Нередко носит бороду. Тоже иногда из-за «некогда». Но не только. Борода увеличивает лицо, скрывает «неволевой» маленький подбородок, придает впечатление агрессивности, если она коротко-остроконечная, как у Ленина. Борода – это еще и признак нонконформизма, бунтарства. Но это сейчас, когда больше голых мужских лиц. А когда бороды были в моде, и бояре хвастались длиной бороды, паранойяльный Петр I сам брился и им бороды стриг!
Движения паранойяльного часто порывисты, он энергично жестикулирует, стучит по столу, опирается руками на трибуну. Выбрасывает вперед руку, указывая путь в будущее или направляя на кого-либо свой указующий перст: кто виноват и что делать. Часто он очень подвижен, даже вертляв. Но может быть и нарочито-величественно спокоен, когда другие суетятся; он после произведенного впечатления может медленно собрать папку с бумагами или медленно раскрыть портсигар и закурить сигарету, намеренно спокойно раскурить трубку.
Паранойяльный обычно не светский человек. Он не целует дамам руки, высмеивает тех, кто это делает. Презирает смокинги, иногда даже галстуки.
Танцы не его хобби, он ими пренебрегает (это ведь несерьезное дело); если все же приходится танцевать, делает это неуклюже и старается быстро перейти на другие виды светского общения. В ресторане – застольная деловая беседа, и только. В клубах в карты не играет, и в рулетку тоже. Можно заключить, что в целом имидж паранойяльного отличается определенной небрежностью – ему некогда. Но все это – только обычно. Он может и, наоборот, находить во всем этом одно из средств для процветания, успеха в достижении своих целей. Максим из «трилогии о Максиме» даже в бильярд научился играть. Если очень надо для дела, для успеха начинаний, если паранойяльный понимает, что встречают по одежке и от имиджа зависят карьера и любовь, он следит за имиджем, уделяет внимание аксессуарам, и тогда «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Но паранойяльный есть паранойяльный, он может, и с пониманием всего этого, заявить: любите меня таким, какой я есть. В то же время одежда, ногти и тому подобное легче поддаются в нем коррекции, чем громогласность, перебивание собеседника, навешивание ярлыков.
Любопытно: притом что паранойяльные вполне самостоятельны и даже навязывают свои вкусы и взгляды, они хотят быть похожими на кого-нибудь из явно великих людей. На пророков прошлого. На Иисуса Христа, на Маркса. Но не на своих современников, здесь они по-истероидному стараются отличаться и быть оригинальными.
Отнесем к имиджу и почерк. Он у паранойяльного человека рваный, размашистый, буквы угловатые. Написанное часто трудно разобрать, много сокращений. Его рукописи понятны только ему самому и «посвященным». Поэтому паранойяльный старается обрасти секретарями, которые все в нем знают и приемлют. Подпись часто оригинальна и витиевата. Иногда символична.
Псевдонимы
Паранойяльные нередко придумывают себе псевдонимы. Причем это не для целей сокрытия своего имени, а для значительности. Потому что это практически всегда псевдоним со значением. Я не знаю, почему Владимир Ульянов взял себе псевдоним Ленин, и никто из лениноведов об этом не говорит, но псевдоним этот скорее то самое исключение, которое подтверждает правило. И в самом деле, вот буквально иллюстративный набор псевдонимов русских революционеров и революционных писателей: Сталин, Каменев, Свердлов, Молотов, Горький, Скиталец, Бедный, Голодный, Багрицкий… Маяковскому повезло просто с собственной фамилией. А вот кому-то не хватило символов (расхватали?), и Лев Бронштейн стал Троцким, а Юлий Цидербаум – Мартовым. Хотя и тут: в фамилии «Мартов» звучит, по крайней мере, что-то весеннее. А вообще, смотрите как символично: Сталин, Каменев – в чести твердость, несгибаемость, а не мягкость и гибкость. Шутка в сторону: что такое несгибаемый большевик? Это большевик, который не может согнуться (этот черноюморный анекдотик я придумал во времена социально-маразматической геронтократофилии). Но вот уже не шутка в сторону, а «шутки в сторону!» – один известный диссидент, ровесник «Великого» Октября (что он всячески всегда любил подчеркивать), взял себе псевдоним, который стал добавлять к фамилии: Адастров. Это от PER ASPERE AD ASTRAM – «через тернии к звездам». А другой диссидентствовавший паранойяльный советский философ добавил к своей еврейской фамилии продолжение «Танин» (умерла любимая дочь Таня, причем после ее смерти он поклялся никогда не говорить неправды). Паранойяльные могут быть сентиментальны, а не только жестоки – надо было показать любовь к дочери, это человечно.
Маленькая ремарка. Пусть моя ирония не будет расценена как излишнее осуждение. Часто псевдонимы действительно грешат безвкусицей, но бог с ними, лишь бы молот не размозжал головы, а сталь не рубила бы их. Кстати, иногда эта безвкусица становится видна лишь издалека (ведь лицом к лицу лица не увидать). И вот даже человек с глубоким писательским мышлением Алексей Максимович Пешков поддался на провокацию эпохи и чуть ли не первым начал всю эту смешную историю с псевдонимами.
Любовь к псевдонимам роднит паранойяльных с истероидами. Только там или откровенно-театральные псевдонимы типа Изумрудова, Жемчугова, которые, увы, давал своим крепостным актрисам в остальном не страдавший безвкусицей граф Шереметев. Или артистичные псевдонимы типа Кручинина (из «Без вины виноватые» Александра Островского).
Психотехника общения
Паранойяльный отпускает направо и налево конфликтогены. Можно сказать, что психотехника общения паранойяльного беспардонная. Тут и там он буквально кидается резко неприятными обидными эпитетами, язвит, откровенно оскорбляет, может плеснуть оппоненту в лицо апельсиновым соком на глазах у телеведущего и миллионной телеаудитории. Осторожный человек для паранойяльного часто трус, у которого «штаны коричневые». Оппонент, высказавший сомнения, – неумный человек. Он напряженно говорит, даже если все в порядке; быстро переходит на крик, просто орет, размахивает руками. Он режет правду-матку в глаза и за глаза. Или даже, как грубовато, но точно сказал о себе один из паранойяльных, «толкает правду в матку».
Он не наушничает и не заушничает, он просто раздает всем сестрам по серьгам, которых те «заслуживают», мало обращая внимания на то, какой минусовой эффект это производит. В общении паранойяльные бывают трудны тем, что вообще склонны давать отрицательные оценки. Без повода гораздо чаще, чем по поводу. При всем этом по той же линии они оценивают себя положительно. Это бессознательные механизмы самоутверждения. Желание возвыситься за счет унижения другого. Любит похвалы в свой адрес, признание. Может клюнуть и на лесть, попадается, мстит. Положительные оценки людям почти не дает. Разве что похвалит за преданность ему, за хорошую работу во имя его дела. Если паранойяльный понял, что это надо для дела, он может дать и положительные оценки. Но спонтанные высказывания оценочного характера все-таки чаще отрицательные. Если вы паранойяльный, учтите, что все это не нравится людям, это не делает вас симпатичным ни в их глазах, ни в ваших собственных. Поняли, приняли к сведению – даю совет: больше думать о положительном в людях, больше говорить об этом. Отрицательные оценки – только тогда, когда нельзя без них обойтись.
Если паранойяльный сделал своим главным делом наведение социальной справедливости, то он и ведет себя соответственно по отношению к врагам – обличает, призывает весь народ с ними бороться, сам при этом лукавя по мелочам.
Отрицательные оценки у паранойяльного более часто, чем у других психотипов, продолжаются в обвинения. Важно еще и то, что паранойяльные не просто обвиняют. Эти люди, как мы говорили, распекают близких им людей. И очень любят распекать. За все что угодно: за опоздания, за нерадивость, за грязь. Паранойяльный брюзжит… Налагает санкции. И собственноручно наказывает. В отличие от эпилептоидов, их наказание – с большими передозировками, неадекватно. Они всегда перегибают палку. В их духе – вендетта. Красный террор был ужаснее белого. Они склонны к суду Линча, к геноциду.
Паранойяльный отпускает направо и налево конфликтогены. Психотехника общения беспардонная. Он кидается резко неприятными обидными эпитетами, язвит, откровенно оскорбляет.
Они, надо сказать, могут и обуздать свою агрессивность, если с ними долго позанимаются психологи, которые помогут понять, что многие решения паранойяльными принимаются иррационально. Психологи должны им помочь остановиться в беге, оглянуться во гневе, все осмыслить и жить не рефлекторно, а рефлексивно (осмысляя не только все вокруг, но и мотивы своих поступков).
Паранойяльный и сам страдает от того, что он просто не видит положительного, он весь в отрицательных переживаниях, он вечно всем недоволен.
Он гневлив, при этом его нельзя даже назвать раздражительным; он не сдержан и раздражителен, как эпилептоид, а просто не держит аффект и заводится с пол-оборота. Он считает себя всегда правым и вправе. Он распускает себя. Гнев его сокрушителен и страшен. Он не корит себя за гнев, как это бывает с эпилептоидом.
Происходит это по поводу и без повода, в связи с бытом и с тем, что люди не хотят принять навязываемый им новый порядок в социуме. Он не просто гневается, он обличает, требует каяться, клясться в верности. Те, кто не согласен, – мещане, консерваторы, ретрограды, мелкобуржуазные, враги прогресса, контрреволюционеры, чиновники, не хотят отречься от старого мира, отряхнуть его прах с ног, мешают продвижению вперед…
Паранойяльный не задумывается, что этим отталкивает от себя потенциальных союзников. Но если его интеллект достаточен, чтобы понять разъяснения на эту тему, он может быстро сменить тактику, улучшить психотехнику общения и стать более осторожным в высказываниях, но обычно остается при своем мнении.
Паранойяльные более, чем другие психотипы,