«Станьте прямо, пятки вместе,
Руки в стороны расставьте,
Открывайте рот пошире
И кричите букву «А»!..
К вам директор магазина
Подползет и скажет маме:
«Заберите все бесплатно,
Пусть он только замолчит»[40].
Зато с возрастом и кричать букву «А» становится некому — разве что собственному отражению в зеркале, и на нервного директора надежды никакой. Приходится искать другое средство для получения необходимого и желательного.
Детская привычка к манипуляции нередко перерастает в паттерн ипохондрии. Это один из способов привлечь к себе внимание окружающих. И способ чрезвычайно мощный. Вот потому-то им пользуются как мужчины, так и женщины, как младшее, так и старшее поколение. Закоренелый ипохондрик, избавившись от своей болезни (или псевдоболезни), ощутит не столько облегчение и радость, сколько тоску и неуверенность: ведь он теперь совсем другой — здоровый и самостоятельный. Это значит, что придется зарабатывать, а не выпрашивать внимание окружающих. А он не знает как. Ипохондрия выступает в роли эмоционального наркотика и развивается аналогичным образом. Привыкание начинается с регулярно возникающей эйфории: я классный, у меня все вышло, все получилось, я своего добился и опять добьюсь! Привычка закрепляется, ответственность переходит в чужие руки, деятельные, созидательные способности самого ипохондрика-манипулятора планомерно утрачиваются.
В целом, подсаживаясь на сочувствие и сострадание, человек рискует жизнью — буквально. Вместо реализации собственных планов ему придется довольствоваться тем, что смогут (захотят) воплотить в жизнь его «агенты»; а вместо полноценного общения — эрзацем в виде нескончаемого хора, напевающего из стихотворения уже другого писателя, Дмитрия Пригова: «Ах ты, бедное мое, детка ненаглядная, // Дай тебя я пожалею, // Ты сиди уж, не высовывайся». И в результате настоящую жизнь сменяет неудобоваримая имитация. Ради чего такие жертвы? Ради безопасности. Ради защиты от внешнего прессинга. Ради возможности всегда оставаться юным и безответственным. Отсюда и такое количество манипуляторов, психологически неблагополучных и склонных депрессии.
Опрометчивое, инфантильное поведение способствует формированию и развитию страха перед жизнью. Вкупе со склонностью к депрессии, с тревожным состоянием, с неуверенностью в себе он провоцирует разные расстройства личности. Их симптомы — не что иное, как гипертрофия черт определенных психологических типов. А также «переразвитие» средств психологической защиты, вызванная страхом. Причем все эти отклонения и странности (о которых мы расскажем в шестой главе нашей книге) похожи на детское и подростковое поведение, и в особенности — на так называемый «переходный возраст». Личность как бы застревает между юностью и зрелостью, снова и снова переживая все проблемы, свойственные этому переходному этапу.
Если человек не выработает в себе умение «договариваться с миром и людьми», он никогда не повзрослеет. Ему будет проще создать воображаемую действительность, в которой он сыграет роль центрального персонажа — героя, злодея, неважно, лишь бы это была определенная, стабильная позиция, привлекающая всеобщее внимание. Действуя в рамках четко обозначенной роли и выполняя известные правила игры, личность экономит на мобильности: здесь, в упрощенной реальности, можно и выбора никакого не делать, и задачу адаптации к действительности не решать, и вообще вести себя так, словно ты уже заглянул в конец задачника, выяснил ответ и все про всех — в том числе и про себя — знаешь. И не прожить свою жизнь, а играть в психологические игры до самого ее конца.
Процесс взросления вообще непростой, чреватый разочарованиями не только в окружающем мире, но и в себе любимом. Из-за них у молодого человека появляются сомнения в собственной ценности, он перестает верить в себя как в личность, достойную успеха.
А такие сомнения провоцируют пустые мечтания. Или непродуктивные действия. Индивид, взрослый внешне, но еще не повзрослевший внутренне, терзается мыслями, что его триумф затерялся где-то «там, за туманами», да и то не наверняка. А уж зрелище дли-и-и-и-и-инной дороги жизни с довольно однообразными ландшафтами по обе стороны прямо убивает. И тогда на помощь страдальцу приходит «альтернативная реальность», фата-моргана, создаваемая психологической зависимостью. Губительный мираж, уводящий в сторону от единственно верного пути. Да, создавать себя трудно. На это уходят десятилетия. Но оно того стоит.
Глава 4. Наука оживать
Реальность — это иллюзия, вызываемая отсутствием алкоголя.
Несчастье, вошедшее в привычку
Почему же все-таки одни люди предпочитают спасать иллюзию, а другие — себя? Во-первых, на выбор влияют особенности психотипа, во-вторых, индивидуальная система ценностей, а в-третьих, это своего рода соревнование страхов. Как известно, страх — одна из самых мощных мотиваций. Она может приостановить все прочие, включая голод и жажду. Но только до определенной черты. Антилопа гну чрезвычайно боится крокодилов, поджидающих стадо у переправы. Но если она не переплывет реку, ее ждет смерть. И животное прыгает в воду. Если бы все эти гну знали другую возможность оказаться на другом берегу — скажем, по мосту или на пароме — ни одна особь не полезла бы крокодилам в пасть. Голодали бы, томились, но парома дождались. И до моста дошли бы, даже с ног валясь от усталости. И человек в отношении страхов ненамного отличается от братьев наших меньших: если бездействие обрекает его на гибель, он рискнет. А если бездействие не смертельно, и жизнь продолжается — пусть плохонькая, но все-таки жизнь… Зачем чинить то, что еще работает? Когда сломается, тогда и починим. И встает вопрос: какой страх победит — страх перед аддиктивной полужизнью в ожидании конца или страх перед грядущими переменами и капитальным ремонтом мировоззрения, который неизвестно чем кончится?
Конечно, в этом деле здорово помогает надежда на победу, но где ее взять, надежду-то? «Пессимизм — это настроение, оптимизм — воля», как сказал Ален, французский литературный критик. Но авторам кажется, что пессимизм — это не настроение, а построение. Этакое корявое, но прочное сооружение, безнадежно портящее внутренний ландшафт… Зато оптимизм — это действительно воля. Значит, его можно закалить. Не заполучить извне, а закалить имеющийся. Разобрать избушку пессимизма на курьих ножках фобий, разогнать обосновавшихся в ней кикимороподобные стереотипы и возвести более комфортабельное построение. Чтобы вашему «Я» было где поселиться. Для этих целей необходимо депрессогенную систему видения мира разломать, вернее, распутать, словно паутину, планомерно обрывая связи, ведущие от диатеза к стрессу.
Ведь психологический диатез — как и любой другой — успешно лечится. Но следует учесть, что телесная уязвимость успешно понижается лекарствами, зато психологическая уязвимость от лекарств только страдает. Зависимость от антидепрессантов — одна из самых тяжелых. Механическое улучшение самоощущения разрушает личность, делает ее безвольной и податливой — иными словами, действует так же, как негативная триада. Следовательно, лучше пользоваться теми средствами, которые выберет сознание, а не подсознание. И еще неплохо бы поверить в заповедь Железной Леди, премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер: «90 % наших забот касается того, что никогда не случится». А в переводе на русский: «У страха глаза велики».
Вообще, эмоциональный настрой в основном есть фактор внешнего воздействия. Кто-то или что-то настраивает нас на благоприятные или неблагоприятные прогнозы, а наша личность поддается влиянию — в большей или меньшей степени. Формирование позитивного настроя на индивидуальном уровне — дело тонкое. А вот создать негативный настрой куда как несложно — что на индивидуальном, что на массовом уровне. Пара неласковых слов от близкого родственника, многозначительное хмыканье сослуживца, жутковатый сюжет на экране телевизора, неприятное известие в газете, неподвижная пробка на дороге, недостаток витаминов в организме — все, день испорчен. А то и неделя. Из-за внешних или внутренних причин некоторые люди склонны считать «безнадегу» долговременным или даже окончательным состоянием. И зависают в депрессивном настроении на годы и годы.
Психологи признают: «некоторых — даже искаженных — схем человек может придерживаться с твердой убежденностью, делая их тем самым резистентными[41] к изменению. Отчасти так происходит от того, что мы, как правило, не вполне осознаем наши схемы»[42]. Пользуясь из года в год приемами, содержание и последствия которых никогда не подвергались ни критике, ни анализу, человек упускает шанс измениться к лучшему. И не видит возможностей для развития собственной личности. Ему кажется, что он следует единственным путем. Ошибочное мнение, основанное на упорном нежелании осознать, что ты делаешь и почему. Результатом подобных «несознанок» может стать серьезный конфликт личности с социальной средой. И конфликт с собой — тоже нешуточный, ведущий темными путями пессимистического романтизма и стихотворными тропами через вечно живую тематику: «Я не нравлюсь судьбе, а себе — еще меньше». Хорошо, если эти конфликты целиком «изольются в песне» и приведут всего-навсего к регулярному участию в Грушинском фестивале.
Опровергая мнение жестоких противников пессимистического романтизма, должны заметить: творчество бардов — не самый губительный выход для личности, у которой с реальностью проблемы. Сублимация[43] отрицательных переживаний в стихосложение, конечно, может вызывать стресс у родни романтического пессимиста, заглянувшей на чашку чая с плюшками. Зато сам пессимист, вероятно, получит дозу позитива. А родня, в свою очередь, поймет, что за плюшки, поданные к чаю, придется заплатить аплодисментами, а не разговорами на тему «Нам бы твои проблемы! Вот у нас, между прочим…» Как говорится, кто к нам с негативом придет, от негатива погибнет.