Гленвиар потер лоб, стараясь отвлечься от своей вселенской злости на всех и вся, и хмуро спросил:
— О каком результате речь?
— Накопители, повелитель! Видите в них магию? А они давно уже были пусты! Магия появилась во время вашей сегодняшней встречи с Лерой. Вы уже счастливы?
Счастлив?!
— Безумно, — проворчал Гленвиар. — Что за чушь? Какая магия, какое счастье?!
Главный советник приплясывать прекратил. Он положил накопители на стол, уставился на мрачного Золотого Дракона и спросил задумчиво:
— Но какие-то положительные эмоции вы во время беседы с Лерой испытали? Магия же не могла возникнуть случайно! Припомните — что-то радостное обязательно должно было случиться.
— Радостное? Хм… Один раз я рассмеялся — это считается?
Теперь все взгляды выражали ошеломление. Советники выглядели так, словно он сообщил, что отныне солнце будет синего цвета. Можно подумать, он никогда не смеется! Гленвиар задумался — а когда он в последний раз смеялся? В голову приходили только воспоминания ранней юности, хоть драконы никогда не жаловались на провалы в памяти… Он так давно не смеялся, что нынешнее поколение советников никогда не замечало за ним такого проявления эмоций?
— Браво Лере! Какая женщина! Удивительнейшая! — воскликнул Селиан, выдергивая Гленвиара из размышлений на тему смеха и его отсутствия.
Эриас расплылся в широкой улыбке и поддержал товарища:
— Вы будете счастливы, повелитель!
Дракон скептически закатил глаза и ответил:
— Лера порой напоминает мне тебя, Эриас.
— Меня? — поразился главный советник и озадаченно затеребил длинную седую бороду. — Чем может молодая женщина напоминать меня?!
— Своей готовностью верить в невозможное, — усмехнулся Гленвиар.
Неужели сегодня, беседуя с этой невыносимой ведьмой, он действительно испытал толику счастья? С чего бы и когда именно? Может, в тот момент, когда поверил, что Лера на самом деле готова смириться с его всевозможными инстинктами и рефлексами? Это было счастье принятия? Счастье, что его принимают таким, каков он есть, не отшатываются с воплем и не заявляют, что исполнение договора невозможно и он сгорит таким же несчастным, как все бескрылые драконы? Он до сих пор не мог поверить, что она специально провоцировала его сегодня, старательно наблюдая за реакцией на ее слова. Ее глаза за стеклами казались маленькими голубыми кружочками в обрамлении щеточек-ресниц, они смотрели на него пытливо и… дружелюбно. Она не выказала бурного негодования и после последних его признаний — только нахмурилась и поникла, но потом распрямила плечи и пробормотала под нос: «Работаем с тем, что есть, диагнозы клиентов не зависят от нашего желания». Наверное, она думала, что он не слышит, но у драконов чуток не только нюх.
Гленвиар обвел взглядом всех собравшихся в зале советников. Чьи-то глаза выражали потаенный страх и покорность, чьи-то — спокойное признание его авторитета и непоколебимости его власти. До сих пор все женские глаза, в которые ему доводилось пристально заглядывать после взросления внутреннего зверя, выражали только такой же страх и обреченную покорность. В глазах же Леры не было ни страха, ни смирения, ни признания его власти и авторитета, что не только бесило, но и вызывало жгучий интерес и попытки внутреннего дракона сломить сильнее, принизить, поставить ее на место. Ощущая ярость своего дракона, Гленвиар понял, что не хочет видеть, как его зверь растопчет это чувство достоинства, независимости и самоуважения, что столь явно демонстрирует Лера. Ему-человеку она нравилась такой как есть. Она напоминала мужчину не только одеждой, но и способностью уживаться с драконом, не теряя себя. Как Эриас и Селиан. Как немногие другие. Гленвиар отчетливо представлял себе грядущее испытание: она будет по-прежнему пытаться командовать им, указывать, как ему поступать (и умом он соглашался с тем, что ему следует прислушиваться к мнению иномирного специалиста по счастью в браке, а не кидаться на него с рычанием за то, что она просто выполняет свою работу), а он в ответ будет подвергать ее унизительным гипнотическим атакам, психологическому насилию, как она говорила. Вопрос: насколько быстро эта Лера сдастся? А если не сдастся?
Гленвиар качнул головой и дал знак к началу совещания. Вскочил советник по медицине и стал отчитываться о текущих делах и проблемах больниц и пунктов оказания срочной неотложной помощи. Гленвиар слушал и сам не заметил, как его мысли вновь свернули к Лере, «семейному психологу», как она себя именует. «Психолог» — необычное название, в его мире такой профессии нет. Он сперва думал, что странные стекла на ее лице — специальный магический прибор, возможно — позволяющий читать мысли собеседника, но Эриас объяснил, что эти стекла в металлической оправе в мире Леры носят люди с плохим зрением, чтобы лучше видеть. В любой стране его мира болезни глаз быстро излечивались в больницах и таких стекол никто не носил. Правда, в настоящее время оказание подобных услуг было приостановлено: из-за режима усиленной экономии магии в больницах работало лишь то оборудование, которое помогало спасти людей от смерти или серьезных увечий, а болезни глаз к таковым не относились, их можно было отложить на потом. Если в его страну вернется магия, то у Леры пропадет надобность в этих стеклах — ее вылечит любой врач. Впрочем, если он обретет крылья, то сам мигом ее излечит — он задолжает ей куда больше, чем здоровье ее сына и глаз…
«Интересно, как она выглядит без этих стекол и с распущенными волосами?» — мелькнула в голове Гленвиара совсем уж странная мысль. Он встряхнулся и вернул внимание к докладу. Положение страны было слишком удручающим, чтобы ее правитель мог отвлекаться на глупости вроде женских глаз и волос. Этого добра у него и в гареме хватает!
Радостным было только выступление советника внешних сообщений, который доложил, что от Оранжевых поступила новая большая партия магии в компактных переносных накопителях. Советники сельского хозяйства и промышленности с пеной у рта принялись доказывать, что именно их отраслям магия необходимей всего, и Гленвиару пришлось делить и распределять драгоценный запас так, чтобы никто не ушел обиженным и обделенным.
В конце совещания Гленвиар попросил задержаться главного и военного советников. Как только за остальными закрылась дверь, Селиан шумно выдохнул, прошел к бару с напитками и плеснул себе порцию бренди.
— Ненавижу политику, — проворчал он, закидывая в рот кусочек горького шоколада и грея в ладонях широкий бокал, прежде чем сделать глоток. — Как меня угораздило согласиться стать советником, не понимаю! Вы меня тогда заколдовали, повелитель, не иначе. Грызутся, как крысы в банке, каждый на себя короткое одеяло тянет, будто можно выжить в одиночку! У меня каждый солдат знает, что без плеча товарищей он быстро станет мертвецом, а эти…
Селиан махнул рукой и глотнул бренди.
— Не переусердствуй со спиртным, а то сегодня у меня не будет достойного спарринг-партнера в оружейном зале, — предостерег Гленвиар, — а мне необходимо сбросить пар. Эриас, ты вернешь мой меч или мне еще год его дожидаться?
— Верну хоть сейчас, — откликнулся главный советник. — Вечером буду ждать вашего мнения о внесенных в него усовершенствованиях.
— Само собой. А теперь к теме нашего собрания: Селиан, что в других точках прорывов?
Военный советник подошел к карте и начал рапортовать:
— Здесь и здесь моим ребятам удалось найти такие же матово-черные квадраты отполированного камня. В других местах пока ничего не обнаружили, но поиски сильно затрудняются тем, что в горах много снега, а магические поисковики ничего не показывают: местные колдуны, привлеченные к поискам, ничем помочь не могут. Они так же ничего не чувствуют, как Эриас в месте последнего прорыва. Если бы вы тогда не ощутили магию камня, то мы бы и вчера ничего не обнаружили. Сейчас хоть ясно, что искать, но координаты мест довольно приблизительные, а найти в скалах один-единственный камень, который ничем себя не проявляет, — задача не тривиальная.
— Хорошо, примем за рабочую гипотезу, что подобные камни в конце концов найдутся везде. В этих двух местах замечены следы прежних посетителей?
— Нет. Но вот этот прорыв был совершен первым, три года тому назад, так что следы давно замело, если они и были. Тут тоже ничего не нашли — это нарушение границы полуторагодовалой давности. Сейчас мой штаб рассчитывает максимально точные координаты всех магических камней, имея на руках три конкретные точки местоположения камней плюс координаты центра окружности: лаборатории в северной башне. Если эти камни установлены на абсолютно точном расстоянии по дуге друг от друга, то это сильно ускорит их поиски. Уже сутки корю себя, что не заметил тенденции в расположении этих точек: если бы я спохватился раньше, мы могли бы устроить засаду в одном из этих мест!
— Ты же исследовал каждый случай в отдельности, в разное время, прорывались вторженцы то с юга, то с севера, а не по порядку, так что картина прояснилась лишь в финале, это логично, — возразил Гленвиар. Спросил глухо: — Место гибели отца исследовали?
— Да, но пока ничего.
— Я вот думаю: если все камни ведут себя одинаково, то почему последний из них застал вторженца врасплох? — принялся размышлять вслух Эриас. — Или он сознательно пытался его активировать и при этом чуть не лишился всего резерва, судя по количеству расплавленного им снега и величине повисших на уступе сосулек?
— Эта точка на окружности находится на противоположной дуге от места гибели моего отца, — задумчиво сказал Гленвиар. — Эти камни явно образуют магическую цепь неясного назначения, а сложные по структуре сети часто имеют две точки залива магии, максимально удаленные друг от друга.
— Согласен, — кивнул Эриас. — Похоже, нарушитель наших границ думал, что точка залива одна — там, где погиб прошлый правитель нашей страны, и не ожидал, что с другой стороны его ждет такой сюрприз.
— Мы же предполагаем, что нарушителем был дракон, а он знает о магии и магических цепях не меньше нашего, — напомнил Селиан. — Он обязан был предполагать, что в двух самых отдаленных точках на противоположной дуге — здесь и здесь — его может ждать подвох.