условия для функций Я; тем самым его задача была бы завершена».
Вынесенный в название заголовок может вызвать справедливый вопрос – почему говорится о целях, а не о цели психоаналитической терапии? Казалось бы, любая терапия, включая и психоаналитическую, по определению имеет одну конечную цель – выздоровление человека, обратившегося за помощью к соответствующему специалисту. И хотя методы лечения могут быть разными, тем не менее конечная терапевтическая цель остается неизменной.
В подобном понимании конечной цели психотерапии есть резон, так как с точки зрения здравого смысла любая терапия предполагает ориентацию на то, чтобы больной человек стал здоровым. Возможно, поэтому в психоаналитической литературе основное внимание акцентируется на переосмыслении концептуальных и инструментальных аспектов психоанализа, в то время как цель аналитической терапии не подвергается сомнению и воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Вместе с тем развитие теории и практики психоанализа с неизбежностью приводит к пониманию того, что постулируемая таким образом цель психоаналитической терапии является скорее нравственным императивом, чем конкретной составляющей аналитического процесса. И дело не только в том, что патология и норма, болезнь и здоровье – относительные понятия, зависящие от индивидуально-личностного и социокультурного видения взаимоотношений между человеком и обществом, и, следовательно, цель терапии не представляется столь однозначной, как это может показаться на первый взгляд. Важно также иметь в виду, что в реальной практической деятельности психоаналитическая терапия является многоцелевой. Не случайно первоначально намеченная Фрейдом цель аналитической терапии корректировалась и изменялась по мере более чем столетнего периода развития психоанализа.
На начальном этапе становления психоанализа целью терапии было освобождение пациента от его защемленных аффектов путем прорыва через инфантильную амнезию к патогенным травмам раннего детства, воспроизведения их в памяти и соответствующего отреагирования. Словом, цель аналитической терапии состояла в освобождении пациента от страданий, возникших вследствие его незнания причинной связи между болезнью и инфантильными переживаниями.
Однако вскоре для Фрейда стало очевидным, что патологическим является не это незнание само по себе, а его причины, кроющиеся во внутренних сопротивлениях пациента и поддерживающие данное незнание. На основе подобного понимания целью аналитической терапии становится преодоление сопротивлений пациента. Если быть более точным, то цель терапии такова: в описательном смысле – восполнение изъянов воспоминаний пациента путем установления утраченных связей между прошлым и настоящим; в динамическом отношении – преодоление в сопротивлении вытеснения.
В соответствии с этой целью в теории психоанализа рассматриваются разнообразные виды сопротивлений, а в практике психоанализа разрабатываются соответствующие техники, способствующие преодолению различных по формам и интенсивности проявлений сопротивлений, включая сопротивление против раскрытия сопротивлений. В рамках постулируемой цели перенос как важная составная часть психоаналитической терапии выступает в качестве сопротивления, и поэтому разрабатываемые техники лечения касаются и сопротивлений, и невроза переноса.
С введением в психоанализ структурных представлений о психическом аппарате, что нашло свое отражение в работе Фрейда «Я и Оно» (1923), целью психоаналитической терапии стало оказание помощи пациенту в устранении дефектов Я, связанных с его защитными механизмами и адаптационными функциями. Психоаналитическая максима «где было Оно, должно стать Я» включает в себя методологическую установку на осознание не только вытесненного бессознательного, но и бессознательных чувств вины, не являющихся результатом вытеснения, но оказывающих на человека не менее, а нередко и более патогенное воздействие.
Акцент многих психоаналитиков на объектных отношениях и механизмах защиты Я способствовал созданию разнообразных психоаналитических техник. Они предназначались для выявления раннеинфантильных (не только эдипальных, но и доэдипальных) патогенных состояний, преодоления сопротивлений пациентов и разрешения невроза переноса. Одновременно происходило изменение цели терапии. В результате практика психоанализа стала более ориентироваться на структурные изменения в психике пациента, предполагающие его нормальную с точки зрения существующих экономических, политических и социокультурных условий адаптацию к жизни. Эта тенденция нашла свое отражение как в «психологии Я», представленной работами А. Фрейд, X. Гартмана и других аналитиков, так и в «психологии Самости», разработанной X. Кохутом и его последователями.
Похоже, что на современном этапе развития психоанализа психоаналитическая терапия довольствуется именно этой целью. Впрочем, большего от нее и не требуется по отношению к тем пациентам, у которых внутриличностные конфликты являются результатом пониженной или нарушенной адаптационной способности Я.
Но аналитику приходится иметь дело и с такими пациентами, внутриличностные переживания которых обусловлены индивидуальными особенностями, не вписывающимися в рамки схематической нормальности. По крайней мере, с точки зрения общества, официальных медицинских учреждений и тех специалистов, включая аналитиков, к которым они обращаются в надежде на облегчение их страданий. Очевидно, что при работе с подобными пациентами ориентация аналитика на структурные изменения Я с целью нормального функционирования в жизни в лучшем случае может привести к разочарованию их в психоанализе. Ведь адаптация к социокультурному миру не является для этих пациентов столь проблематичной, как это может показаться на первый взгляд. В худшем же случае психоаналитическая работа приведет к нивелировке их индивидуальных особенностей до схематической нормальности, в результате чего они окажутся здоровыми с точки зрения общества, но не состоявшимися людьми в плане возможной реализации присущих им уникальных задатков, способностей и дарований.
Психоаналитику приходится иметь дело иногда и с такими пациентами, заболевание которых оказывается не только лучшим, но порой единственным способом их существования в условиях жизни, порождающих и постоянно воспроизводящих невыносимые конфликтные ситуации. В этом случае нацеленность аналитической терапии на обретение человеком адаптационных способностей в существующих условиях жизни может привести к тому, что его исцеление окажется неоправданной жертвой, более тяжкой и невыносимой, чем прежнее заболевание.
Таким образом, следует, по всей видимости, говорить не о единственной, пригодной на все случаи жизни цели аналитической терапии, а о ее целях, которые меняются в зависимости от индивидуально-личностных особенностей пациентов и их конкретных исторических условий жизни. Строго говоря, речь идет не о целях аналитической терапии, а о целях аналитика, предопределяющих направление его терапевтической деятельности не вообще, а при работе с теми или иными пациентами, каждый из которых является уникальной личностью.